Ядовитый гелий

      Понедельник, вечер       Как-то странно. Очень странно я к этому пришла. Мысли спутывались в клубок, переплетаясь и становясь бессмысленными. А зачем теперь об этом думать? Прошлое есть прошлое, и нечего тратить свое время на него. В общем… В общем, я странно пришла к выводу о том, что моя жизнь катится куда-то вниз ко дну. Кто бы мог подумать? Я все еще свысока смотрю на себя, и меня одолевает истерический смех. Потом, заливаясь слезами, собственно, теряю какое-либо понимание своих глупых неоправданных действий.       К чему это я? Внезапное озарение толкает меня вперед, но почему-то эта дорога к «светлому будущему» ведет меня в никуда. Удивительно и одновременно так очевидно. Я, честно говоря, так и думала, предвидела такой исход. В десятый раз…       Да как это? Что случилось со мной? В какой-то момент я просто разочаровалась в жизни. Так сильно и быстро, что не успела среагировать! «Пожалуйста. Пожалуйста, прошу!» — говорит мне депрессия и апатия. Но разумно ли поддаваться таким низменным чувствам?! люди в таком состоянии похожи на трупов, а трупы лежат глубоко под землей… Хотя человек в любом случае живой труп.       Так я бегаю по уголкам разума в поисках нити здравого смысла, но она ускользает из рук! Мне не достает сил удержать в ладонях хоть что-нибудь. Хоть каплю.       «Извини меня, я завралась. Так завралась… Прости, если сможешь, прости. А можешь и не прощать, я от этого не умру. Или нет?» Довольно странная речь для того, кто хочет, чтобы его поняли… Поймет ли он?       Неожиданный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть и оторваться от листа бумаги. Укутанная в плед, я поспешила в прихожую и стала ощупывать карманы куртки в поисках ключа. Ключ тяжело вошел в скважину. Отворив дверь, я впихнула в квартиру стоящего на лестничной площадке парня и захлопнула ее с громким треском.       — Ты с ума сошел.       Я всегда констатирую факты, это во-первых. Во-вторых, если это не так, смотри первый пункт.       — Я соскучился, — он придвинулся ко мне и приобнял меня за талию.       Но я легонько оттолкнула его и отошла в сторону. Он недовольно посмотрел на меня, опустив руки. Я, немного замявшись, начала перебирать варианты оправданий, чтобы не обидеть его.       — У тебя куртка такая холодная, — выпалила на одном дыхании.       Он улыбнулся и, расстегнув молнию, стащил куртку.       — Ты замерзла? Отопление вроде бы дали.       Я не помню, честно говоря. Холодно не было. Может, так я пыталась согреть себя изнутри?       — Да, что-то похолодало… Ты сам как дошел?       — Как обычно, — отвечал он, снимая ботинки, измазанные какой-то грязью. Опять по лужам ходил.       Я застыла у стены и смотрела на его шею. Он все еще носит эту цепочку, которую ему подарила бабушка.       — У тебя что-то случилось? — спросил он, мягко взяв меня за руку.       Нервный срыв. Невроз. Сердечный приступ. Ну конечно, случилось! Еще спрашиваешь? Жизнь медленно рушится на глазах, а ты спрашиваешь, случилось ли у меня что-то?!       — Нет, все хорошо, — отмахнулась я, вытащив из его рук свою ладонь. — Просто ты не предупредил меня, что придешь.       — О, извини, — насмешливым тоном воскликнул он. — Я тебе помешал?       Скорее, сбил с мысли… Помешал писать признание, которое тебе же и адресовано.       — Нет, что ты! — ответила я, соскочив с места. — Идем в комнату. Я не занята.       Он пошел за мной. Я чувствовала затылком его пронзительный чувственный взгляд. Взгляд, полный доверия… Доверие? Наивность.       — А, что-то пишешь, — сказал он, заметив мою тетрадь на кровати. — А говоришь, не занята!       — Разве это занятие? — прыснула я, быстрым движением убирая тетрадь.       — А мне покажешь? — он хитро улыбнулся и присел на край кровати.       Я тоже ему улыбнулась, но ответа не находила. С языка все слова провалились в ту огромную зияющую дыру в душе, что раскопал он. Точнее, я… Но… Да черт, я бы с радостью показала тебе злосчастную тетрадку! Ведь текст, написанный в ней, именно тебе и адресован!       — Что происходит? — спросил он нежным голосом, почувствовав мое замешательство.       Я подняла на него свои лживые глаза и поправила левой рукой волосы. Правая же сжимала его теплую ладонь, уже успевшую отогреться после уличного мороза. Только тише. Тише… Я давно это репетировала и проигрывала в голове. Ха, ну как давно? Я даже не знаю… Может, без импровизации и по написанному?.. Боже, Максим.       — Мог ли ты представить себе, — начала я вкрадчиво, — сколько… нет… что… что вот эти глаза… мои глаза… таят в себе такую ложь и… Я обманываю тебя.       — В каком смысле? — спросил Максим, не меняя нежного мягкого выражения лица.       — Макс, пожалуйста! — я закрыла глаза рукой. — Не надо так смотреть! Мне стыдно, я так виновата перед тобой…       — Так все-таки?       — Я объясню. Честное слово, я… Я хотела сказать, но… Но вот это все… Я запуталась в себе, понимаешь?       Максим вздохнул и отвел взгляд в сторону окна. На улице темнело. Было уже достаточно темно, чтобы плестись по дороге в глубоких раздумьях, вычисляя, насколько я мразь.       — Ты изменяешь? — тихо спросил он, не смотря на меня.       — Нет-нет! — поторопилась ответить я. — Нечто другое, но такое… непростительное…       — А что еще может быть таким преступным с твоей стороны? — раздраженно бросил Макс, выдергивая ладонь из моих рук.       — Не преступным, — промямлила я. — Это… Это началось в тот январь, когда я переступила какой-то невидимый порог реальности. Ясное солнце светило мне в лицо так ярко, что глаза ослепли и перестали видеть то, что я творю. В то время ты еще не знал меня, ни разу не видел. Признаться, я никогда не говорила о том, кто был на твоем месте. Да-да, а он был! Это незаметно, ведь наши отношения нельзя назвать отношениями! Они закончились незаконченными. Точка… Никто не решился поставить точку на нашей влюбленности. Я не решаюсь называть наши взаимоотношения любовью. Любовь — слишком громкое слово для наших ржавых качелей.       — Подожди, — перебил меня Макс, приняв очень серьезный вид.       Я просверлила его ненавидящим горячим взглядом. Не сбивай меня с мысли! Не смей так делать!       — Я же вообще не въезжаю в происходящее, — сказал он, посмотрев на меня.       Я сразу опустила глаза на его бледные ладони. Блин, так дай мне договорить! Это же так просто!       — Сейчас это неважно, — прошептала я, глотая подступающие слезы.       — Но ведь непонятно…       — Это неважно, — процедила я сквозь зубы, закрыв глаза. — На данный момент это совсем неважно. Я не хочу рассказывать все с самого начала… Это все потом.       Я замолчала. Интересно, почему я испугалась сразу все с самого начала говорить ему? И опять буду врать? Я глубоко вздохнула и собралась с мыслями. Хотя это маловероятно, ведь мои мысли напоминали хаос, безжизненные пустыни в густом сером дыме, будто после взрыва. Мне сложно. Грубо говоря, я врала себе и всем окружающим, водила все живое за нос, сама же утонула в своих выдумках.       Он выжидающе смотрел на меня, я изредка поднимала голову, лишь чтобы убедиться в том, что его внимание приковано ко мне. Мне стыдно открыто смотреть ему в лицо. Он обманут, как маленький мальчик в песочнице, с которым решили поиграть в куличики, а потом пришла злая девочка и растоптала все его куличи, которые он лепил месяцами.       — Если ты еще захочешь слушать меня, — промолвила я, только чтобы хоть что-то сказать, — могу и рассказать о нем подробнее.       — Ты же знаешь, — Макс улыбнулся и дотронулся до моей щеки, — я всегда готов тебя выслушать.       — Но будешь ли после того, как я скажу, что… искала в тебе его? Мне нужен был кто-то, кто смог бы восполнить эту пустоту в душе. Он изрезал мое нутро, и эти сквозные раны надо было срочно чем-то закрывать. Я любила его до одури, но он не разделял моих чувств… Держал близко к себе, но прямым текстом говорил «не люблю». И все равно я сходила с ума от него… Дура, да? Мы оба знаем, что для первой группы крови другая не подойдет. Его существо текло во мне, как потоки крови, я им дышала, я им жила… Люди нуждаются в кислороде, а я нуждаюсь в гелии.       — Человеку не нужен гелий для дыхания, — возразил Макс, теряя мою ладонь.       — А мне нужен! — вскричала я. — Мой нейтральный газ… Я искала в кислороде гелий, глупо, но это так. Когда я вся изнутри отравилась им и начала истекать кровью, мне пришлось отказаться от дыхания именно им. Но душа все равно саднила и ныла от боли, и тогда ты встретился на моем пути, и что-то внутри екнуло… и мне даже показалось, что это и есть мой гелий… Так нужен был он мне тогда! Но вся проблема в том, что я обманывала не только окружающих, но и себя. Теперь мои глаза открыты. Веки распахнулись, и наземь посыпались осколки моего вечного обмана. Наверное, я мазохист. Прости, ты не мой гелий.       — Ты имеешь в виду, — начал Максим, но тут же слова застряли поперек горла, когда он догадался.       Мне ничего теперь не остается. Он ранен моими словами, я вижу. Вижу его широко распахнутые глаза, наполненные то ли болью, то ли горечью воспоминаний. Вижу его застывшие губы, чуть приоткрытые и расслабленные. Вижу его опущенные руки. Те самые руки, которые лишь недавно обнимали меня. Настоящее любящее сердце, теперь разбитое на тысячи осколков. Оно напоролось на уже избитые, но склеенные тонким скотчем в один слой, чувства несуществующей души.       — Я никогда тебя не любила, — мой взгляд пересекся с его, но только на секунду. — Эти слова любви были адресованы только той части тебя, которая так похожа на мой желанный гелий…       Максим молчал. Это естественно. Я по себе знаю, что такое разочарование и разбитое сердце. Только мое было намного сильнее, ведь на карту я положила нечто большее, чем просто любовь. Оно и до сих пор там лежит…       — Ты знаешь, — обратилась я к нему, подняв голову, но неожиданно для себя увидела, что он уже ушел.       Сколько прошло с того секундного взгляда? Он уже успел уйти? Я быстро выбежала в коридор и прильнула к двери. Открыта. Распахнув ее, я выглянула на лестничную площадку, но все, что осталось там от Максима, было гулкое эхо его быстрых удаляющихся шагов. Тяжелых, будто по воде, шагов.       Стоит ли теперь жалеть? Себя или его чувства? Интересно, увижу ли я после этого хотя бы раз это бледное лицо с ангельскими глазами? Странное чувство в груди. Я сползла по двери на холодный пол и сидела там, в коридоре, оставшись наедине со своими призраками счастливой жизни.       Вторник, ближе к ночи       Потрясающее свойство человека: ходить по кругу. Некая цикличность привлекает к себе, ведь так ты понимаешь, что скоро тебе снова будет хорошо.       Я чуть ли не бежала по темной улице, освещенной старыми высокими фонарями. Образ Максима еще стоял перед глазами утром, но вечером по закону цикла я вернулась к самому началу. Передо мной была тяжелая металлическая дверь серого цвета. Я нажала на две заветные цифры и, затаив дыхание, приблизилась к динамику домофона.       — Кто? — провозгласила железка на двери тонким мелодичным голосом.       — Это я, — последовал мой ответ.       Из динамика вырвался приглушенный короткий вздох и дверь парадной открылась. Я медленно перешагнула через порог и направилась к лифту. Небольшая дрожь прошла по моему телу, когда он тронулся с места. Я всегда боялась лифтов. Нужная мне дверь квартиры уже была открыта. На пороге я почувствовала знакомый сладкий запах. Это его запах. Так веет только им. Быстро избавившись от пальто и сапог, я зашла в привычную темную комнату, которая всегда обдавала легким холодом. За письменным столом сидел он. Низкого роста с невероятно выразительными глазами и светлыми чуть подернутыми волосами. Я встала рядом, и его ленивый небрежный взор остановился на мне. Моя душа трепетала, волнение обхватывало меня за горло и душило хаотичными мыслями.       — Ну, — чуть слышно сказал он, опираясь на ладонь головой. — Как бы… Как дела? Не устала бегать туда-сюда?       — Нормально, — ответила я, теребя в руках край толстовки.       — Ну хорошо, — вздохнул он, оборачиваясь к своим записям в тетради.       Я заглянула туда одним глазком, но, увидев высшую математику, отвела взгляд на его руки. Он спокойно и размеренно писал, иногда дотрагиваясь до волос, будто они ему мешали…       — Мне тебя не хватает, — на одном дыхании выпалила я, припадая к его плечу и взрываясь накопившимися слезами.       — Хорошо, — немного помолчав, ответил он. — В общем-то, я так и знал.       — Я глупая…       — Ты нормальная.       Он гладил меня по голове, старательно выписывая буковки в тетради и иногда обрывая шуршанием листов мои бесконечные всхлипы.       Незаконченная игра в любимых будет продолжаться до конца, моя ложь прекратилась, но прекратились ли мои мучения? Мой гелий, мой единственный, дай лишь знак… Лишь один знак…       Я подняла голову и дотронулась до его губ. Все такие же холодные и ядовитые… Но пока ты здесь… я готова травиться твоим ядом каждый раз, когда ты позовешь.