Я обещаю Тебе (Всевышнему)
Аллах наставляет сердце человека на истинный путь. Нужно просто прислушаться... После длительного употребления яда, по приказу Старшей Валиде Султан, её внук — Султан Ахмед Хан отошёл в мир иной 22 ноября 1617 года. 1617 год. Османская Империя, Константинополь. За несколько часов до вступления на престол Мустафы I. Плата за смерть собственного сына Сафие Султан сбылась. Один из главных виновников уже в могиле, (Ахмед Султан) которого раньше любила — теперь ничего не сделает ей. Осталась лишь одинокая Кёсем Султан. Супруга Султана Ахмеда научится отныне жить по-другому... Если не забудет Всевышнего... Если грязные планы Шайтана не покажутся для неё более успешными... Большое государство покинул лишь один человек, но только все разучились знать о справедливости. Так или иначе: во всех вселяются отныне отвратительные думы. Кто знает, может проявила бы больше нетерпимости сама Сафие Султан, то и присутствия любимой Повелителя — Кёсем, то и собственного зятя с дочерью лишилась бы... Обещали мы много: Утром за пробуждением добрым, за обедом, да хоть во сне... Обещания точно шрамы от ожога шального. Только не известно о последствиях малышне.Раз, Два, Три, Четыре, Пять. Я иду тебя искать. Ты бежишь, вот огорченье, Боишься ты избежать мученья. Тебе не убежать, Раз, Два, Три, Четыре, Пять.
Нужно проявлять искренность (ихляс) и придерживаться благих намерений (нийат) во всех делах и словах и в любых обстоятельствах — явных и тайных.Я стучусь в твоё окно, На дворе уже темно. Смотришь ты через него На ночное полотно, Но не видишь ничего... Обернись! Увидь его! Будь же слыбым, Будь же чёрствым! Покорись мне, чудо-горе Соверши самое ужасное из всех грехов!
Всевышний сказал: "Скажи: Станете вы скрывать то, что в сердцах ваших, или обнаружите это, Аллах это знает..." ("Семейство Имрана", 29). Хюмашах сидела в кресле, укутавшись в лёгкую шаль. Лунный свет без стеснения раскрасил ровное лицо дочери Сафие. Но держаться больше не может: она вздрагивала от того, что слёзы всё чаще падали на её холодные пальцы. "Завтра мы могли бы посадить на трон Искендера..." — думала Хюмашах. А задавала ли она себе вопрос, если бы её брат на самом деле был жив, то ради него она бы убила всех детей любимого племянника? Вдруг власть затмила бы его глаза? И его родная сестра лишилась бы жизни в секунду? "Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: Поистине, Аллах Всевышний не смотрит ни на тела ваши, ни на ваше обличье, но смотрит Он на сердца ваши". (Муслим). Лик Госпожи менялся: от невинности до малодушия, от облегчения до угрюмости. Но верных утверждений сыскать не удавалось.Съест он честность. Съест благоразумность. Останется лишь злоба. Останется желание беспрепятственно жить.
Он дал эти испытания, Он даст и их решение. Каждый раз, когда с нами случаются неприятности или мы переживаем сложным времена, мы должны помнить о следующем: «Аллах не возлагает на человека сверх того, что Он даровал ему. После тяготы Аллах создает облегчение» (65:7). Её влажные губы суетно подрагивали. Она щурилась, обращая взгляд к потолку, и мужчина видел, как её серые глаза блестят от слёз. Возвращение мужа не выдавало ничего нового на её устах. Только скромный взор в его сторону, а с его стороны пустота кричащая и желание справедливости невозможное. Под слабый такт качания головой жены, ощущалось непосильное рвение жестокости к ней. Предел ведь есть ко всему. Однако, если она не хотела видеть очевидного, а приближение к идеям её матери смотрятся как грехи? Тогда перестаёшь верить в чудеса, и взор обращается в пустую ночь, где обитает Сатана, где всё легко и просто... «Не равны добро и зло. Оттолкни зло тем, что лучше, и тогда тот, с кем ты враждуешь, станет для тебя словно близкий любящий родственник. Но не будет это даровано никому, кроме тех, кто проявляет терпение, и не будет это даровано никому, кроме тех, кто обладает великой долей» (41:34-35).Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Будем в преданность с тобой играть. Жалкие глаза. Чистые мысли. Всё более во лжи. Не ври. Не смей более ходить на другую сторону. Будет солнце. Будет день… Только тебя лишь заботят горы золота чужие теперь. Чтобы никто тебя не беспокоил — ты видишь один лишь чудодейственный способ...
— И что это? — вдруг рявкнула женщина. Слёзы её искрились на глазах диким презрением. Она как будто вросла в кресло и, процедив те же слова, яростно продолжила: — Как ты мог поступить так, Зюльфикяр? Как можно было посадить Мустафу на трон, если есть Осман? Что это? Доверившись Кёсем снова, в который раз, ты совершил большую ошибку! Вы собственноручно передали Гарем Халиме... Кто же теперь защитит Шехзаде? Упаси Всевышний, что же случится завтра?! Госпожа всё ещё пожирала его своим взглядом, и слова ударяли в голову всё быстрее, неужели она так может? Никогда не знающая гордости и лести, она за секунду выпалила личное бедствие и не осознавала насколько это страшно. Хюмашах повернула голову и свет луны очертил её скулы. Она стала после сказанных слов вылетой матерью. Эмоции и манеры, никогда не знающие пристанища у этой Султанши, впервые зародились сейчас. — Мы приняли все необходимые меры, Хюмашах. Гарем находится в руках преданных Кёсем Султан людей. Будто что-то пыталось оттолкнуть их друг от друга, но мужчина, пытаясь не поддаваться на её грозные перемены, ответил ей спокойно и чётко. "Могла бы она себя видеть со стороны... как плохо она выглядит. Она пытается быть как все, но смысл? Безусловно, что-то, или даже кто-то устранить нас пытается. Из-за этого последние происшествия. Но если нам дана главная истина: быть честным и благоразумным, служить Тени на Земле Всевышнего, что же делать нужно?" — рисовалось у него в мыслях. Вдруг она застыла, держа свои руки на груди, видимо, она прочитала его мысли. Прежняя добрая улыбка на секунду вернулась к своей хозяйке. И тут же уста скривились, она процедила: — Пусть всё будет как ты сказал! — под конец она остановилась. Словно пожар потушили, словно наивность таинственно искоренила злобу несчастную. Руки сцепила она на горле и пыталась отдышаться. — Перестань, пожалуйста. Быть как твоя Валиде — это страшно. — почесав затылок, сказал Зюльфикяр. Велико было удивление Хюмашах, тогда стало понятно, что это не игра. Он отцепил её руки от горла и увидел красные следы. — Зачем ты это сделала? — Это не я! Клянусь тебе! Я сказала всё тебе в ужасном тоне, я бы не подумала! Прости меня! — Всё прошло. Всё позади. Не бойся, я с тобой. — Зюльфикяр поднял её за предплечье и заключил в свои объятия. Она ещё долго пыталась успокоиться, а после всё же отдалась эмоциям, тихо плача, прикрывая лицо руками. Прошло время, слёзы высохли. Она вздохнула и закрыла глаза. Ветер на улице поднялся и заставлял то одного, то другого посматривать в окно. Хюмашах тихо спросила и указала в ночную жизнь: — Я видела что-то! — Хюмашах, ради Всевышнего, перестань. Ты меня очень напугала итак. На его умоляющий вид она опустила уголки губ и хотела вновь улыбнуться, если бы не толчок в окно. Вдруг слева от них сорванная ветка пробила окно и влетела в комнату вместе с прилипшими к ней листьями. Холодный поток ветра затопил комнату с блестящими, как бисер, осколками стекла.Если ты не глуп И умеешь зорким быть, То увидишь образ ты, Который не забыть. Стали, глупые, Выбирать лёгкую сторону. Все: один за другим. Скорее! И ты! Может и ты убьёшь ради своего блага, ещё поглядим...
Хюмашах передёрнулась, и Зюльфикяр прижал её голову к себе. Чайные глаза вновь застелила пелена слёз, а губы растянулись в столь любимой улыбке. Он тоже улыбнулся ей и поспешил прижать горячо любимую жену к себе, дабы она не видела его слезящихся глаз.Страшно грешным умирать, Честным за блага смерть-то не грозит? Извини, у нас игра совсем другая... Когда ты чуешь, что я есть. Когда ты хочешь стать храбрей, Когда ты клянёшься быть справедливым — Уступи это место. Может не себе, другому, третьему, пятому. Это не важно... Всё равно очередь не дойдёт быть справедливым никому... Ты прекрасно видишь. Ты был рождён под властью алчности и зла. К чему быть благоразумным, моё дитя?
Ведь это кровь Твоя течёт в моих венах. Скажи же мне, как я могу позабыть. Как же вы можете предать Всевышнего? — Родная. — погладил её по волосам. — Да? — ответила непринуждённо. Словно бес, вселившийся в неё немного ранее, не посещал её. Словно была мелкая ссора о рассуждениях лучшей власти, а сейчас все беды позади. — Я вопреки приказу Повелителя сохранил жизнь твоему брату. Я соврал тебе о его смерти. Женщина сглотнула и оставаясь в объятиях, застыла. Зюльфикяр прижал её сильнее, а она стиснула зубы со скрежетом. — Н-н-нет... Не может быть, так ведь? Да нет же, ты не мог предать Ахмеда?! Ты не смел Всевышнего ослушаться! Мужчина трудно выдохнул и уткнулся носом в её волосы: — Только для тебя. Мне нельзя было не послушаться тебя. Но... — Но... Что же мы теперь делать будем!? Нельзя... Матушке нельзя говорить!.. Как же... Всевышний, прости... Мама узнает... Много людей пострадает...— мысли её путались. Каждые новые два слова обрывались. — Остановись, Хюмашах... — он прикоснулся к её подбородку, и она обратила взгляд на него. — Сейчас мы ничего не сможем сделать. — он взял лицо Хюмашах в свои руки. — Как не можем? Как? Всевышний укажет нам путь верный и брат с мамой останутся в живых! — она положила руки ему на плечи. Он обнял её за талию и привлёк к себе: — Сердце обретает успокоение благодаря поминанию Аллаха. В одном из хадисов Пророк (мир ему) сказал: «Во истину у тебя есть две черты характера, и эти черты нравятся Всевышнему: Хильм (мягкий характер и терпение) и делать дела взвешенно и без поспешностей». (Сюнен-и Тирмизи)