У меня

Гул учеников раздражает до скрежета в зубах; Хёнджин недовольно поджимает губы, опираясь о подоконник в коридоре. Когда Минхо убедится, что снаружи никого нет, и вернётся, то они пойдут курить. Наконец-то. Форменные юбки у школьниц довольно-таки короткие, их тощие ноги смотрятся неплохо, но это совершенно не имеет никакого значения, когда процентов девяносто из них с низкой социальной ответственностью. А те, которые нет, — пресные, как вода в трубах. Хван прослеживает взглядом за одной высокой девчонкой, которая стреляет аккуратно накрашенными глазами, пряча улыбку в распущенных волосах. Но он почти сразу же отворачивается — скукота, курить хочется неимоверно, а ещё младший братец вывел с утра пораньше. Минхо появляется из-за угла, с совершенно обычным лицом, чтобы не вызвать подозрений у дежурившего на этаже учителя. Он присаживается рядом, начиная специально громко говорить о том, что нужно дома убраться и только потом ему разрешат пойти гулять. Мужчина заметно косится в их сторону, а потом разворачивается, заметив каких-то матерящихся ребят в противоположной стороне. — Чисто. До начала английского языка минут шесть-семь, и вероятность успеть с каждой секундой приравнивается к нулю, потому что Хёнджин с курением на «ты» и спешить в этом деле ненавидит. — Пошли, блин, уже, — он берёт Ли под локоть. Друг, в отличие от него, опаздывать не любит. — Даже если Гу решит пойти за нами, я всё равно выкурю хотя бы одну. Замок на двери одного из запасных выходов из здания школы уже был сбит прежде, кем-то давно выпустившимся. Хёнджин не помнит об этом парне ничего, кроме татуировки за ухом и выжженных белых волос, но за это благодарен ему сильно. Минхо во время перекуров чаще всего сидит на бордюре или же фотографирует всё интересное, что может увидеть. Они знакомы с горшка, и уж лучше бы, честное слово, мама завязала отношения с его овдовевшим отцом, чем с каким-то там офисным планктоном Яном, который младше мамы на пять лет, так еще папашей стал в семнадцать. Веселуха, одним словом. Солнце печет неимоверно, будто бы и не сентябрь вовсе. Рубашка противно начинает липнуть к телу, а еще утренний случай не отпускает совершенно. Обычно сигареты помогали хоть как-то успокоиться, а вот с младшим братом, которого даже противно так назвать, это не работает. Хёнджина раздражает в нём абсолютно всё, начиная от брекетов и дебильных ямочек на щеках и заканчивая узкими стопами в темно-синих носках. Раздражает. Хван психует, берется за следующую и жалеет, что моральные принципы не позволяют избивать тех, кто младше. Как же было хорошо, когда он жил вдвоем с мамой и никаких источников раздражения не наблюдал. А теперь приходится жить с одним из них под одной крышей и делить с ним завтрак и ужин, школу и родителей. — Придержи коней, — хмуро говорит Минхо. Друг недовольно смотрит на время, и всем своим видом показывает, что пора бы торопиться, и так опоздали уже. Минхо-то знает, что в режиме «прикоснись-бомбанёт» приятель теперь будет находиться весь день, если повезет — к вечеру остынет. В семь двадцать четыре Чонин запутался в собственных ногах и ударился лбом о хёнджиново плечо, выбив горячую чашку с чаем у него из рук. Входная дверь открывается как-то уж слишком медленно. Мама летает по кухне, стараясь в очередной раз удивить мужа, а Хёнджин сидит за столом и лениво ковыряет вилкой греческий салат. За родительницу он всё-таки рад, ведь это её первый брак, первые «нормальные» отношения, потому что своего отца Хван даже на фотографиях не видел, что уж говорить про встречу вживую. Она затягивает волосы в хвост потуже и, улыбаясь, здоровается с Чонином. Хёнджин даже не удивляется, когда что-то в очередной раз падает: сам Ян или же его рюкзак — пофиг. С недавних пор мама начала жаловаться на то, что паркет скользкий и нужно что-то с этим сделать, хотя до появления нового сыночка её он устраивал аж семь лет. Кто же виноват, что Чонин не может нормально держаться на ногах. — Мой руки и иди кушать. Нет, с пасынком она ведет себя точно также, как и с родным сыном, и проблема тут даже не в этом, ведь отчим Хёнджина принял. Гвоздь программы тут Чонин, который ходит чуть ли не по пятам и все пытается помочь, угодить, сделать. — Хорошо. Он активно кивает и возвращается уже через минуту, садясь по левую сторону от брата. Хёнджин хочет громко фыркнуть и закатить глаза, но смысла нет совершенно. — Привет, хён. Будто бы в школе не виделись. Честное слово, Хван вообще никогда не замечал Чонина, тем более, если он на класс младше. А теперь он невольно наблюдает его постоянно и, какой ужас, иногда даже слышит его голос на переменах, когда в принципе не должен слышать сквозь десятки таких же голосов. Хёнджин неопределённо что-то бурчит в ответ, отодвигая ненавистный салат в сторону. Ради мамы он всё-таки съел половину, а это уже подвиг. Он встаёт из-за стола и говорит матери, что наелся, и идёт в свою комнату. Слава Богу, что он не делит её с Яном, иначе настал бы ад на Земле.