Игра

      Комната была буквально пропитана терпким запахом гнева, пота и сгущалась от напряжения, натягиваясь в тонкие струны, отчего дыхание становилось обрывистым и жадным.       Горячий нос коснулся пульсирующей венки на шее, мучительно медленно проводя выше, к острым скулам, что покрылись мелкой испариной. В помещении было достаточно прохладно и внезапный жар возник вовсе не от страха или чего-то подобного, что было явно не свойственно парню.       — Вот чёрт во плоти... Какой грязный и развратный. Баку, не раздвигай так ноги, дамам не положено так сидеть, — ядовито тянет на ухо, опаляя кромку горячим дыханием, с силой прикусывая, отчего вызвал лишь гневный оскал, что стянул припухшие губы и звон цепей. Тихий скулёж ласкал уши: запястья, скованные наручниками, были покрыты багровыми синяками и ссадинами, вызывая новые и более острые ощущения у обоих душ, что находились в темной комнате.       — Завались, ублюдок, — в гневе рычит и шумно выдыхает, когда чужая горячая ладонь скользит по внешней стороне бедра под юбку, едва касаясь тонкими пальцами пульсирующего бугорка под тканью трусов. Катсуки сильнее хмурит светлые брови и мелко содрогается всем телом: разум отчаянно протестует чужим действиям, не скупясь на маты, а вот тело предательски выгибается под чужими ласками в этом дерьмовом горничном платье.       — Тебе нравится, просто признай это, — Даби усмехнулся, уже всей ладонью сжимая пах и губами припадая к бледной коже на шее, с силой кусая, отчего вызвал целый табун мурашек на чужой спине. Бакугоу ведёт головой, сильнее стиснув бледные зубы и пытается отстраниться, до крови прокусывая уголок губ – сдержать стон иначе не получается. Тело просит большего, а вот гордость давит назад. Точнее на пах, пытаясь справиться с накатывающим возбуждением.       Да, парень обожал ощущать тупую боль от зубов на коже, обжигающие дыхание на широкой груди, пульсацию алых полос на заднице, кровавые вспышки перед глазами от острой боли в руках, стягивающие тело верёвки, отчего в долгой позе то затекало, а освобождение давало то сладостное чувство мнимого расслабления.       Тонкие пальцы перебирают пуговицы на груди, но со звоном падает на пол лишь верхняя, оголяя нетронутые выпирающие косточки ключиц. Даби с хищным прищуром разглядывает, нагревая пальцы и перебирая их вдоль, оставив за собой пульсирующие ожоги. Катсуки морщится, дёрнувшись и запрокидывает голову, отмечая лишь, что тугой узел внизу паха начинает тянуть сильнее, заставляя, сидя на стуле, свести ноги вместе, но ему не дают. Злодей ловко подцепляет край трусов, почти моментально сжигая их, оставив на чужих бёдрах легкое покалывание, и скользит к узкому кольцу мышц, надавливая и издевательски медленно оглаживая.       — Твою мать... — вылетает сквозь стиснутые зубы, а гневный взор алых, но достаточно мутных, глаз впивается в бирюзовую радужку, показывая всё недовольство в полной мере, вжимаясь задницей в край мебели, пытаясь отодвинуться, но попытки отказываются тщетны. Палец на сухую скользит в узкое отверстие, пока ладонь удерживает пленника на месте, с силой сжав ягодицу, на которой явно останется синяк.       Неразборчивое мычание, и Бакугоу утыкается носом в собственное плечо, явно пытаясь слезть с руки, и тихо скулит, вперемешку с рычанием, когда внутри оказывается уже второй палец, постепенно растягивая. А Даби лишь в радость видеть, как тот корчится в беспомощных попытках как-то вылезти из этой ситуации: герой, что с детства мечтал стать номером один, никого и близко к себе не подпуская, сейчас буквально плавится под его прикосновениями. Это ли не приносит огромное удовольствие его садистской натуре?       — Хватит, — сипло хрипит юноша, сжимаясь внутри и замедляя чужие движения, за что получает: раскалённая ладонь со звонким шлепком касается щеки, отчего та протяжно пульсирует и краснеет, а после сжимает горло, частично перекрывая доступ к кислороду. Катсуки морщится, судорожно приоткрывая рот, в попытке глотнуть живительного кислорода, сам не замечая, как в уголку глаз скапливаются слёзы, а пальцы резко покидают задницу, заставив вовсе не расслабиться. Каждая мышца была стянута в тонкую струну напряжения, ибо он мысленно понимал: двух пальцев недостаточно для растяжки, а смягчать с помощью смазки Даби не станет.       — Стой... — еле слышно срывается с губ, а кожа начинает чуть синеть от недостатка кислорода. Даби не обращает на это внимания, ловко и со звоном стягивая с себя штаны, освобождая давно жаждущий внимания член, приставляя головку и медленным, хоть и рваным толчком входит в узкое отверстие, замирая, наконец, разомкнув удушающий захват пальцев.       Бакугоу жмурится от невыносимой боли, отчаянно глотая воздух ртом и смаргивая не только темную пелену, но и солёную жидкость, которая медленно скатывается по щекам. Злодей с долей мнимой нежности, что сильно разнилась со всей ситуацией, прикоснулся к чуть влажным скулам, мягкими поцелуями перебираясь к губам, давая время привыкнуть – кровь всё же дерьмовая смазка.       — Прекрати... Блять, выйди, либо... — чужую речь резко прервал жадный поцелуй. Даби, не щадя, сминал тонкую линию искусанных губ, нагло скользнув языком в горячий рот, совершенно не заботясь о чужих зубах, что могут не хило отомстить за грубое обращение. Но ведь Катсуки нравится. Боль лишь сильнее возбуждает юное тело. Он ведь даже несовершеннолетний... Но разве злодея это ебёт?       Первый толчок был резким, выбивающим из лёгких весь воздух вместе с приглушённым стоном. Они так и не разомкнули губ, пока Даби грубо вылизывал чужой рот, иногда сплетая языки в своеобразном танце, постепенно начиная движение внутри того. Узкие горячие стенки, пусть и довольно сухие, плотно облегали член, вызывая острые искры алого света перед глазами, заставляя лишь наращивать темп и вскоре уже вдалбливать накаченное тело в деревянную мебель, что протяжно скрипела, готовая вот-вот сломаться.       Бакугоу быстро привык к боли, что переросла в наслаждение, и совсем забыл о своей гордости, что в тумане удовольствия отошла на второй план. Яркие стоны отражались от блеклых стен, и злодей впитывал буквально каждый звук, что оставался лишь в этом помещении, довольно щурясь и оставляя кровавые укусы на ключицах и манящих широких плечах.       Сейчас это крепкое строптивое тело принадлежит лишь ему, и ему одному. Именно он шепчет его имя, со свистом вдыхая раскалённый от жара тел воздух, он извивается под ним, пытаясь подобрать нужный угол, а после громко стонет, вперемешку с рычанием, ибо наслаждение захлёстывает с головой. Даби не любит излишние ласки. Катсуки не любит прелюдий. Они оба пришли к обоюдному согласию, хоть Бакугоу и продолжает отчаянно строить из себя героя...       Ладонь с влажным и пошлым хлюпаньем оглаживает ствол, массируя горячим пальцем на головку и размазывая выступающую смазку, надрачивая в такт толчкам. Парень закидывает одну ногу на поясницу тому и резко надавливает, насаживаясь до предела, невольно задевая бугорок простаты, в такие моменты, потеряв контроль над собственным телом, что удерживают горячие ладони, оставляя на пояснице тлеющие отпечатки. Даби тяжело и загнанно дышит, пока в висках пульсирует собственное сердцебиение, прижимаясь вплотную к юному телу и с заглушенным шипением изливается внутрь, а следом за ним и Катсуки, только уже пачкая кружевную ткань платья...       Они его выбросят. У Даби ещё много подобных вещей в шкафу...

и на этом их игра не закончится.