Твой любимый сэндвич

Том лежал в постели. Казалось, что всё пережитое наконец-то осталось позади, растаяло, как ночной кошмар - ведь сейчас ему так тепло, так уютно и спокойно, и не хочется шевелиться, хотя, честно говоря, он не отказался бы от завтрака... Но вся эта иллюзорная идиллия развеивалась, стоило только открыть глаза. - Том? Звук шагов заставил Тома оцепенело замереть, глядя на вошедшего Франсиса. Тот вошел в комнату, несмотря на свои габариты, практически бесшумно, почти скользя по полу, с какой-то непонятной гордостью, точно медаль, неся перед собой тарелку. - Тебе надо поесть, Том, - Франсис уселся возле кровати. Было очевидно, что кормить Тома он намерен только из собственных рук, однако, Тома эта перспектива не прельщала. - Не будешь есть - не сможешь встать с постели, - озвучил очевидную истину Франсис Том фыркнул. - Можно подумать, я сейчас могу это сделать! - Я хочу, чтобы ты успокоился, - пожал плечами Франсис. - Понял, что ты нужен здесь. Нужен мне. - И тогда ты вернешь мою одежду? - ядовито поинтересовался Том. Франсис просто кивнул и снова протянул тарелку. - Ну, кто проголодался? Несмотря на своё паршивое настроение, Том невольно снова фыркнул. В самом деле, они как будто поменялись ролями. Он и Франсис, маленький фарфоровый мальчик, за которым Том ухаживал, следуя длинному перечню правил, оставленному Агатой. Теперь же он сам оказался на положении игрушки, Фарфоровой куклы для вполне себе живого Франсиса, который то сдувал с него пылинки, то едва не выбивал душу - кулаками, как в тот день, когда всё же настиг пытавшегося сбежать Тома в кукурузном поле, или куда более мучительным способом - разговорами и признаниями. Казалось, он старался не выходить из дома, ставшего его миром на многие годы, и любой прогулке предпочтет часы у изголовья Тома. Конечно, Том отмалчивался, но его слова Франсису были не нужны. Он говорил сам, не умолкая, точно старался наверстать время, когда ему не с кем было говорить, кроме собственной матери. - Я так обрадовался, увидев тебя, Том, - заговорил он, глядя не на Тома, а куда-то перед собой, словно в прошлое, в тот самый день пару месяцев назад. - Сам не понял, почему. Агата была в восторге. Она сказала, что уже и не надеялась найти мне кого-то по душе, разве что ангела с неба... - Найти кого-то? - Том дернулся, забыв о своём обете молчания. - Ты хочешь сказать... - Она искала уже несколько лет, - ответил Франсис. - Сюда многие приходили, да, многие, но никто, - в глазах Франсиса зажегся знакомый безумный огонек, - не нравился мне. Все они... - он как-то брезгливо поморщился. - Сперва были девушки. Несколько. Но ни одна из них даже и не подумала соблюдать правила! Тому показалось, что, если бы руки Франсиса не были заняты, он стиснул бы кулаки. И врезал бы ими по ближайшей поверхности. - Пустоголовые курицы, и ничего больше. Другого обращения они и не заслуживали, - пробормотал Франсис. - Агата учла свои ошибки. Вернее, думала, что учла. Когда она стала подыскивать для меня парня... - он вдруг хихикнул. - Знаешь, мой брат Гийом, когда еще жил здесь, иногда приводил парней, когда мамы не было дома. Он думал, я ничего не замечу. Но я всё рассматривал в подробностях. Не отрываясь. И это бесило меня. Однажды я не выдержал. Вышел, и... В общем, после того дня Гийом больше не жил с нами. Тома мороз продрал по коже при одной только мысли, что мог сотворить с братом и его пассией разъяренный Франсис. И ведь наверное, стоило бы заревновать хоть каплю, но Гийома больше нет, а к его тогдашнему парню Том был способен испытывать только глубокую жалость пополам с ужасом. - И все те, кто приходил, - продолжал Франсис, - были похожи на парней Гийома. Жеманные мальчишки, которых по повадкам было не отличить от девчонок! Вдобавок, один из них разбил куклу. По-твоему, я должен был это так оставить? В памяти Тома мелькнул разговор с барменом. Что ж, по крайней мере, теперь ясно, за что пострадал тот бедолага с разорванным ртом... - А меня ты тоже... так не оставишь? - спросил он вдруг, и тут произошло нечто, напугавшее Тома больше безумного блеска в глазах - Франсис улыбнулся как-то по-детски, отрицательно помотав растрепанной головой. - Конечно, нет. Ты мой, Том, и всегда это знал, разве нет? С самого первого дня. Когда остался, потому что я... Я сказал Агате, что выбрал. Что я хочу тебя и никого больше. Ну, не дрожи, Том. Мы же ладили. Всё было чудесно, верно? Я нравился тебе тогда, значит, понравлюсь и сейчас. Я обещаю быть хорошим, Том. Том выдохнул. Отчего-то последняя фраза заставила его вспомнить о кукле. О фарфоровом мальчике Франсисе, который, хоть и шалил иногда, но всё же и впрямь был хорошим. Потому что любил Тома. Слушался его... Может быть, он будет слушаться снова? Пусть даже кукла разбита вдребезги, но Франсис - вот он, здесь. Безумный, жестокий, но в чём-то не переставший быть ребенком. Мальчиком. А с мальчиком Том всё же до этого как-то договаривался. Наверное, стоит попробовать и сейчас, думает Том, глядя в упрямое и полное надежды лицо. Просто представить, что присмотр за Франсисом продлился еще ненадолго. Вести себя, как обычно, следовать тем же правилам... Хотя, насчет последнего пункта можно не сомневаться - в нём явно произошли изменения. Одним поцелуем на ночь Франсис теперь едва ли ограничится... От этого бросало в дрожь, холодную и одновременно лихорадочную. Нет, наверное, он и сам уже понемногу сходит с ума. Или слишком тоскует по Гийому, ловя себя на желании снова почувствовать близкий жар такого знакомого тела, ощутить кожей исступленный шепот, услышать звучащий стонами голос, до головокружения похожий на голос Гийома... Желанно и страшно. Франсис - большой мальчик, у него другие игры, и если вдруг... - Я обещаю быть хорошим, - повторил Франсис, словно прочитав мысли Тома. - Возьми. Это твой любимый сэндвич. Том прикрыл глаза, сдаваясь своему безумию. На сейчас, на сегодня, повторял он себе. Не навсегда, нет. Он должен встать. Должен снова завоевать доверие Франсиса. Чтобы найти в себе силы уйти. Он сможет. Наверное. Покрытые порезами от кукурузных листьев дрогнули, принимая тарелку, на которой гордо возлежал сэндвич с ореховым маслом.