В Париже задирают голову?

Франсуа бредила кредитами. Она работала в парижском банке: с девяти до шести готовила отчёты, подавала документацию клиентам и копию запросов начальству. Бумаги разбавлял безвкусный кофе из автоматической машинки на совмещённой тесной кухне, по которой постоянно разносился запах слишком близко расположенной уборной. Вместе с кофе шли яблоки с рынка и злаковые батончики. Франсуа жевала их методично, ровно тридцать два раза, как и полагается настоящей леди — для укрепления мимических мышц и хорошего пищеварения. В нежном персиковом костюме она прогуливалась по мостовой: мимо рынка, аккуратных домов, сквозь пьянящий запах тысячи ароматов, жадно сглатывая слюну от вида ещё свежей выпечки за стеклом. Чёткий цокот шести сантиметрового каблука разносился по всей аллее. Придя домой, Франсуа брала яблоко, тетрадку, набирала ванную и, распустив волосы, падала в воду на ближайшие полчаса. За это время девушка успевала произвести собственные расчёты: сколько она сегодня заработала и потратила. Мама учила Франсуа, что кредиты это чистое зло, а работа в банке — престижна. Поэтому девушку нисколько не интересовало второе и, естественно, манило первое. Под золотым куполом сквозь решето огней пробивалось солнце. Лучи света ласково щекотали нос. Девушка поморщилась и принялась медленно мыться, напевая балладу о Мекке-ноже. Мама называла эту песню вульгарной и недостаточно хорошей для девушки, но Фран знала, что только густой звук саксофона способен покорить душу. Для Парижа эти песни были самым настоящим падением культуры. После сладкого великолепия картин и триумфальной архитектурной выставки, такая небольшая страна гордо вздёрнула нос, а вместе с ней голову задрали и все парижане. Что может быть лучше всемирного признания? Но Франни это не нравилось. Её цвет кожи был темнее, чем у остальных девочек, но недостаточно тёмный, чтобы к ней относились пренебрежительно. Мама твердила, что такой греховный оттенок необходимо прятать под всеми одеждами, но Франни знала, что эта женщина стыдится своей связи с темнокожим мужчиной. Стыдиться, вероятно стоило и самой Франни, но прекрасные песни отца, звуки саксофона в накуренном зале и запах машинного масла были сильнее. О, да, самая настоящая и тайная любовь девушки принадлежала автомобилям. Большие и маленькие, узкие и широкие, до глупости цветные и греховно-чёрные — это не имело значения, ведь Франсуа интересовали все. Руки в масле, тяжёлый запах, кажется, оседает на лице, смазка пачкает одежду и обувь. У мужчин выступают вены, а по телу катятся крупные градины пота. С трепетом Франни наблюдала за их работой. Тяжёлой и грязной, но воистину — волшебной. Гордые клиенты привозили железных коней и бросали ключи под ноги с грубыми выражениями. Они молча брали деньги и принимались за работу. Только вены на лбу вздувались сильнее. По мастерской бегали собаки. Пахло настоящей работой. Частые вопросы о строении автомобилей не отвлекали мужчин. Они охотно отвечали, показывали и даже позволяли помочь — не то, что матушка в пекарне. После работы они собирались в подвальном баре. Отец расчехлял сакс и после стакана виски, забавно раздувал щёки. По всей улице разносились золотые ноты из самого сердца Чудесного мира Армстронга. Отец умер, когда Франни исполнилось девять. Мама отдала её в академию, веря, что это пойдёт им обеим на пользу. Красный диплом, высшее образование экономиста, строгий костюм нежно персикового цвета, яблоко на завтрак. Франсуа вела себя, как настоящая парижанка, как хорошая девочка. Но ночами ей снились кредитные карты и бланки рассрочки, танцующие под легенду Моисея. А днём клиенты приносили свои истории трат, документы о достатке. Они рассказывали душещипательные истории о мечте всей жизни и уходили с щенячьим восторгом в глазах. Через несколько месяцев в банк приходило уведомление о неуплате долга. Франни тяжело вздыхала, ставя жирный штамп задолженности на деле клиента. Однажды матери стало хуже. Годы брали своё. Несколько дней у кровати умирающей женщины, прощальные слова, признания. Мать дрожала чертовски сильно. Она извинилась за то, что недооценивала увлечения дочери. Синие руки лежали на юном лице, холодные губы целовали лоб. — Следуй своим желаниям, Франни. Ты всегда была хорошей девочкой. У девушки дрожали губы. К койке подбежала сестра, на звонкую тишину аппарата, глубоко вздохнула, чтобы позвать персонал... — Не стоит, — Франсуа подняла руку и с улыбкой повторила, — не надо её тревожить. Она так сладко спит. На следующий день у начальника главного отделения банка Парижа на столе лежало заявление об увольнение. Франни купила подтяжки и широкие брюки. Она коротко остригла чёрные кудри. После похорон девушка купила пачку сигарет и без стыда выкурила две подряд на центральной площади Парижа. Вечером Франни спустилась в бар. Ласковая улыбка хозяина приветливо выглянула из под усов. — Не поверишь, но мы ждали тебя, — мужчина налил виски в стакан и протянул. — Видимо, не зря. Она опустошила стакан одним глотком. Нежно улыбнулась. И заплакала. Через год Франни открыла собственную мастерскую. Она перестала бредить кредитами, оформив один из них. По такому случаю девушка решила заполнить гараж дома и поселила туда белое Пижо. Отныне она не прятала свою смуглую кожу, а также не стыдилась чёрных коротких кудрей. Не поленившись, Франсуа украсила своё тело краской, забив её под кожу. Отныне она чинила машины и заправляла мастерской, пила виски, громко пела классический джаз, по выходным навещала родителей и легко флиртовала с мужчинами. Как оказалось, не обязательно быть настоящей леди, чтобы нравиться им. Теперь настала очередь Франсуа гордо задирать нос в Париже. Рано утром Франни вышла из дома. Медленно озаряя улочки, свет заполнял город. Соприкасаясь с телом он согревал, оставляя тепло вглубине. Мягкая улыбка расцветала на губах, стоило только одному солнечному зайчику коснуться тела. Она заехала в банк, чтобы разобраться с некоторыми бумагами, а после отправилась в бар: оставила несколько писем близким и главному механику после неё. Франни села в машину и, слушая по радио выступление Синатры, выехала за черту города. Медленно раскуривая сигарету, она пролетала полосу зелёных листьев и полей, наслаждаясь чудесным утренним образом мира, блистающем вдалеке. ТРЕСК! — и машину сносит с дороги. Меньше семи секунд ушло на аварию. Меньше десяти секунд ушло на смерть. Красивый белый Пижо сложился в гармошку. Тело девушки было изломано до неузнаваемости. Смерть была мгновенной и с улыбкой на губах. Через несколько дней, теперь уже старший механик мастерской, получил письмо подписанное Франсуа. Внутри него лежали многочисленные счета из банка со штампом "ЗАДОЛЖЕННОСТЬ".