«Я вам что, папочка?»
Фёдор усмехается, вытирая влажные волосы полотенцем, и не может перестать думать об одинаковых, так по-детски просящих называть их хотя бы «похожие». «Наш дядя Фёдор». К сообщению прикреплено фото двух обнажённых торсов, и Смолов со свистом втягивает воздух. Эти два чертёнка знают, что с ним делать.«Готовьте жопки, буду вас воспитывать».
Это всё игры, шутки, и дальше переписок с такими фото это не заходит. Смолов старше на одиннадцать лет, у близнецов последний год в футбольной академии их клуба, Федя давно уже звезда футбола России, и ввязываться в отношения с двумя вчерашними детьми — не для него. Но и оторваться от них невозможно.***
Миранчуки наперебой рассказывают о своей неделе, в этот раз спереди Лёша, Антон повис между передними сиденьями, и Федя сам себе улыбается, слушая их вполуха. Как-то у них была общая тренировка с молодёжкой, и Федю как током ударило, когда он увидел близнецов, что неловко мялись у кромки поля. Нескладные, забавные, с огромным страхом и восторгом в светло-карих глазах. Что-то свежее, что разбавит его серый мир и разгонит скуку. Что-то, что спасёт его. — Привет! Я Федя Смолов, — он первым из всей команды подходит к ним, улыбаясь профессионально-очаровательно, и близнецы тут же широко улыбаются в ответ. Сам Фёдор Смолов обратил на них внимание! — А вы? — Антон и Алексей Миранчуки. Я Лёша. — Я Антон. — Не обижайтесь первое время, что я буду путаться, ладно? Выучу. Давайте, пошли на разминку. Не то чтобы Смолов хотел брать кого-то под опеку, или ему была так интересна молодёжь, насколько на него влияли то ли сами Миранчуки, то ли отчаянно долбящий в голове факт: «Мне скучно жить». Смотря на них, Федя ощущал только одно: желание обладать. Но спугнуть их раньше времени не хотелось, а после и вовсе оказалось, что им ещё несколько месяцев до совершеннолетия, что было табу для Смолова. Пришлось дружить, и Федя теперь жалел только о том, что вообще ввязался в это. Парни оказались слишком крутые, интересные и забавные, какие-то уютные, и невозможно их представить по отдельности, но и вместе нельзя. Теперь они его друзья, вроде как, которые первые, вместе, а не по одиночке, стали кидать ему сексуальные намёки. «Остросюжетная мелодрама: «Дядя Фёдор, забери нашу девственность», а у меня даже сценария нет». — А как твоя неделя? — Играем дома в воскресенье, всю неделю была новая тактика, новая схема. Придёте поддерживать нас? — Только тебя. — С плакатом про «дядю Фёдора», одинаковые? — Сделаешь дубль в ворота соперника — сделаешь дубль в наши ворота, — Антон шепчет на ухо Феди, не задевая даже губами кожи, и Смолов покрывается мурашками, но внимание от дороги не отрывает. Ведь всё нормально. Всё нормально… Больше близнецы не выделываются, а Смолов с ума сходит от эмоций и чувств, смотря на них, таких одинаковых, что так правильно смотрятся в его доме, жуя пиццу, распивая колу, поочередно массируя его голову и играя в приставку. Федя счастлив такими мелочами для них праздник устраивать, когда матчи домашние и от карантина удаётся избавиться, или когда просто удаётся погулять на неделе. Феде с ними хорошо, хорошо настолько, что есть ощущение, что это «правильно».***
Идёт второй тайм, Миранчуки внимательно следят за каждым действием своего форварда, молясь внутри себя на его удачу, но, к сожалению, главный тренер меняет нападающего, и Смолов под аплодисменты покидает поле, довольствуясь лишь одним голом, а не дублем. Гол — это тоже замечательно. У команды есть моменты, ему просто нужно забивать, а забивать не выходило, и замена вполне справедлива. Им нужна победа, которую он точно им принёс, а не ничья. А Смолову нужны его близнецы в его квартире.***
— Там опять твои одинаковые на входе в подтрибунку ждут. — Да, я знаю, — Федя отмахивается от Тарасова, натянув носки, но Дима не отстаёт, усаживаясь рядом. — Зачем ты вообще носишься с ними? Зачем? Потому что без них жизни нет. — Мне скучно жить, — Смолов пожимает плечами, поднимаясь с лавки, застегнуть джинсы, и тут же замирает, встречаясь взглядом с братьями. Не говоря ни слова, они выходят из раздевалки, так и оставшись незамеченными никем, кроме Феди, и он тяжело вздыхает, оборачиваясь на Тарасова. — Спасибо, братан. — Что? За что? — Да не за что, — схватив из сумки ключи и свою карту, Смолов вылетает за близнецами, и каким-то чудом умудряется их догнать, толкая к стене, прижав. У Лёши глаза на мокром месте, и Смолов тяжело вздыхает, обнимая его, смотря на недовольного Антона. — Ждите меня дома. Возьмите такси, и купите что-нибудь сладкое, хорошо? Я скоро приеду. — Знаешь что, Смолов? Иди ты нахер. Мы тебе не собачки, чтобы «развлекать» и делать веселее твою унылую жизнь, по первому зову. — Антон, мы дома поговорим, — строго, не принимая возражений, перебивает его Фёдор, всунув в руку карту и ключи от квартиры, и выпускает Лёшу из своих объятий, стерев слезинку. — Дай мне шанс, Лёш. — Хорошо… У них первая любовь, и если Антон ещё пытается с этим бороться, то Лёша даже не скрывает своей влюбленности, и Федя старается быть мягче с ним. Они разные, но они оба нужны Смолову, и если это тот самый переломный момент, то Федя готов. Сейчас или никогда.***
В квартире подозрительно тихо и темно, но в коридоре кроссовки обоих братьев, и Смолов выдыхает, закрывая дверь на все замки. Давно нужно было поговорить, но явно не начинать с того, что они якобы ничего не значат для него. — Лёша? Антон?.. Эй, вот вы где, — братья сидят на кухне при свете вытяжки, явно злые друг на друга, но Федя радостно улыбается. Они тут. — Что случилось тут у вас? — Ничего. — Вы всё не так поняли… — «Не так поняли»? Ты сказал Тарасову, что ты общаешься с нами со скуки! Может, вообще из жалости? — Антош… — Мы думали, мы хотя бы друзья, Смолов… — Зачем тогда это всё? — Лёша тихо восклицает, смотря на Федю, и он тяжело вздыхает, растирая лицо в ладонях. — Я сказал ему так, потому что это правда. Моя жизнь была унылым дерьмом, и если бы вы не появились в ней — я бы рехнулся. Вы мои, и делиться я ни с кем не хочу. Антон с Лёшей переглядываются, и Лёша задаёт вопрос, что так волнует и пугает обоих. Потому что больше так не может продолжаться, это ранит обоих, сжирает изнутри ревностью и ночными кошмарами. — Кто из нас тебе действительно нужен, Федь? — Вы. Оба. Антон стоит ближе к Смолову, и Антон первым получает мягкий поцелуй, крепко хватаясь за талию Феди, ощущая каждую мышцу под футболкой, ощущая улыбку мужчины, позволяя ему зайти дальше, и сделать поцелуй настоящим, «взрослым». Когда Лёша оказывается рядом, Антон не выпускает Смолова из объятий, но позволяет брату получить свою порцию ласки, внимательно наблюдая за их губами; Смолов ласкает Лёшу точно так же, как и ласкал Антона. Лёша тихо мурчит от удовольствия, касаясь руки брата, обнимая Федю, и Смолов так же давит на него, как до этого давил на Антона, углубляя поцелуй. Антон хотел бы поцеловать брата, хотел бы иначе, но это неправильно, и он глубоко вздыхает, целуя Смолова в шею, забираясь пальцами под футболку, поглаживая и сжимая руку брата, вместе с ним поглаживая мощную спину. — Хотите всего и сразу? — Хотим тебя. — Хотим тебя, всего и сразу…***
Так, оказывается, неловко, что Федя даёт братьям указания, первым в душ отправляя Лёшу, прошептав ему что-то на ухо, заставляя жутко смутиться, пока сам убегает в круглосуточную аптеку на углу дома. У него есть и презервативы, и лубрикант, но эти десять минут — возможность для Миранчуков всё обдумать: либо принять, либо сбежать. Смолов боится давить на них, он прекрасно знает, что не остановится, потому что оба братика — его самая грязная фантазия, и если получит — точно завладеет и не отпустит. — Тош, иди… — Лёша входит на кухню, поправляя полотенце на талии, и мягко смотрит на брата. Антон тяжело вздыхает, слезая с кухонной тумбы, и внимательно рассматривает брата, ища в нём хоть немного страха и паники, которая сейчас плещется в нём. — Вся жизнь на двоих. Тебе не противно, не страшно? — Мне для тебя не жалко, с тобой — не страшно. Антон, ты можешь сказать, и мы прекратим… — Нет, я тоже хочу. Антон заходит в ванную одновременно с тем как Смолов возвращается в квартиру, и Лёша внимательно следит за Смоловым, привалившись на косяк двери в спальню. Снимает уличную одежду, моет руки во втором туалете, и медленно надвигается на Лёшу, не стирая хищной улыбки с лица. Миранчук с удовольствием в руках Феди плавится, полотенце с себя сбрасывая, и стонет на каждое касание Смолова к его члену, прижимая пятки к заднице, когда Федя его втаскивает в хозяйскую спальню и на постели устраивает. Подушку под спину подкладывает и ноги широко разводит, наслаждаясь нежной белоснежной кожей, контрастирующей с открытой частью ног. Дует на короткие волоски на яйцах, сжимая член, и достаёт из кармана смазку. Она приятно пахнет, и Лёша напрягается, выгибаясь, чтобы видеть, что Смолов делает. — Будет немного больно. Постарайся расслабиться, пожалуйста, Лёш. — Я доверяю тебе, — до нелепого искренне и почти что наивно, с мягкой улыбкой, и Смолов чмокает парня в губы, успокаивая. Федя заботливо смазку в руках греет, прежде чем обильно на вход нанести, проникая одним пальцем в Лёшу, наносит ещё — боится сделать больно, и медленно двигается в парне, за каждой эмоцией следя. Лёша губу закусывает, чуть нахмурившись, но кивает, позволяя Смолову второй палец добавить, растягивая. Где-то вдалеке слышно хлопок двери в ванную, и через несколько секунд Тоша в комнате появляется, жадно следя за открывшейся картиной. — Иди ко мне, Антош… Смолов целует Антона, поглаживая напряжённый пресс, чуть царапает, хочет обоих, везде, но нужно просто начать… — Потрогай Лёшу, Тош. — Федь, мы же братья. Это слишком, — Антон с трудом проглатывает слово «неправильно», потому что неправильно абсолютно всё, но всё равно шепчет; — Пожалуйста… Антон сглатывает вязкую слюну, смотря на разложенного перед собой близнеца, но Смолов не даёт ему продолжить свои самокопания, придумать жалкие оправдания, снова затягивая в жаркий поцелуй, полностью владея парнем и его ртом. Властно перехватывает его правую руку за запястье, своими пальцами, до сих пор покрытыми смазкой, ласкает каждый его палец, так же смазывая, и резко дёргает вперёд, рукой Антона проникая в задницу Лёши. Старший извивается под ними, тихо застонав, и подмахивает бёдрами, насаживаясь на пальцы брата. — Братик, пожалуйста… — Подготовь его для меня, Антош. Сделай ему приятно. Сделай так, чтобы ему не было больно, когда я засажу ему… Антон неуверенно двигает рукой, разводя пальцы внутри брата в стороны, и Лёша чуть прикусывает губу, привыкая, но всё равно подаётся навстречу. Жадно глотает воздух, когда Антон чуть увереннее и быстрее двигает пальцами, невесомо задевая простату, и с удивлением смотрит на брата. — Ещё. Ещё, Тош, пожалуйста… — Так?.. Вместо ответа Лёша громко стонет, сжимая член у основания, когда Антон сильнее, намного приятнее, надавливает на простату, и несколько капель секрета появляются на головке члена Лёши, чуть стекая по стволу. — Надави и создай ему вибрацию, — дыхание Смолова опаляет ухо, его правая рука оттягивает боксеры Антона, выпуская возбужденный член, тут же обхватывая его и медленно лаская, не желая причинять боли. Лёша выгибается от удовольствия, вскрикнув, когда Антон следует совету Фёдора, и Антон тоже тихо стонет, боясь признаваться, что брат его возбуждает таким, Федя всё делает правильно, и прекратить это всё не в силах, как бы «неправильно» его не душило. — Хороший мальчик, — Антон замирает, когда ощущает на своём члене холодный латекс презерватива, и смотрит на Смолова, не понимая, что он хочет от него. — Позволь мне. Антон кивает, пытается отступить, но Смолов давит ему на плечо, толкая ближе к брату. Самостоятельно вытаскивает пальцы Антона из задницы Лёши, наслаждаясь недовольным стоном старшего, очерчивает растянутый вход, наслаждаясь его сокращениями, и подталкивает Антона, заставляя его нависнуть над братом. — Мои хорошие мальчики, — Федя наносит дополнительную смазку на презерватив и крепко сжимает член Антона у основания, медленно вводя в Лёшу, позволяя обоим привыкнуть. — Порадуйте дядю Фёдора. — Федь, нет, подожди… — Посмотри на братика, Антош. Сделай ему приятно. Антон сдавленно стонет, признавая, принимая поражение, и медленно двигается внутри брата, смотря на татуированную руку Смолова на члене Лёши, боясь поднимать взгляд выше. Лёша сходит с ума от возбуждения, подаваясь брату навстречу, постоянно закусывая руку, чтобы не застонать слишком громко, и боится открыть глаза. Его ебёт брат-близнец под руководством другого мужика, который дрочит ему, и Лёше слишком хорошо от этого. От них обоих. — Тоша, пожалуйста… — Лёш… — Тоша, посмотри на братика, — Федя прикусывает мочку уха Антона, и тот послушно смотрит на лицо брата, искренне получающего удовольствие. — Выеби его, Антош. Для Антона это всё слишком, он крепко сжимает бёдра брата, подтягивая на себя, и агрессивно вбивается в подтянутое тело близнеца, улавливая каждый его стон и вскрик, когда Антон хоть немного задевает простату, а Смолов ласкает головку. — Федя… Тоша! Тоша… Лёша заходится в немом крике, выгибая спину, когда впервые испытывает оргазм от массажа простаты, и Федя заботливо пытается оттолкнуть Антона, чтобы тот не причинил брату боль. Для Антона оргазм Лёши — крайняя точка, потому как сам отталкивает Смолова, несколько раз входя до конца, наслаждаясь теснотой и пульсацией мышц, и совсем тихо стонет, закидывая голову, кончая в презерватив внутри брата. — Хорошие мальчики, — Смолов всё-таки сталкивает Антона с Лёши, снова осторожно ласкает дырочку старшего близнеца левой рукой, правую возвращая на член, и за несколько движений снова доводит Лёшу до оргазма, заставляя устало завыть, пачкая свой живот и грудь густой спермой. Собственный член болезненно ноет, потираясь о ткань белья, и Смолов наклоняется над братьями, целуя сначала заёбанного Лёшу, затем же просто уставшего Антона, надрачивая себе, но ему этого мало. Он хочет их, обоих. — Поцелуй братика, Лёш. Тебе ведь было хорошо? — Антон… хорошо… Поцелуй близнецов совсем неопытный, нежный, полный благодарности и взаимной любви, они зеркально поглаживают тела друг друга, лаская, и Смолов кончает на них, рыча, оттягивая их поочередно за волосы, кусая-целуя сначала одного, затем и второго, не переставая ласкать головку, до последней капли. — Хорошие. Мальчики.***
Федя просыпается с улыбкой, вспоминая и даже до сих пор, кажется, ощущая руки близнецов на своём члене, его искреннее, хриплое «люблю вас», когда они полезли к нему перед сном, и вытягивается в кровати, желая обнять обоих, но рядом только Лёша, и Смолов резко вскакивает с кровати. Время седьмой час, скоро будить их в интернат, а в квартире поразительно тихо, нигде нет света, и в коридоре нет обуви Антона. «Блять». Телефон ещё со вчерашнего разговора остался на кухне, и Федя хватает его, набирая номер Антона, который, естественно, недоступен. Взгляд цепляется за записку на столе, и Смолов сглатывает, сбрасывая очередной бесполезный вызов.«Очень трудно любить после ебли втроём».
Он проебался.