Сказочник

      — Они плыли издалека. Норвежцы, шведы или, может быть, датчане. Не исландцы.       Корабль плавно поднимается — вверх, вниз — раскачиваясь на высоких серых волнах, движется неумолимо, словно крупный, уверенный в себе хищник. Зубы сжаты, губы сомкнуты и никто не поёт — только сдержанно ухают гребцы, подгоняя судно вёслами. Зорко вглядывается в дымчатый тёмный берег воин в высоком шлеме.       — Они не знают, что такое поражение. Победа шла за победой. Они уже сожгли несколько прибрежных селений. Почему? Почему вообще люди делают так?.. Это была их история. И сейчас они плыли к очередному посёлку.       Темно. Темно. Нет, погодите-ка — слабые, вороватые огоньки, пугливо вспыхивают здесь и там. Жители уходят? Воин знает, что они перебили почти всех, кто мог бы дать им отпор, ещё в прошлые разы. Пусть бегут. Великий Чёрный Змей на их стороне.       — «Великий Чёрный Змей»?       — Ага. Их корабль, дракар. И он был назван в честь их древнего покровителя.       — Но...       — Мне рассказывать дальше?       — Да.       — Когда дракар остановился невдалеке от берега, было уже совсем темно. Они бесшумно спустили шлюпки и поплыли к селению...       Никто не произносит ни слова. Не производит ни одного лишнего движения. Они больше похожи на призраков, чем на людей: двигаются слаженно, скользят как тени. Вот и берег. Силуэты домов кажутся чёрными пятнами на тёмном фоне. Глубокое иссиня-чёрное небо сквозит звёздными дырами, как решето. Воины хорошо обучены, и до этого им сопутствовал лишь успех.       — Потому что Великий Чёрный Змей...       — Да, на их стороне. Это была правда. Они заплатили ему кровью. И крови было много, очень много! Целые реки крови...       Гудящий шум пламени до сих пор стоит в ушах. Прибой покраснел тогда — то ли всполохи отражённого огня расцветили его, то ли трупы убитых... в любом случае, теперь это — пища богов. Так недавно... Воин встряхивает головой, приходя в себя. Сколько дней они провели без сна уже? Кажется, эта деревня последняя...       — Как его звали?       — Кого?       — Этого воина.       — Не знаю. Но его имя было как-то связано с Одином или Тюром, как у многих из них. Или, может быть, с Тором. С Асами, но никак не с Ванами.       Кровь питала и вела их, и вот они — здесь. Только смотрят сверху зоркие, хоть и далёкие глаза — Высшие, что следят за каждым твоим шагом... И молчат холмы, и дома молчат. Засада? Звёздный свет отблеском высвечивает оглянувшегося соратника — две искорки мелькают на неожиданно проступившем белым лице, старый шрам кажется тонкой чёрточкой поперёк носа. Призраки, все мы — ходячие мертвецы, смерть несущие... Но отчего так тихо?       Всё новые и новые воины осторожно высаживаются на берег. Деревня замерла и не дышит.       — Они действовали так, как привыкли действовать — тихо, слаженно и жестоко...Но...       «Пусто!»       Обострившиеся чувства не могут лгать.       Пусто — деревня покинута. Неужто жители сбежали, узнав о судьбе своих соседей? Но кто донёс весть? Их корабль плыл быстрее ветра... Или, быть может, сейчас они наблюдают с холмов? Трясутся ли они от страха или посмеиваются?.. А как же огни? Обманка? И почему... «Эта деревня пустует уже давно! — тянет носом старый воин, чьё лицо кажется куском дерева, настолько оно загрубело от солёных ветров и морозов, и яркого солнца, и битв. — Людей здесь нет». «Никого здесь нет, — добавляет другой воин чуть погодя. — Дома покинуты».       Битвы не будет. Но от этого — никакого облегчения, только безмерная усталость. Шлем давит на голову, доспех сковывает движения, оружие оттягивает руки... Словно ветер, проносится приказ: оставаться здесь! Следить! — но жизни нет в домах, а холмы всё так же тёмны.       — Они не уклонялись от приказа. Это были выносливые воины.       — Но?..       — Что за «но» опять?       — Я чувствую его. Оно должно быть. Неизбежное «но». Так обычно и бывает. Уже было...       (Вздох.)       — Да, так уж оно случается... «Но»... эй, погоди, не перебивай!       Деревня пуста, и дышат холодком холмы: ночь перевалила на утро. Воины остаются на своих местах, наблюдают, слушают. Ничего. Только шумит прибой да вскрикивают редкие птицы. Чем светлее становится, тем яснее проступает окружение: тёмные доски построек, дыры окон, старые рыбацкие сети. Воины стояли всю ночь, а до этого плыли и сражались — много дней. И надвигающийся день не несёт с собой ничего, кроме желания отдохнуть.       — Они засыпают?       — Они засыпают.       — Я так и думал.       Они засыпают. И старик с дублёной кожей, и молодой воин со шрамом поперёк носа, и тот, что всматривался ночью в берег. Не сговариваясь, подчиняясь магии места, укладываются, выставив дозорных. Но позже  — спят уже и дозорные...       И тихо кругом.       Так тихо.       — Тот воин, с громким именем кого-то из Асов, он отошёл чуть поодаль. Ему было не по себе. С наступлением утра стало понятно, что деревня заброшена уже очень давно: дома стоят, покосившись, крыши просели от старости. И никаких следов — кроме их собственных.       Их дракар чернеет подальше, в море. Он тоже тих. Воин снимает шлем и перчатки, с силой трёт глаза и переносицу. Он единственный упорно сопротивляется сну. То и дело оглядывается, смотрит в небо, в море, смотрит на холмы. Глаза словно наполнились песком, веки стали чугунными, но он продолжает бороться со сном. Поднявшееся солнце начинает греть, до него доносится храп соратников. «Как же так? — думает воин. — Как можно было заснуть здесь?» Солнечные лучи бликами отражаются в морской воде. Никогда ещё за свою жизнь воин не видел настолько ярких всполохов. Голова кружится от неожиданного количества света, и на какой-то миг он теряет сознание, а когда приходит в себя...       — Рядом с ним стоял ребёнок. Мальчик, лет восьми-девяти. Просто стоял и спокойно, может быть, лишь с лёгким любопытством, смотрел снизу вверх.       «Пойдём, — произносит ребёнок на родном языке воина. — Ведь ты нас ищешь?» «Да, — отвечает воин на том же языке. — Но куда?» Мальчик мотает головой в сторону холмов и доверчиво протягивает руку. Воин улыбается немного смущённо, сжимая своими загрубелыми пальцами маленькую ладошку. В миг ему становится понятно: нужно подняться наверх, оттуда будет видна вся картина. Так они — сперва медленно, затем немного быстрее — уходят из деревни и начинают подниматься по склону холма. Доспехи становятся всё тяжелее, и воин снимает их. Оставляет и оружие. И чем выше они поднимаются, тем моложе становится воин. Им задорно кричат с вершины, и мальчики пускаются бегом, наперегонки. Достигнув вершины, дитя, что прежде было воином с тяжёлым именем, оглядывается. Не видно людей в деревне внизу, и призраком, утренним туманом, развеивается чёрный дракар в море. Дитя поворачивается лицом к другим, тем, что ждут его с улыбкой.       — А потом они... дети... просто ушли... ушли в холм. И жили там.       — А воины? Остальные воины, которые спали в деревне?       — Их доспехи проржавели и рассыпались. Их плоть проросла травой, а кости стали обкатанными морем камнями.       — Кьярри...       — Ммм?..       — Эта история... ты думаешь, что с твоим братом произошло что-то похожее?       — Что? Нет. Сайтоур жив, он до сих пор... там, на маяке. Там было другое... там...       Кьярри не может найти слов и лишь поводит руками. Выдав наконец повторное:       — Другое. — Он поворачивается к Сигги и беспомощно улыбается.       Его друг улыбается в ответ:       — Хотел бы я, чтобы мне снилось такое.       — А что обычно тебе снится?       — Летающие овцы. Шутка. — Сигги мрачнеет, его глаза становятся совсем тёмными. — Только какие-то обрывки. Словно нарезка из фильма, без начала и конца. Чёрно-белого непонятного фильма. — На миг взгляд Сигги растворяется в пустоте. Кьярри сжимает его руку:       — Я научу тебя.       — Что? — Сигги приходит в себя, моргает.       — Видеть цветные сны.       — Этому нельзя научить.       — Но я попробую. — Светлые брови сведены к переносице, голубые глаза смотрят упрямо и смело.       — Это был ты, — понимает Сигги. — Это тебя увели в холм. Тысячу с лишним лет назад. А потом ты вышел оттуда, чтобы рассказывать людям сказки и учить их мечтать.       — Всё может быть, — смеётся Кьярри.       И Сигги смеётся тоже.