Hungry

— Ты спросил меня вчера кое о чем, — она легко указывает на стул, предлагая Джагхеду сесть. Он лишь слушается. Он ведь просто не знает, что его ждет. Даже не догадывается. — Верно, миссис Лодж. Могу спросить еще раз. Вы подстрелили собственного мужа? Джагхед спрашивает со свойственной ему ухмылкой, пытаясь взбесить Лодж и добиться признания. Но он не знает, что у Гермионы туз в рукаве. Не знает, что она задумала. Ведь Лоджи непредсказуемы. — Я, — она лишь опускает глаза, шумно выдыхая. Создается ощущение, что убить Хайрома — вся цель в жизни его жены. Это расстраивает Джонса. Ведь убить человека — эта самая гнусная цель, которую можно преследовать. Но, видимо, ей можно. Она настрадалась. Наверно. Парень даже не замечает, как Лодж встает со стола, и, обойдя его, идет в сторону двери. Слышит несколько щелчков, — дверь заперта. Он заперт в одном помещении с Лоджем. Ну хоть не с Хайрамом, уже хорошо. Возвращается и встает напротив него, опирается руками на стол и взмахивает волосами, поправляя укладку. — Единственное, о чем я жалею, так это то, что он не умер. Я… Чувствует, как она ломается. Видит, как взгляд мечется из стороны в сторону. То ли от растерянности, то ли от страха. — Вы бы плясали на его могиле, ровно как и я. Джонс лишь пожимает плечами, как что-то очевидное. — Но вы совершили преступление, миссис Лодж, и вы должны понести за него ответственность. Чеканит быстро, просто и с нотками жесткости. Замечает, что Лодж заминается. Джагхед поправляет шапочку, возвращая ей неряшливый вид. Встает, но чувствует чьи-то нежные руки на собственной шее. Они перемещаются на белый воротник и давят на него, разворачивая его к ней. Он смотрит на нее как-то по—другому. Не как на маму подруги и даже не как на мэра. Как на женщину. Очень эффектную и сексуальную женщину. Красивую с заплаканными глазами. — Ты никому ничего не скажешь. Поправляет воротник и смотрит на него со страхом и… желанием. Гермиона тянет его на себя, позволяя их губам соприкоснуться в поцелуе. Это не нежный и искренний поцелуй. В него вложили всю ту бурю эмоций, которая творится в душе. Все ту агрессию и ненависть. Они будто мстят Хайрому. Он — за все то, на что Хайром обрек его, друзей, семью Она — за зря прожитые годы. Джонс отмечает, что губы Гермионы — вовсе не губы Вероники. Они сухие и слегка шероховатые. Шершавость скрыта лишь слоем нюдовой помады. И если Вероника — это шоколадный милкшейк с привкусом карамели, то Гермиона — «Шардоне» с нотками корицы. Чувствует привкус помады и холодные руки на собственной шее. Кладет руки на талию и лишь окунается в этот омут с головой. «Может, она просто голодна»