Знаешь. Если бы ты хоть раз пробовал отчаяние на вкус, ты бы смотрел на мир другими глазами.
Хотя. Если задуматься… Ты пробовал, да. Пробовал, когда разочаровывался в самом себе. Пробовал, когда хотел ломать руки о стены, чтобы заглушить мысли болью. Но моё отчаяние другое. Моё отчаяние не проходит. Оно только постоянно меня кусает. Отрывает по маленькому кусочку, оставляя самое вкусное на потом.Я вкусный?
Нет. Моё мясо похоже на отвратную свинину и железо. Почему я не какая-нибудь экзотическая зверушка или рыбка? Почему я не фугу, которая бы отравила тебя, неправильно приготовленная? Нет. Я всего лишь человек. Настолько человек, что даже моё отражение меня бесит. Я тыкаю в него пальцем. Изнутри меня отталкиваю я сам. Оптика занимательная. Лучше бы я ничего не видел.Лучше бы я ничего не знал.
У меня в руках, оказывается, бумажный лист? Как, просто блядь как?! Буквы встречаются друг с другом, а мятые изгибы неровной паутиной покрывают типографный ошмёток. Я даже не заметил, как выдрал ещё не прочитанную страницу. Но, кажется, я и не хотел её читать. «Сто лет одиночества». Как символично. Лучше бы вышел покурить. Но запах табачного дыма так въелся в мою одежду и так заебал, что эта идея тоже кажется мне отвратительной. На потолке трещинка. Она мне нравится. На потолке трещинка. И она одинока. Потому что её там не должно быть.На потолке трещинка. А её я ненавижу.
У меня руки дрожат. От недосыпа и отчаяния. Как же я люблю его, это тошнотворное чувство. Люблю его даже больше, чем тебя. Лучше бы ты сдох нахуй. Ну, или заглянул ко мне на лишние полчаса. Я не привык к отказам, потому что слишком редко чего-то прошу. А ты привык отказывать, потому что у тебя слишком редко что-то просят. Здорово, правда?! Мы же так дополняем друг друга! Как ключ и замок на кандалах какого-нибудь убийцы-насильника. Давай я подарю тебе карту звёздного неба, а ты сожжёшь её, чтобы согреться или пожарить противной еды? Давай ты запихаешь её в глотку этой слишком светловолосой девицы? Да она же белая, как чистый бумажный лист. Я бы расписал её чернилами гематом. Только я понимаю, чего могут стоить такие литературные эксперименты. Я помню тебя. И вспоминаю слишком часто. Ты проходил мимо сегодня. Ты даже не спросил, в порядке ли я. А я же совсем не в порядке, ни капельки не в порядке. Только вот, ты остановился. Ты ждал, когда я позову тебя. — Давай поцелуемся? Плевать. Реагируй. Я хочу увидеть твои глаза сейчас. Но ты даже не удивился. Конечно, какой же ты наблюдательный! Спасибо, что разбил меня. Спасибо, что заставляешь меня ломаться. С хрустом. С брызгами какой-то цветной хуйни. Может крови, может лимфы, может спинномозговой жидкости. Какая забота. Я польщён. — А давай ты пойдешь нахуй? — Ха. Отлично поговорили. Пожалуй, ты прав. Пойду прогуляюсь. Нежелание слышать твой голос подчиняет мою волю. Я и не против. О. Это что-то новенькое. Это уже даже не отчаяние.Это что-то сильнее. Лучше. Прекраснее.
Отвращение. Оно пробирает меня до костей, оно трясет меня и выворачивает наизнанку, мясом наружу. Пожалуй, лучше нахуй, чем к тебе в объятья. Боюсь, проткну глотку о шипы твоего самомнения. Или просто глотку тебе.Я приготовил своё сердце тебе на ужин. С пылу, с жару. Приятного аппетита. Надеюсь, ты подавишься.