Воспоминание.

Вот только сейчас, лежа на больничной койке, разглядывая белый потолок, где друзьями тебе служат аппарат жизниобеспечения и капельница. И лишь тишину монотонно разбивает звук монитора. Жив. Вряд ли. Лучше бы умер, чем так. Теперь у него есть время и подумать, и принять. Принять факт того, что дальше уже ничего не будет хорошо. Стук в дверь прерывает раздумья. — Хосок-ши, Вы наконец-то очнулись, долго же Вы спали. «Да, долго, настолько долго, что за это время безвозвратно ушли многие мои родные и близкие, одни к Господу Богу в обитель, а другие на своих двоих, в неизвестном» — подумал про себя, сказать сил нет, да и нужны ли?! — Все будет хорошо, Вы поправитесь, — продолжает медсестра, — доктор Мин сделает все что в его силах, даже больше. «Зачем?! Мне нет смысла бороться за жизнь». Поправив одеяло и проверив приборы показания она вышла, напоследок пожелав не отчаиваться. * * * * * Десятью годами ранее. — Хосок, иди сюда, хочу тебя кое с кем познакомить, — в призывном жесте позвал Юнги, — знакомься, моя омега - Ким Тэхён, он притянул его к себе за талию и поцеловал в голову. — Люблю его безумно, а он всё сопротивляется. Ким застыл с открытым ртом и пытался начать дышать, что б не задохнуться, запах бергамота преследовал его ещё на в ходе в квартиру, и он не знал кому принадлежит, а узнав, потерялся в пространстве, времени, в жизни. Глаза напротив были настолько глубокими и понимающими, он то и дело смотрел то в глаза Тэхёну, то на руки Юнги, что обнимали его. От этого взгляда становилось неловко. Рука, которую протянул Тэ для знакомства, так и осталась в другой. Разряд тока прошёл через одного, плавно переходя в другого. Это заметили все. Как же Юнги проебался в тот вечер, что познакомил их, он хотел выпендриться перед другими своей омегой, а в итоге потерял и его, и лучшего друга. Тэхён рядом с Хосоком смотрелся так правильно, как будто нашёл недостающий пазл мозаики, а когда поставил, вся картинка обрела смысл. Запах такого маленького и беззащитного Тэхёна гармонично вплёлся в бергамот, отдавая лёгким оттенком луговой травы и земляники. Они словно до этого не жили, а проживали, не дышали, а пытались. — Прости, Юнги, — всё, что смог сказать ему Хосок, забирая Тэхёна из его рук, дома, жизни. * * * * * Рука в руке, душа к душе, тело к телу, ни миллиметра больше. Притёрлись, срослись, пустили корни и взаимно убили друг друга, неспособностью жить без, не имея возможности, хоть чуть-чуть, на секунду, на мгновение. * * * * * Хосок никогда не думал, а стоило бы, что порой родные люди, давшие тебе жизнь, могут её же и забрать. — Тэхён не подходит для нашей семьи, — заявил папа в тот вечер, — ты знал, что я против ваших отношений, и всё равно продолжаешь это. У тебя впереди учеба за границей, карьера, кресло в правительстве. Таких, как он, у тебя будет ещё много. Мужа надо выбирать головой, а не сердцем. Хочешь оставить его в качестве любовника, пожалуйста, а мужем твоим станет Кан Суджин. И чем скорее ты примешь реальность, тем лучше для вас обоих. Я костьми лягу, своего добьюсь, ты меня знаешь. Хосок слушал папу, и лил про себя слёзы, при нем нельзя, Тэхёну будет хуже. И понимая, что это конец, просто отвернулся от папы, дабы тот не увидел трясущиеся руки, и сжатые кулаки. «Я что-нибудь придумаю, обязательно.Все будет хорошо» — как мантру повторял про себя он. * * * * * Тэхён все узнал, вот только не от Хосока, а из газет. «Премьер министр, объявил о помолвке своего сына Чон Хосока с Кан Суджин». Этого было достаточно. Он знал, что им не быть вместе, ну хотя бы еще чуть-чуть, Тэхён грустно улыбнулся и положил руки на свой слегка округлившийся живот, он будет всю жизнь благодарен за то что часть его любви, будет рядом, он её сбережёт, от злых глаз и языков спрячет, никому в обиду не даст, ни кто не должен знать о ребенке, его смогут забрать. Допустить подобное, сродни вырвать сердце из живого человека. * * * * * Переехав в пригород доселе знакомого и такого родного Тэгу, Тэхён зажил спокойной жизнью, устроился в чайную лавку и закрылся от прошлой жизни навсегда. Хосока он больше не увидит, как жаль что даже попрощаться им не дали. Шесть месяцев спустя, в лавку зашёл такой далекий знакомый-родной Юнги, оба были удивлены встрече, Юнги в открытую пялился на округлый живот Тэхёна, а тот в свою очередь, не знал куда себя от этого деть. — Он знает?! — единственное что спросил Мин. В ответ неуверенное покачивание головой в разные стороны. — Это хорошо, могли бы быть проблемы, я видел его мужа, он бы это так не оставил. При упоминании сердце больно сжалось. Не сейчас, не при Юнги, не плачь. Только и мог что быстро моргать не позволяя слезам скатиться по щекам. Больно, нестерпимо больно, больно так что хочется вскрыться, лишь бы перестало так кровоточить. — После того как ты пропал, я место себе не находил, в полицию даже заявление подал, а там сказали, что я никто тебе, и отправили подальше, отмахиваясь своей занятостью. Ты представляешь, они сказали, что я тебе никто, хах…да они хоть знают кто ты для меня, ты же был и остаешься моим воздухом, я без тебя все это время на ингаляторе сижу, дышать заново учусь, не получается, вот увидел тебя, и кажется что ожил, что очнулся не ото сна, а от реальности.Я начал вспоминать где ты мог бы быть, и вот наконец нашёл тебя. Ты только не прогоняй меня, не извиняйся, не проси понять и отпустить, не нужно ладно, мне бы просто с тобою одним воздухом дышать, мне большего и не надо. Юнги стоял с опущенной головой и слёзы предательски падали на его ботинки. Он шмыгал носом, и пытался успокоиться, но не смог. Тэхён молча слушал его и перестал скрывать слезы, что начали душить его ещё в начале, дал волю и разревелся в голос. Юнги ошарашенно уставился на него и начал успокаивать, прижимая к себе, вдыхая такой родной запах луговых цветов, и окутывая своим запахом хвои, и мокрой травы. Он поглаживал его по спине, и тихо нашептывал что все будет хорошо. * * * * * За пять лет совместной жизни, Хосок скатился дальше некуда. Учебу за границей отменили, отучился в Сеульском Институте Международного Права. В свои 27, он опробовал всю доступную дрянь, из-под и через… У него есть работа, его по-прежнему ждет кресло, которое так усиленно ему бережет отец, у него есть муж, на которого пускают слюни все альфы города, у него черное ламбо. Костюм который стоит целое состояние, часы на левой руке, по стоимости целого здания, туфли на ногах, на которые боиться даже пыль посягнуть. У Хосока есть всё , что хотел его папа. У него есть всё, кроме жизни в глазах, у него есть всё, кроме сердца в груди, там зияющая дыра, у Хосока есть всё, кроме Тэхёна, кто априори является его жизнью. Он отдал ему сердце, вырвал из груди стоя под его окнами, не имея смелости зайти и поговорить. Он прощался с ним мысленно, лишь серый вечер и полная луна стали свидетелями той душераздирающей боли. Да, так будет лучше для Тэхёна, так он будет в порядке, а в порядке ли? Уточнить забыл. * * * * * Звонки с неизвестных номеров Хосок обычно игнорирует, но в последнее время их стало больше. Номер не определен, или городской. И вот сейчас ранним утром, когда ещё солнце не вышло из -за горизонта, снова звонок и снова неизвестный. Хосок потянулся к телефону и принял вызов. — Ну, ты и гнида Чон Хосок, был ей и остался… — Юнги?! — прохрипел Хосок, — пять лет не звонил, и с ходу наезжаешь. — Еще столько же не звонил бы, — на минуту он затих, — Тэхён, болен, хотел с тобой попрощаться, быстрее приезжай. При упоминании Тэхёна, сон как рукой сняло. И в груди больно заныло. — Где ты?! — В Тэгу, записывай адрес больницы. * * * * * Если бы время можно было остановить, то это был бы совсем другой момент, не тот когда Тэхён лежит на белой кровати, доселе загорелая кожа, стала прозрачной и белой, в том стенам и постельному белью. Не тогда, когда стараешься дышать тише, чем кардиомонитор, не тогда, когда его губы совсем бледные и потресканные от обезвоживания. Не это время, а то когда впервые увиделись, когда впервые поцеловались, когда воздух был один на двоих, когда рука в руке, душа к душе. — Тэхён, — тихо прошептал Чон, — прости, что опоздал, что не уберег, прости меня, я так сильно люблю тебя, — он упал на колени рядом с кроватью и начал содрогаться от рыданий, рука Тэхёна слегка дернулась в его, на мгновение он открыл глаза и лёгкая улыбка появилась на его лице, слезы покатились вниз утопая в подушке, и закрыл глаза. На мгновение. Навсегда. * * * * * Если можно умереть дважды, то Хосок умер, и чуть не умер в третий, в аварии. Год в коме. Без желания жить, без желания двигаться, без души, без… В дверь палаты снова постучали, и не дожидаясь ответа, не смело вошли. — Хренова выглядишь, — сказал Юнги, закрывая за собой дверь и подходя ближе к койке, — рад что очнулся, мы уже заждались. На слове мы, Хосок вопросительно посмотрел на Юнги. — Да, мы, — он снова открыл дверь и позвал кого-то, — я хочу вас познакомить, — обратился он к Хосоку, и выпуская из-за спины ребенка подтолкнул его ближе к нему. — Знакомься, это Ким Тэхён, наша маленькая омежка. Хосок с трудом смог проглотить ком в горле, слёзы текли по щекам, находя пристанище на подушке, он вдохнул такой родной еле уловимый вкус земляники с ноткой слабого бергамота. — Тэхён, это твой отец, — поглаживая по волосам ребенка, сказал Юнги. — Как у меня может быть два отца, я не понимаю?! — Может, золотце, может. * * * * * И теперь оглядываясь назад, Хосок вспоминает слова Тэхёна. «Не гневи Бога, не жалуйся на судьбу, благодари его за каждый вздох и каждый шаг» — Тэхён-а, мы снова к тебе пришли все вместе. Стоя рядом, держа маленькую ручку в своей, по обе стороны возле омежки, стояли два альфы, которые нашли силы жить дальше с дырою в груди, найдя смысл в ребенке стоящем рядом, и смотрели на надгробие с которого по-прежнему улыбается радостный Тэхён.