isn't it lovely, all alone
heart made of glass, my mind of stone
tear me to pieces, skin and bone
hello, welcome home
— ...и в конце главный герой полностью превращается в дерево, и типа всего его сны становятся реальностью.
— Воу, — Тсукишима поправляет очки. — Хотя я предполагал более трагичный конец.
— Ну разумеется! — Ямагучи недовольно ускоряет шаг. — И какой же?
— Ну, чтобы с этим деревом что-то сделали, вот его лучший друг, который повёрнут на музыке, сделал бы из него скрипку, и ещё бы добавил, что такая музыка очень бы понравилась главному герою, жаль, что он исчез. Или бы его срубили при постройке нового дома, как у нас любят делать фишки в защиту экологии. Или чтобы кто-то на дереве повесился. Или чтобы дети устроили домик на дереве…
— И кто-то упал и сломал себе всё, — подхватывает Ямагучи. — Боже, Тсукки, и без этого спектакль шёл четыре часа!
— Как ты вообще остался до конца?
— Кендзиро Тсуда.
— Кендзиро Тсуда, — соглашается Кей.
Он бы тоже махнул с Тадаши в большой соседний город, Юкио, ведь там ближайший театр, но у него была работа.
Тсукишима — кто-то вроде смотрителя на местном кладбище. Им был его отец, и вообще работа предназначалась старшему брату, но Акитеру нашёл кого-то вдохновляющего и уехал с этим человеком в колледж. Нужно было заменить его, иначе отец бы вернулся к работе — а значит, вернулся бы в семью. Кею нужно защищать маму от подобной судьбы. Из-за него она оказалась в инвалидной коляске, и Тсукишима приложит все усилия, чтобы этот ублюдок никогда не переступал порог их дома.
Ямагучи же после школы тоже решает остаться в Юнаги и устраивается в местное кафе.
Со стороны оба выглядят как взрослые люди.
— Теперь хочу пройти один из этих глупых тестов типа “Какое ты дерево?”, — Ямагучи очень воодушевлён.
— Надеюсь, я берёза поникшая.
— Ну Тсукки! А я кем бы был?
— Мм, помнишь, в новостях рассказывали про бенгальский фикус по имени Великий баньян, который стал целым лесом? Вот это ты, я бы в тебе заблудился.
Тсукишима говорит это с абсолютно спокойным выражением лица, и Ямагучи открывает рот, чтобы возмутиться раньше, чем смутиться, но Кей хватает его за руку.
— Осторожнее, край крыши же.
— Ох, прости, Тсукки.
— Следи за дорогой.
Тротуары — они для слабаков, Тсукки и Ямагучи обожают чердаки и крыши. Благо, все дома в Юнаги невысокие, широких улиц нет, и почти везде можно пройти по крышам.
— Мы сейчас вступим в твою опасную зону, — тихо предупреждает Тсукки. — Хочешь обойти?
— Да нет, — Ямагучи пожимает плечами. — Так быстрее, да и я не уверен, что будет поезд.
— Когда-нибудь на этой чёртовой станции появится расписание, — ворчит Кей.
Ямагучи виновато улыбается. Расписания в этом городе не видел никто. Он пытался составить свою систему, но у него ничего не получилось: грузовые поезда ездят как хотят, пассажирские вроде как более упорядочены, но иногда они игнорируют станцию, а люди, которые пытаются с неё уехать, то опаздывают, то приходят слишком рано — даже если приходят одновременно.
В радиусе около километра от станции с Ямагучи случается аномалия: каждый раз, когда он в этой зоне и одновременно едет какой-нибудь поезд, у Тадаши сильно дрожит правая рука. Это развилось в старшей школе: пришлось бросить волейбольный клуб, потому что школа попадала в этот радиус, и на уроках приходилось делать паузы. В школе его могли бы гнобить за такое просто потому что люди бывают жестокими, но Тсукишима, с которым они дружили с самого детства, оказывался рядом, и его боялись, а Ямагучи оставался под защитой.
Тадаши не очень нравится эта железнодорожная аномалия, но каждый раз Кей держит его за руку, и ему приятно, и дрожь в руке уменьшается — вместо неё дрожит сердечко, но Ямагучи привык.
— В Юкио, — рассказывает он, чтобы отвлечься, — есть огромный аквариум. Нам надо обязательно там побывать.
— Смотреть на рыб за стеклом?
— Показать себя рыбам.
— Круто.
— А на самом деле рыбы довольно свободно плавают в небе над городом, ну, в моих снах.
Тсукишима не спорит. Однажды в какую-то волшебную ночь Тадаши ему свои сны показывал. Было жутко, но красиво. Тсукки обычно ничего не снится.
Поезд проезжает всего один, Кей крепко держит Ямагучи за руку, и она почти не дрожит.
— У тебя точно нет никакой беды с поездами? — снова уточняет Тсукишима.
— Нет, — вздыхает Тадаши. — Я им ничего не делал, а они мне — тем более.
Тсукки неловко гладит его по голове.
— Это несправедливо, — тихо ворчит он. — Однажды я врежу этой железной дороге.
Тадаши смеётся, представив, как Тсукки мрачно и спокойно выплывает из темноты и меланхолично бьёт битой по рельсам, устрашающе шепча: “Не смей вредить моему —” — тут Ямагучи в мыслях останавливается. Неизвестно ещё, как Кей бы в таком случае его назвал.
Тсукишима провожает Ямагучи до дома.
— Если найдёшь тест про дерево, скинь мне обязательно. Хотя я до сих пор несколько обижен, что это ты пицца с ананасами, а не я.
— Зато это тебе выпало быть консильери в “Кто ты из мафии?”.
— Ты там вообще оказался доном.
Ямагучи с хитрой улыбкой пожимает плечами.
— Нам суждено делать преступления.
— Мне лениво, — честно говорит Тсукки, машет на прощание и уходит к себе.
Кей на самом деле любит свою работу. Ему просто нужно ходить по кладбищу и следить за порядком. Например, чтобы никто не мусорил. Или чтобы подростки не устраивали тут культы. Тсукки их не прогоняет, если они сидят тихонечко, но на шумных смотрит так строго, что они с одного взгляда восторженно визжат и бегут домой в страхе. Подростки почему-то обожают Тсукки — может, потому что иногда он ругается с ними на иностранных языках. Кей часто использует duolingo во время работы. Иногда приходится
призракам фрикам, похожим на призраков, объяснять, что не стоит в таком виде ходить по городу.
Призраки фрики его тоже слушаются. Тсукишима незаметно управляет мрачной стороной города.
Кею нравится, что на кладбище всегда тихо. Живые здесь не шумят, мёртвые если и шуршат, то тихонечко. А ещё кладбище далеко от железной дороги, а значит, это безопасное место для Ямагучи.
Тсукишима опирается на надгробие и закуривает. В последнее время происходит что-то странное, и даже его фрики-призраки боятся чего-то страшного. Те, кто живут на кладбище, не покидают его, у них тут своя потусторонняя тусовочка, Кей не вмешивается. Подростки и то больше с ними общаются, чтобы через пару лет всё отрицать и говорить, что они ни во что сверхъестественное не верят.
— Чё как? — раздаётся слишком жизнерадостный для кладбища голос, и Тсукки лениво поворачивает голову.
С Куроо они познакомились в школе, и семпай оказался очень активным на всякие любовные советы и хвастался, что это он свёл все школьные парочки (что было неправдой, но Кей ценит его помощь, всё-таки именно благодаря ему Тсукишима нашёл в себе смелость сказать Тадаши, что он его любит).
Тсукки вежливо кивает. Куроо он уважает, но старается держаться подальше.
— Если вы ищете Кенму-сана, то он точно на поле.
— Откуда ты знаешь? — Тетсуро и правда искал Козуме, который в этом городе мог оказаться где угодно.
— Я же смотритель, это моя работа — смотреть за всеми.
— Ты смотритель кладбища.
— А вдруг все в этом городе мертвы?
Куроо ахает.
— Это была шутка, — вздыхает Тсукки, — не принимайте всерьёз.
— Я должен дать тебе несколько уроков по юмору! — тут же оживляется Тетсуро. — Кстати, ты не видел в последнее время ничего странного?
— Странного? — Тсукишима задумывается, позволяя миру вокруг на секунду исчезнуть в сигаретном дыме. — Ну, Акааши-сан в онлайн-версии Скрэббла, в которую мы иногда играем, стал составлять много несуществующих слов.
— Уверен, это Бокуто.
— А.
— Ты как-то не рад Бокуто, — чуть угрожающе звучит Куроо.
— Безмерно рад, — Тсукишиме на самом деле всё равно.
— Бокуто спасёт этот город, — ещё более угрожающе говорит Куроо.
— Чудно, — Тсукки чуть теплеет. Может, у Бокуто и получилось бы, — может, тогда у Ямагучи исчезла бы его аномалия.
Тетсуро чему-то кивает, словно он ходил по городу выяснять, как его хорошие знакомые относятся к тому, чтобы их спасли.
— А что-нибудь ещё странное было?
— Ну, это же кладбище, — Кей пожимает плечами. — Ничего
нового или агрессивного странного не было.
— Тогда хорошо, — Куроо всё понимает. Тсукишима не из тех, кто будет хранить проблемные секреты, и ему можно верить.
Тетсуро желает удачи на прощание, и Тсукки вежливо кивает. Он не из тех, кто будет растрачивать свои эмоции на кого-то ещё, кроме Ямагучи.
Первый их поцелуй случился здесь же, на кладбище. Они сидели на упавшем надгробии, и Ямагучи рассказывал про страшные сны, а Кей всё думал о том, что мир очень несправедлив, и ему хочется сделать хоть что-то, чтобы показать вселенной, что у неё нет никаких прав на Тадаши, что Ямагучи — он создан сам для себя, и у него есть Тсукки, который готов защитить его от её лап. Поэтому Кей наклонился и поцеловал Тадаши.
— Изви-
— Не извиняйся, если не чувствуешь вины, сам же мне об этом говорил, — напомнил Ямагучи, которому очень хотелось провалиться под землю к таинственным божествам, чтобы те обглодали его красное лицо.
Но божества от такой жертвы отказались, и конца света не случилось.
Тсукки возвращается вечером домой — и вдруг проваливается в одну из только что образовавшихся дыр в земле. Таких полно по городу, и Кей во время падения думает о том, что надо бы потребовать у мэра города больше фонарей и ещё что-то сделать с этой разрушающейся землёй.
Яма неглубокая, но Тсукишима предпочитает полежать тут пару минут, потому что он привык жить размеренно и медленно, и было бы здорово, если эта яма оказалась могилой, и его бы наконец-то затянуло под землю.
Над Тсукки вдруг склоняется скелет — человек в костюме ске- — да нет, очевидно же, что самый настоящий скелет — и словно внимательно смотрит.
— Я самоубился, приходите на Хэллоуин в субботу, — вежливо говорит Кей.
Скелет протягивает ему руку и помогает вылезти из ямы, кланяется и скрывается в темноте.
Тсукишима не очень любит праздники, потому что вот, например, есть стереотип счастливой семьи, встречающей новый год, — и есть его несчастный дом, где мама боится каждого шороха и каждый раз вздрагивает, если слышит звон бутылок на улице или в телевизоре, где с братом видеозвонок длится не дольше трёх минут, потому что связь здесь отвратительная и где он сам не может найти ни одного тёплого слова.
Но зато Хэллоуин ему нравится. Атмосфера мистики, веселья и немного игривой смерти. Так здорово.
У Тсукишимы бывают выходные, когда на кладбище приходит Суга. Тсукки о нём мало знает, но Сугавара словно сам соткан из других миров, и ему можно доверять. Поэтому на праздник он может идти спокойно.
— Я буду ведьмой, — говорит он Ямагучи по телефону.
— Брр, спойлеры о будущем.
— Только сегодня. Все остальные дни я обычный мудак.
— Тсукки! — возмущается Тадаши и явно хочет провести лекцию на тему “ну да ты плохой, но в то же время классный”, но его кто-то зовёт. — Ах, прости, надо возвращаться к работе, заглядывай, как вернёшься со своего шабаша.
Тсукишима и правда наряжается в ведьму: чёрный плащ-балахон, переделанный из старого церковного одеяния, и чёрный колпак с большими полями. А его любимая марка выпустила ограниченную серию чёрных сигарет, которые горели по-особому красным, так что Кей мог бы сегодня быть хранителем Хэллоуина, если бы у него не было готической свиданки вдалеке от центра города.
Хорошо ещё, что Киёко, замечательная работница соцслужбы, забрала маму косплеить Раппу Момочи из “Гинтамы” — а мама очень любит и Киёко, и её подругу Ячи, которая тоже обещала прийти, и рада их компании, и Тсукки может не беспокоиться, что ей сегодня будет скучно.
Юнаги преображается в вечеринку тех, кого Тсукишима видит каждый день, и даже сейчас нельзя сказать, кто в костюме, а кто из другого мира.
Кафе, в котором работает Ямагучи, ближе к окраине города, но обычно оно не пустует: люди как-то уходят из центра к краям, словно чувствуют, что в центре — дыра, затягивающая весь город. Но сегодня праздник, и все собираются как раз в центре, поэтому Тадаши сейчас в кафе один и ужасно радуется, когда заходит Кей.
— Почему твой начальник не сделал выходной?
— Думает, что кто-то захочет сбежать от праздничной суеты, — Ямагучи пожимает плечами.
Тсукишима садится за стойку.
— Классный костюм, — хвалит Тадаши. — Ты как будто король воронов.
— Я ведьма, — обижается Тсукки.
— А я сакура, — Ямагучи показывает заколку с цветком — единственное, что он может себе позволить на работе. А рядом с ней — заколка с черепом.
— Круто, — Тсукишиме правда нравится.
В кафе заходит смеющаяся парочка — Иваизуми и Ойкава. Кей знает почти всех в городе, потому что у каждого в жизни случались похороны, иногда даже не одни. А у Тсукки хорошая память на лица.
Они ютятся за угловым столиком, спрятанные от всех, и Кею обидно, что не только у них двоих с Ямагучи готическое свидание.
Тадаши делает ему кофе и что-то рисует. Он очень хорош в этом.
— Это… кит?
— Ага, — Ямагучи широко улыбается. — Слышал же новость, что астрономы открыли новое созвездие Кита. Вот я тебе его дарю.
Тсукишима старается не краснеть — боже, у них наконец-то
нормальная жизнь, наконец-то какие-то милые штампы, это так волнительно и прекрасно.
Иваизуми и Ойкава разглядывают какую-то карту и негромко переговариваются.
— Да нам точно надо завтра выезжать, — настаивает Хаджиме.
— Но священное дерево никуда не денется.
— Но мой отпуск может закончиться.
Ойкава театрально ахает и срочно заказывает два клубничных коктейля себе.
“Интересно, — думает Тсукишима, — им бы тоже хотелось, чтобы город был спасён? Или им вполне нормально существовать на руинах реальности?”
Хаджиме вглядывается в Кея, словно что-то вспоминая, и Тсукки немного напрягается, но Иваизуми просит сигарету и искренне восторгается тому, что она чёрная, и всё напряжение пропадает.
Они уходят, оставив щедрые чаевые и планируя своё путешествие к дереву.
— Очень много деревьев вокруг, — задумчиво тянет Тсукки.
— Лес не хочет быть просто лесом и захватывает нас, — соглашается Ямагучи.
Они вслушиваются в доносящиеся песни хэллоуинского парада.
— Когда хозяин кафе умрёт, он обязан оставить его тебе в наследство, — замечает Тсукишима после некоторого молчания.
— Да я и так потихоньку ворую это место, был обычным официантом, а сейчас уже главный администратор, — гордится собой Ямагучи. У него уже есть идеи, что можно было бы добавить в кафе, чтобы оно стало ещё лучше, но не теряло своей атмосферы.
— Ты такой крутой, — Тсукки надевает на него свой колпак. — Но бросай это всё, я не хочу, чтобы ты поздно возвращался в ночь, когда призраки уходят в город.
Ямагучи с удовольствием сбегает с работы на час раньше положенного.
Они идут с Тсукки по мистически-красивому городу и говорят одновременно обо всём и ни о чём. И большой новый звёздный кит совсем не обращает на них внимания.
Ямагучи чувствует, что город скоро изменится, починится, и дело вовсе не в заделанных дырах и ремонте дороги. Что-то изменится — может, исчезнет это жуткое гнетущее чувство, словно город съедает жителей и всё равно остаётся пустым и голодным.
Будет здорово, если и его аномалия починится, потому что опасная зона становится всё шире, всё больше важных мест в неё попадает, а поезда ходят всё так же часто и беспорядочно, и Ямагучи честно устал от своей дрожащей руки.
Но вот только если он перестанет быть аномальным, захочет ли Тсукки и дальше его любить? Так получилось, что поцелуй на кладбище случился буквально через несколько дней после первой дрожи, и Тсукишима это объяснял тем, что он устал видеть, как вселенная пытается сделать Тадаши больно. И обычно Ямагучи в это верит, но иногда в холодные ночи на него нападают все тревоги мира, и он не верит ничему.
Он наспех одевается. Чем вот так тревожиться — лучше спросить. Это Куроо-сан проповедовал разговоры словами о проблемах, чтобы не было недопониманий, и это действительно работает. Тадаши не хочет звонить, потому что Тсукки обязательно возьмёт трубку, а Ямагучи ничего сказать не сможет: ему нужно посмотреть Кею в глаза. Поэтому он торопится к нему домой.
Он тихо, но настойчиво стучится и слышит озлобленное шебуршание за дверью.
Тсукишима открывает дверь; он в пижаме и с битой в руках.
— О, — пугается Ямагучи.
— А, — узнаёт его Тсукки и убирает биту.
“Словами, не звуками!” — напоминает себе Ямагучи и без приглашения заходит в дом Кея.
— Случилось что-то? — обеспокоенно шепчет Тсукишима.
— Хочу поговорить.
Тсукки кивает и ведёт его на чердак — самое уютное место в доме. Однажды на крыше образовалась дыра, и в доме не нашлось подходящих досок, поэтому Тсукишима закрыл её куском стекла — получилось отличное окно, можно было лежать на полу и смотреть на небо.
Кей приносит подушки, и они с Ямагучи лежат и смотрят на беззвёздную тьму.
— Если я избавлюсь от своей аномалии, ты бросишь меня? — напрямую спрашивает Тадаши. Тьма падает прямо на него.
— Дурак, — беззлобно ругается Тсукишима. — Твоя способность узнавать о поездах далеко не самое крутое, что в тебе есть, а я люблю тебя за всё — и за некрутое тоже.
— Ого, — выдыхает Ямагучи. Тьма разбивается о стекло.
— Будто ты не знаешь.
— Я… Прости, что спросил.
Тсукки его щипает за щёку.
— Ай!
— Вот и не говори глупости. Если тебе это так нужно слышать, я могу говорить тебе про любовь каждый день.
— Фу, — кривится Ямагучи. — Нет, мне нужна одна такая душевная ночь.
Тсукишима кивает. Он правда мог бы много чего сказать Тадаши, и каждый раз его признание имело бы тот смысл, просто что тогда сказать в такие тоскливо-хорошие ночи? Придётся искать что-то пафосное, а оно уже будет не таким честным. Поэтому они и выбирают, что самые простые слова и будут самыми душевными.
— Знаешь, — говорит Ямагучи, прижимаясь к Кею ближе, — мне часто снится поезд. Он летает в небе и соединяет все звёзды, которые находятся в одном созвездии. Он от одной звезды до другой может лететь вечность — и всё-таки долетает, и они становятся связаны, и там, на небе, рождается то же самое, что родилось в фантазиях у людей. Кто-то делает созвездия реальными, а не просто воображаемыми образами.
— Что же будет делать поезд, если долетит до звезды, а она уже погасла?
— Видимо, пролетит мимо, как некоторые поезда пролетают мимо нашего города. Мы тоже погасшая звезда.
— Чёрная дыра на поверхности планеты.
Ямагучи сонно рассказывает что-то ещё про созвездия, но быстро засыпает.
Тсукишима приносит много пледов, чтобы Тадаши было теплее и мягче, и сам ложится рядом.
— Прости, я не могу подарить тебе созвездие, я способен вот только на плед ночью и горячий чай с утра, — шепчет он.
Тадаши резко хватает его за руку — может, даже сквозь сон хочет сказать, что этого достаточно, а может, ему что-то снится такое, что ему срочно нужно за что-то ухватиться. Кей совсем не против быть этим чем-то, за что Ямагучи будет держаться, когда всё начнёт рушиться.
Наверняка от его ногтей останутся царапины. Но это те царапины, которые Тсукишиме
хочется видеть на своём запястье.
— Тебе не кажется, что солнце стало ярче? — спрашивает Ямагучи как-то в начале зимы. — И дышать легче.
— Может, город починили, — пожимает плечами Тсукки. — Кстати, хочешь, я тебя познакомлю со скелетом? Он гуляет по кладбищу и очень вежливый и смешно перестукивает рёбрами, когда ему рассказываешь шутки.
Тадаши молчит несколько секунд, обдумывая информацию, а потом широко улыбается:
— Конечно!
И сам берёт Кея за руку, и неважно, что они сейчас не в зоне его аномалии.
Это не они спасли город, конечно, и даже не были частью основной истории — или спасение города не было частью
их истории. Они становятся легендами друг для друга — это и делает их классными, а вселенная может прыгнуть под поезд сама и перестать звать их с собой. Ямагучи больше не боится ни её, ни погасших звёзд.
На вокзале появляется правильное расписание поездов, и звёздный кит с любопытством рассматривает этот город.
