***
— Пап, ну почему мне нельзя с тобой к дяде Чанёлю сегодня? — Хэри выглядит заметно надувшейся. — Малышка, сегодня правда не получится. Не грусти, зато останешься с мамой, сможете испечь вкусные кексы, — Бэкхён подмигивает дочери в зеркало заднего вида, но впечатления на неё этим не произвёл. — Не хочу оставаться с мамой. — Это ещё почему? — хмурится Бён. — Она опять будет весь вечер с кем-то разговаривать по телефону, а меня только накормит ужином и не будет со мной играть, — обиженное лицо дочери вызывает короткую вспышку злости на жену. — Я вечером позвоню маме и скажу, чтобы она с тобой поиграла и приготовила кексы, солнышко. — Ладно, — вздыхает Хэри. — Но потом я поеду к дяде Чанёлю вместе с тобой! Бэкхён хохочет от угрожающей интонации. — Хорошо, я скажу ему, чтобы купил тебе самую крутую игрушку и большую шоколадку. — С орешками, — уточняет Хэри, пока отец её отстёгивает. — С орешками, — соглашается он.***
Бэкхён понятия не имеет, как умудрился завести дружбу с Чанёлем. Познакомился он с ним, когда уже состоял в браке, а дочери было два года, причём в сферах они крутились совсем разных — Бэкхён тогда уже работал преподавателем в музыкальной школе, а Чанёль уже был довольно известным в узких кругах визажистом. Когда они встретились на ужине у общего знакомого, Бэкхён, признаться честно, опешил, узнав о чужой профессии. Для него все эти женские косметические чудеса казались чем-то невероятным и далёким, в чём дано разбираться только самим женщинам, но вот он, Чанёль, по которому с виду не скажешь никогда, что он во всём этом разбирается, и даже неоднократно побеждал в тематических конкурсах. Так же, как и не скажешь по его виду, что он гей, причём этого не скрывает. По крайне мере, он так легко сказал об этом Бэкхёну при первой же встрече, что тот растерялся ещё раз. Мужчина тогда нашёлся только ответить: «Ой, круто, ну, в смысле, что ты этого не стесняешься, а я вот женат, у меня есть дочь». Как будто кто-то к нему вообще подкатывал, ну в самом-то деле. Чанёль просто внимательно смотрел на него своими большими серьёзными глазами и кивал, слушая эту смятую чушь. Так или иначе, в конце вечера он пожал Чанёлю руку, брякнул: «Очень приятно было познакомиться» и ушёл. Но с тем знакомым, в гостях у которого они встретились, ни один из них уже не общается, а между этими двумя как-то завязалась дружба. Жена Бэкхёна невзлюбила Пака ещё при второй встрече. При второй, потому что именно тогда на вопрос об отношении Чанёля к семейным ценностям («Боже, какие семейные ценности, тебе откуда самой об этом знать», — крутилось тогда у Бэкхёна в голове) тот ответил, что жениться не собирается, да и вообще, женщинами не интересуется от слова «совсем». Ёнхи тогда весь вечер натянуто улыбалась гостю, а после его ухода сказала Бэкхёну, что видеть больше Чанёля не желает в их доме. Бэкхёна это, конечно, не смутило, и он продолжил приглашать Пака домой. Тот оказался довольно проницательным человеком и быстро понял, что женщина недовольна его существованием на этом свете. Но тем веселее ему было вести тихую войну с ней, не высказывая ничего прямо и грубо, но находя способы «отомстить» ей за Бэкхёна, который периодически рассказывал о своей жизни. В последнее время встречи с Чанёлем стали совсем редкими — того взяли работать в какое-то музыкальное агентство, и свободного времени у мужчины стало катастрофически мало. И тем сильнее в течение дня разгоралось предвкушение встречи в душе Бэкхёна. Наконец, последнее занятие заканчивается. Скинув Чанёлю короткую смс с текстом «Выезжаю с работы, буду через полчаса», мужчина садится в автомобиль и выезжает с парковки, стараясь очистить голову от рабочих и семейных мыслей. Его ждёт заслуженный отдых. Ответное сообщение с «Жду. Кстати, у меня есть кое-что интересное» он читает уже во время ожидания лифта в чужом подъезде. Дверь квартиры оказывается открыта — Бэкхёна явно ждут. Свет в коридоре приглушён, как и в гостиной, которую видно от входной двери. А из самой гостиной доносится негромкая музыка. Прикрыв дверь и защёлкнув замок, Бэкхён стягивает с ног туфли и бросает портфель на мягкий пуф. Становится интересно, почему Чанёль не вышел его встречать, как делает всегда, и подгоняемый любопытством Бён почти беззвучно идёт в сторону комнаты. Чанёль обнаруживается там. Он даже не поворачивает голову в сторону прислонившегося к дверному косяку Бэкхёна, старательно делая что-то на журнальном столике, который стоит перед огромным диваном. Подойдя ближе, Бэкхён чуть щурится в полумраке и фыркает, разглядев, что лежит перед Паком. — Серьёзно? — А? — Чанёль поднимает голову, сжимая в пальцах самокрутку. — Между прочим, моя дочь хотела к тебе в гости. А если бы я с ней приехал? — Бэкхён садится рядом на диван, но ничего на столе не трогает. В отличие от Чанёля, который возвращает внимание к сделанному косяку. — Брось, не читай мне нотации, как будто никогда траву не курил, — морщится Чанёль. — Надо же пользоваться привилегиями работы. — Тебе платят марихуаной за то, что ты рисуешь красивые лица девушкам? — Нет, у меня просто есть хорошие знакомые там, — подмигивает Пак. — А малышку Хэри можешь привезти в следующий раз, только предупреди. Кстати, я надеюсь, ты до утра? — Судя по тому, что ты тут пытаешься устроить плантацию конопли, сегодня я до дома не доеду, так что да. Сказал Ёнхи, что встретимся с друзьями у тебя, может, останусь тут. — Не ревнует тебя к потенциальным любовницам? — Брось, у нас с ней давно не такие отношения, чтобы ревновать, — закатывает глаза Бэкхён. — Она только однажды сказала, цитирую: «Надеюсь, тебе хватит ума не допустить того, чтобы какая-нибудь шлюха от тебя залетела на стороне». А так ей плевать, с кем я сплю, она и сама не святая. Чанёль положил самокрутку на стол и откинулся на спинку дивана с задумчивым видом. — Вряд ли ей было бы плевать, если бы она узнала, что ты спишь со мной. — Это уж точно не её дело, — Бэкхён недовольно поджимает губы. — Так твой сюрприз заключается в куче травы, наваленной на столе? — Это ещё не всё, — Чанёль хлопает по карманам в поисках зажигалки, но вдруг останавливается. — Иди в душ, я подожду. А то опять протянем время, и у меня всё упадёт, как тогда. — У тебя упал не потому что мы тянули время, а потому что ты накурился до невменяемости, — парирует Бён, вставая с места. — Ты серьёзно собрался трахаться, накурившись? Тебя жизнь ничему не учит? — Всё нормально будет, главное, не переборщить. Я гарантирую тебе лучший оргазм в жизни. И потом, это другой сорт травы, будет круто. — Ну, поверю тебе, — бормочет мужчина, на ходу расстегивая рубашку, которую бросает на кресло у выхода из гостиной. — И не будь таким унылым, траву надо курить в хорошем настроении, — кричит ему вслед Чанёль.***
Влажные мягкие губы, скользящие по животу, явно оказываются более действенным способом поднятия настроения, чем умственные попытки. Бэкхён сдавленно выдыхает, опуская веки, когда зубы аккуратно прихватывают кожу под пупком. Чанёль, кажется, забывает про заботливо скрученный косяк, который лежит на столе, и полностью переключает внимание на лежащего под ним мужчину, по которому он… — Безумно соскучился, — еле слышно шепчет Пак, оглаживая пальцами чужие тазовые кости. Бэкхён расслабляется и чуть не засыпает на несколько других минут, когда Чанёль от него отстраняется. Пока к губам не прижимаются чужие, выдыхая в рот не ожидавшего этого Бэкхёна дым. Тот от неожиданности едва ли не закашливается, но справляется с дыханием, распахивая глаза. Чанёль уже лежит рядом на спине, глубоко затягиваясь. Глаза его расслабленно прикрыты, а свободная рука откинута в сторону, едва касающаяся пальцами бедра Бэкхёна. Бён завороженно следит за пухлыми губами, обхватывающими самокрутку, и не находит решимости отвлечь Чанёля. Тот прерывается сам. Ленивым движением руки, не глядя, передаёт косяк Бэкхёну, который секунду колеблется и всё же затягивается. Нужно совсем немного, чтобы догнать Чанёля, который из-под полуприкрытых век смотрит на потолок, о чём-то задумавшись. Не позволяя сознанию совсем поплыть, Бэкхён затягивается редко, но глубоко. Пока заскучавший Чанёль не наваливается сверху. — Эй, осторожно, — собственный голос слышится как будто со стороны. — Не хватало ещё поджечь твой диван. — Да похуй, — еле слышно выдыхает Пак, перехватывая из чужих пальцев косяк. Он так и остаётся лежать на Бэкхёне, полностью расслабившись, пока тот с интересом рассматривает интерьер комнаты, будто видит её впервые. В голове мысли сменяются одна за другой, слишком быстро, чтобы успевать их обдумывать, но вместе с этим чувствуется приятное умиротворение, а проблемы уходят на задний план. Так они и докуривают на двоих. Стоит Чанёлю бросить в пустой стакан остатки самокрутки, как Бэкхён опрокидывает не сопротивляющееся тело на спину, ощущая внезапный прилив сил. Пак в ответ смеётся, чуть дёргаясь от касаний холодных рук, забравшихся под рубашку. Короткие ногти слегка царапают чувствительную кожу над ремнём брюк, что чувствуется ещё острее под действием марихуаны. Рубашка успевает как-то незаметно исчезнуть с тела, но собрать мысли в кучу и что-то предпринять совершенно не получается. Брюки Чанёль уже стягивает самостоятельно, а после вытряхивает из одежды Бэкхёна, который недовольно фыркает. — Куда ты так спешишь? — Очень жарко, я тебе помогаю, — очень тихо бормочет Пак, увлечённый множеством родинок на чужом теле, уже лежащем под ним. Каждую он коротко целует, а самые любимые еле ощутимо прикусывает. Бэкхён, оставшийся в одном белье, покорно лежит, тяжело дыша. Запах травы, витающий в комнате, как будто опьяняет всё больше с каждой секундой. Попытка немного привести себя в чувство сжатием кулака, чтобы ногти больно впились в ладонь, не приводит ни к чему, кроме внезапно вырвавшегося смешка, который привлекает внимание Чанёля. Пак звонко хлопает по бедру согнутой ноги Бэкхёна и прижимает пострадавшую ладонь того к своим губам. Бэкхён не обращает ровно никакого внимания, увлечённый своими мыслями. И после внезапного озарения резко толкает не ожидавшего этого Чанёля на спину. — Блять, — Чанёль снова смеётся, хотя в другой ситуации разозлился бы. — Тебе повезло, что я успел раздвинуть этот траходром, пока ты был в душе, иначе я бы сейчас лежал на полу. — Поэтому повезло тебе, — подмигивает Бэкхён. — У меня гениальная идея, — он оставляет растерянного Чанёль лежать, а сам стремительно идёт к столу, где хранится косметика, используемая Чанёлем при работе на дому. Не церемонясь, шарится в ящиках и коробках, роняя на пол всё, что можно, пока мужчина сверлит его взглядом с дивана. Наконец, он находит то, что искал, и возвращается обратно, сжимая в руке маленький тюбик. — Давно мечтал это сделать, — по-прежнему прячет то, что принёс, и, замерев на пару секунд, тянется к столику за вторым косяком — благо, Чанёль сделал с запасом. Быстро раскуривает и садится на бёдра Чанёля, сжимая губами. — Если тебе станет хреново, я не виноват, — хрипло шепчет Пак. — А за косметику я тебя убью, если ты что-то там разбил. Бэкхён лишь отмахивается рукой, затягиваясь. И затем показывает, что принёс. — Умеешь же ты выбрать, это самая хорошая и дорогая, — когда Чанёль понимает, что это помада. Впрочем, в расслабленной интонации не слышится злости. — Ты предлагаешь устроить травести-шоу? Отрицательно помотав головой, Бэкхён толкает косяк между чужих губ, чтобы не мешал, и выкручивает стик почти на максимум. На секунду задумывается, а потом касается прохладной помадой разгорячённой кожи Чанёля на груди. Плавно ведёт, не сильно нажимая, но красного пигмента хватает, чтобы даже от этого на коже оставался довольно насыщенный цвет. Пак в это время затягивается, не обращая внимания на щекотные прикосновения, а когда опускает взгляд на своё тело, давится. На груди старательно изображены несколько членов. Ровно так же, как малолетние долбоёбы рисуют на стенах, только подписи «хуй» не хватает. — Бэкхён, блять, — но Бэкхён не обращает никакого внимания, увлечённо водя помадой уже по подтянутому животу. Взгляд одновременно отсутствующий и сосредоточенный, и Чанёль не понимает, как так может быть. Философски наплевав, Пак прикрывает глаза, чувствуя, будто катится вниз с высокой горки. Приятное щекочущее чувство в животе прерывается, когда из расслабленных пальцев вытаскивают тлеющий косяк, который отправляется куда-то на стол, а плотная помада касается сухих губ. Чуть дрожащая рука Бэкхёна наверняка пачкает дорогой косметикой половину лица Чанёля, но тот не мешает. И открывает глаза только тогда, когда сидящее сверху тело замирает. Мельком окинув себя взглядом, Чанёль обречённо стонет. Он абсолютно весь разрисован ярко-красной помадой, остатки которой валяются рядом, и остаётся только надеяться, что Бэкхён не успел нарисовать ему член где-нибудь на лице и там всё ограничилось губами. — Меня очень возбуждает твой вид, — шепчет Бэкхён, проводя пальцем по чистому участку на чужом теле. Палец тоже испачкан в красном, поэтому остаётся бледный, но всё же след. — Я же предупреждал тебя не накуриваться так сильно, — Чанёлю снова смешно. От вида растрёпанного Бэкхёна и остатков помады, на которую он угрохал немало денег. — Отвали. Ты бы сам себя хотел трахнуть, если бы видел со стороны, — Бэкхён продолжает сидеть, чуть покачиваясь. И Чанёль лениво замечает, что с него успели даже бельё стянуть, изрисовав всё, кроме полувозбуждённого члена. По которому сейчас ёрзает Бэкхён, наверняка пачкая ягодицы в помаде с бёдер. Почему-то кажется очень необходимым проверить это. От мыслей отвлекает Бэкхён, принимающийся вылизывать чистую кожу. Он начинает с чуть взмокшей шеи, не пропуская ни миллиметра, как кажется Чанёлю, низ живота которого уже обжигает возбуждение. Сознание находится и так где-то за пределами тела, и мягкие касания влажного языка не способствуют его возвращению. Губы и язык спускаются к ключицам, пока цепкие пальцы активно трогают где-то внизу, царапая ногтями чувствительную кожу под пупком. Разум будто раскалывается — одна часть сосредоточена на влажных вылизываниях, которые плавно перемещаются к груди, а вторая хочет кричать от ощущения чужих пальцев на теле. Потому что у Чанёля по этому поводу пунктик. Вечно холодные пальцы Бэкхёна почему-то безумно его возбуждают. И мужчина этим активно пользуется, при каждом удобном случае трогая и гладя мягкую кожу Чанёля, с удовольствием отмечая, как по ней бегут мурашки, а сам Пак нервно сглатывает. Вот и сейчас он мягко прищипывает и гладит напряжённый живот, хитро щурясь, когда замечает чужую реакцию на это. Когда Бэкхён накурен, тормоза сносит начисто, и он готов доводить Чанёля почти до потери сознания одними только касаниями. Каким-то чудом удаётся вовремя ухватить тот момент, когда Чанёль ещё не поплыл окончательно от прикосновений, но уже жалобно заламывает брови, выгибаясь в спине. Приходится привести его в чувства довольно грубым поцелуем, сжёвывая с соблазнительно-влажных губ яркую помаду. Мягко пройдясь по нёбу языком, Бэкхён отстраняется и облизывает зубы, чувствуя оставшуюся на них помаду. И это возбуждает почти так же сильно, как беззащитно лежащий снизу Чанёль, громко дышащий ртом. — Твои пожелания? — голос у Бэкхёна охрипший. Он наконец сползает с бёдер Чанёля, даря тому ощущение лёгкости. Чанёль вместо ответа лениво переворачивается на живот, привставая на дрожащие колени. Мышцы спины красиво перекатываются в тусклом свете, когда мужчина прогибается, ложась грудью на постель, а Бэкхён завороженно следит за их движением. В затуманенный мозг резко влетает желание нарисовать то, что он видит. Хотя рисовать Бэкхён никогда не умел. — У меня есть одна интересная вещь, поэтому сегодня я хочу так, — раздаётся тихий голос Чанёля, заглушённый подушкой. Бён пожимает плечами, не задумываясь о том, что никто этого не видит, и привычно тянет руку под подушку, куда Чанёль всегда перед его приходом прячет всё нужное. Вместо привычного тюбика обнаруживается другой. Бэкхён щурит глаза в попытке прочитать надпись, но взгляд отказывается фокусироваться сразу. Сдавшись, он открывает бутылёк и принюхивается. — Что это? Смазка такая? — Да, с маслом каннабиса. Говорят, женщины в восторге. При анальном сексе не так хорошо подействует, но почему бы не попробовать, — Чанёль поворачивает голову к Бэкхёну, который уже задумчиво растирает смазку пальцами в попытке согреть. — Посмотрим, — усевшись поближе, чистой рукой отводит в сторону левую ягодицу. Не удержавшись, целует две одинокие родинки на ней, а затем медлит пару секунд. — Наверное, хуёвой идеей будет сначала растянуть тебя пальцами с этой смазкой, а потом вылизать тебя, — задумчиво бормочет Бэкхён, сосредоточенный на гладко выбритом анусе, иногда сжимающемся. Недолго думая, проходится языком от мошонки почти до копчика, удерживая дёрнувшегося Чанёля, который и так не очень устойчив. Для собственного морального удовлетворения хватает пары минут мягких, но настойчивых проникновений языком внутрь Пака, который от этого заметно расслабляется, тихо постанывая в подушку. Оторвавшись от приоткрывшегося кольца мышц, Бэкхён ещё раз растирает смазку по пальцам и плавно погружает один, позволяя Чанёлю почувствовать каждый сантиметр. Тот коротко выдыхает, подавляя стон. Палец медленно выскальзывает обратно, оглаживая порозовевший от прилива крови анус, а следом внутрь скользят уже два, плотно прижатые друг к другу. Тихо прошипев сквозь зубы, Чанёль чуть шире расставляет колени, пытаясь прогнуться так, чтобы давление пальцев на стенки стало сильнее. Бэкхён, несмотря на туман в голове, улавливает чужую попытку и не поддаётся. — Аккуратнее, ты ещё не привык, — понятно, что наркотик уменьшает боль, но потом Пак сильно пожалеет о собственной поспешности. Вскоре настаёт черёд трёх пальцев, которые Чанёль встречает громким стоном и попыткой потереться возбуждённым членом о диван. Влажный от естественной смазки ствол охватывают тонкие пальцы второй руки Бэкхёна, пока пальцы первой растягивают мышцы, и Чанёль тихо скулит срывающимся голосом. По щеке скатывается слеза бессилия, когда Бэкхён сдавливает член у основания и мешает податься назад и резко насадиться на пальцы. — Бэкхён-а. — Сейчас, подожди, — Бён смазанно целует Чанёля в поясницу, извиняясь, и вытаскивает пальцы. Он уже растирает смазку по своему члену, когда Чанёль переворачивается на спину и тянется под другую подушку. — Что? Разомлевший Чанёль молча протягивает что-то чёрное, и зрению приходится напрячься, чтобы понять, что это. И то, окончательно разобраться получается только тогда, когда тяжёлый предмет оказывается в руках. — Кляп-дилдо? — брови сами приподнимаются. Но агрегат с кучей ремней, у которого с одной стороны выступает средней длины резиновый член, а с другой - сильно укороченное его подобие, не оставляет других предположений. — Хочу завтра на работе сказать, что я сидел на лице у горячего мужчины, — если бы не умиротворённое лицо Пака, Бэкхён бы точно его ударил. — Это моя шутка. — А у меня будет не шутка, — подмигивает Чанёль и садится. — Давай помогу. Отвратительное освещение и скуренные косяки мешают надеть игрушку быстро. В итоге, спустя долгих пять минут и, судя по ощущениям, пару прядей вырванных в попытке застегнуть ремни волос, Бэкхён сдавленно мычит и играет бровями. Поддавшись толчку чужих рук, падает на спину и тут же видит перед собой чужое лицо. — Не бойся, я его вымыл и обработал, — шепчет Чанёль и обхватывает губами искусственную головку. Плавно опускается ниже, скользя губами с остатками красной помады по неприятно-прохладному стволу, смотря прямо в глаза Бэкхёна, а сам Бэкхён давится слюной. Потому что снизу выглядит это невероятно горячо. Так, что яйца уже грозятся лопнуть, а ведь ещё далеко не конец. Опустившись ртом почти до конца, Чанёль давится, когда головка неприятно касается стенки горла, и выпускает блестящий от вязкой слюны искусственный фаллос. — Если бы ты мог сейчас говорить, то точно сказал бы, что твоим членом я никогда не давился, но в свою защиту скажу, что этот очень мерзкий и не натуральный на ощупь, если толкать его в глотку. Бэкхён мычит, не способный ответить, и широко распахивает глаза, когда Чанёль устраивается коленями по бокам от его головы. И раздвигает ладонями собственные ягодицы, открывая взору растянутый анус, а затем начинает аккуратно опускаться. И Бэкхён может поклясться, что это лучший вид в его жизни. — Я аккуратно, не хочу сломать тебе шею или дать тебе задохнуться, если что, — но Чанёля он почти не слышит, увлечённый открывшейся картиной. Искусственная головка, блестящая от слюны, надавливает на смазанное кольцо мышц и после секундной заминки Чанёля медленно погружается внутрь. Мужчина замирает, давая себе время привыкнуть, а после начинает медленно и осторожно опускаться, чтобы не доставить неудобств ни себе, ни Бэкхёну. А сам Бэкхён медленно умирает. И если ему однажды и придётся испустить дух, то он согласен только на такое же положение — с задницей Чанёля, который плавно садится на резиновый член прямо над его лицом. Сдавленно простонав, он закатывает глаза от накатившего возбуждения, когда Чанёль опускается почти полностью и замирает, громко дыша. Безумно хочется пройтись языком по краю растянутого вокруг игрушки ануса, но чёртово положение не позволяет. Чанёль успевает пару раз подняться и медленно опуститься, прежде чем Бэкхён шлёпает его по влажному бедру. Пак резко поднимается, осознав, что мог сделать лежащему мужчине неприятно. И обеспокоенное выражение стирается только тогда, когда все ремни расстёгнуты, а Бэкхён обретает возможность нормально дышать и говорить. — Блять, Чанёль, это лучшее, что со мной происходило, но у меня чуть сердце не остановилось от того, как сильно у меня встал от этого вида. Закатив глаза, Чанёль падает на спину и тянется к тлеющему на столе косяку. — Обломал меня. — У меня есть, что тебе предложить взамен, — Бэкхён гладит бёдра с проступающими мышцами, и глубоко целует Чанёля, прежде чем тот прикусывает в качестве мести его губу, отстраняется и затягивается. Устроившись между длинных ног, Бэкхён пару раз проводит по члену и приставляет головку, мягко толкаясь внутрь. Сперва совсем чуть-чуть, но и этого хватает, чтобы закусить губу и зажмуриться — настолько возбуждённым он и правда себя давно не чувствовал. Чанёль выдыхает дым, прикрыв глаза, и плавно подаётся навстречу, закрывая глаза от удовольствия. — Признай, мой член приятнее ощущать, чем ту игрушку, — шепчет Бэкхён в чужое ухо, наклонившись ближе. В ответ получает только измученный стон и почти неощутимый удар по плечу, а затем Чанёль мстительно сжимается, стоит Бэкхёну войти до конца. И тот жмурится, считая звёзды под опущенными веками. Оба настолько возбуждены, что им много не надо — Бэкхён быстро толкается, чередуя короткие движения с размашистыми, и не даёт Чанёлю подрочить себе. Смазка неприятно и пошло хлюпает, царапая слух, но Чанёлю, выдыхающему дым в лицо Бэкхёна, плевать. А тому — тем более, поэтому он ловит чужие губы своими и, на пару секунд сжимая пальцами чужую эрекцию, шепчет хриплое: — Кончай. А через секунду выходит и, сжимая зубы, сам изливается на чужой живот, уже испачканный спермой его обладателя. Остатки косяка летят на стол. Бэкхён отстранённо думает о том, что не помешало бы проветрить квартиру от запаха травы и секса, но это подождёт. Нечасто им удаётся вот так полежать рядом. Даже если романтика испорчена вульгарными размазанными рисунками на чужом теле и белесыми следами спермы. — Интересно, как бы твоя жена отнеслась к тому, что ты, образцовый муж и отец в глазах посторонних, спишь с мужчиной, — голос Чанёля звучит непривычно серьёзно, и в нём нет даже намёка на остатки былой эйфории от травы. Бэкхён даже не думает, что Чанёль может ей всё рассказать, но от чужой интонации неприятно передёргивает. Как будто сказка закончилась, и пора возвращаться с бала домой. Чувство расслабленности резко ушло, а проблемы вернулись. Хотя, они никуда и не уходили. — Подожди ещё немного. Я буду с тобой, если дождёшься, — шепчет Бэкхён в чужое плечо, уже неприятно-холодное от пота. Если Чанёль не согласится его ждать, то смысла в дальнейшем существовании нет. — Дождусь, если будешь.