lost at sea.

erik truffaz feat. murcof — origin of the world.

      клаудио красивый. им любоваться хочется и руками не трогать, словно ты в музее находишься. принц, что из мрамора высечен, что невесомее самого шторма. он ступает так мягко и величественно, словно всем видом крича не отводи от меня взгляд, наблюдай.       клаудио добрый и вежливый, ведь манеры — лицо мужчины. по полю носится и подбадривает ребят. ему порой даже говорить ничего не нужно, ни на итальянском, ни на английском, ни на ломаном русском — его понимают. он от этого разве что не светится. наблюдай за мной, наблюдай.       у маркизио глаза, как и он сам, красивые. омуты голубые, холодные и теплые одновременно. он смотрит так внимательно и губу нижнюю закусывает, обдумывая что-то в голове своей после слов мистера семака. в глазах этих — не спастись.       маленький принц весь сломанный-переломанный. шрамы на его теле и сердце из серебра и золота. его кровь, как сердце — океан, полный рубинов и драгоценных камней, пылающих в венах огнем, которые нашли место в его душе. он по питеру движется, ступает также мягко, еле слышно, наблюдай, как я вступаю в эту игру.       а семак наблюдает. наблюдает и поделать ничего не может с желанием одним — владеть. быть единственным центром внимания клаудио маркизио. ему хотелось бы излюбить этого принца до пунцовых пятен, что остаются от пальцев и губ. ему бы хотелось, просто хотелось. без всяких запретов и оправданий.       клаудио в его мыслях громко носится вместе с кошмарами и страхами. клаудио в его голове просит выключить свет, все ночники и бежать. бежать и бежать, пока еще можно. только сергей богданович противится и не хочет, словно ребенок маленький. он лишь наблюдает.       они о встрече не договариваются, встречаются неожиданно, когда волны утихают, когда ночь слишком темная. маркизио в свое пальто кутается, что от холода не спасает, но это мелочи. он на воду смотрит, что до одури тихая, пока сергей молчит, оглушая тишиной этой. до одури тоже.       — море. у вас есть настоящие море.       семак бы руки на чужие плечи положил, осторожно так, на себя бы утянул, согреть чтобы, шепча на итальянском-английском-русском, что море не сравнится с твоим океаном. но он лишь наблюдает, как маркизио мерзнет. и материться про себя заставляет.       клаудио болеть не любил. руку свою не выдергивает, когда чувствует чужие и холодные пальцы чуть выше локтя. он речь русскую слышит, но понимает только блять, а после ему на английский переводят. сергей богданович не хочет, чтобы его маленький принц заболел в этих джунглях каменных.       — дай руку.       маленький принц этот доверчивый и наивный. он ладони свои протягивает, когда слышит следом и вторую тоже, позволяя руки свои греть. машина урчит тихо, прогревается и тишина в этот раз не оглушает. семак взгляды бросает на сиденье пассажирское, на котором клаудио задремал, в пальто свое укутался и сопит тихо.       сергей богданович за плечо осторожно тормошит и замирает, когда на него глаза эти сонные и голубые смотрят. не на него, а сквозь. клаудио извиняется и благодарит, что до дома подбросили, замерзнуть не дали. улыбается после, когда напоминание о тренировке слышит, чтобы утром, как штык.       — доброй ночи, мистер семак.       ответом кивок служит, а маркизио вновь улыбается и из машины выходит. семак шепчет доброй ночи, маленький принц, пока клаудио возле подъезда оборачивается, будто слышит все, на взгляд пристальный натыкаясь. за тяжелой дверью скрывается, оставляя наблюдать за собой.       у семака желание было лишь одно — владеть, но все, что он может и все, что у него остается — наблюдать за клаудио маркизио.