Революция

       Миша нехотя вздрогнул, когда в комнату вошёл улыбающийся Егор. Парень устремил свои карие глаза в окно, через шторы которого пробивалось утреннее солнце. Миша с раздражительным вздохом осознал, что вновь не спал. С недавнего времени, которое прошло с его последней встречи с тем самым эсером, Мише снились кошмары, одни и те же. Всё это не давало парню спать. Он менял ночи с ужасным, выматывающими снами, на ночи, потраченные на множество мыслей и построение планов. — Доброе утро? — неуверенно проговорил Егор, присаживаясь на деревянный стул прямо напротив Миши и укладывая свою сумку с бумагами на стол, заботливо застеленный жёлто-белой скатертью. Вскользь Митрофанов подумал, что если бы не Лиза, то в этом доме не было бы так уютно и чисто. — Доброе, — Миша устало кивнул, кидая немного жадный и оживлённый взгляд на чужую сумку. — Ты здоров? — поинтересовался Егор между прочим. — Здоров, но мучают бессонные ночи. Не беспокойтесь, мой друг, — они оба замолчали, — может чаю? — Ну, а что же, можно и чаю, — потянул Егор, вытягивая ноги под столом и нагоняя на лицо при этом самое довольное выражение. — К чаю только ничего не найдётся, извините уж, — устало пролепетал еле слышно Цыркунов, уже разливая кипяток по прозрачным бокалам. — К чаю не балуемся. Не любитель сладкого, так сказать, — ответил Митрофанов, принимая из чужих рук обжигающую жидкость. Миша кивнул, серьёзно глядя перед собой. Он всеми силами пытался не выдать свою усталость. — Я принёс то, что нам нужно, — начал Егор, но его голос был прерван настойчивым стуком во входную дверь. Егор вскинул голову в ожидании, а Миша поплёлся открывать. Сил не было совершенно ни на что, и он хотел поскорее окунуться в суматоху собрания, где ему не дадут скучать, а сон, как обычно, как рукой снимет. — Доброе утро, — весело проговорила Лиза, заскакивая в квартиру и поправляя свой плащ, — не закрывай. На кой это? Я видела Юлия и Руслана в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Думаю, скоро поспеют. И это вполне к спеху, потому как мне необходимо проверить, как там рука Руслана. Миша на автомате кивнул, принимая Лизино пальто. — А ты чего это, не один? — Лиза заглянула на кухню, снимая сапоги. — Здравствуй, Лизавета, — Егор, возникая в проходе, улыбнулся девушке, от чего у той появились на щеках красные пятнышки. И она тут же поспешно ухватилась за щёки рукой, якобы грея их. — Вот и славно, я то ведь сладкого вам принесла. Пускай мальчишки поедят, ведь вы все поди там и готовить-то толком не умеете, — девушка засуетилась и поспешила в свою комнату. Миша и Егор вернулись на кухню, улыбнувшись друг другу.        Долго ждать не пришлось. И минуты не пошло, а Лиза словно выплыла на кухню, еле касаясь пола. Лёгкой походкой, в шерстяных носках, она прошла к столу и поставила на него внушительного размера серебряное блюдо, заполненное выпечкой, от которой приятно пахло яблоками и чем-то ещё сильно сладким. — Кушайте, ребята, кушайте, — девушка взволнованно потеребила свой кулон на шее, а потом отправилась наливать себе чай. Стоило девушке взяться за стакан, как в дверь постучали. Миша вновь поднялся, проходя в коридор, к двери. Парень щёлкнул замком. — Доставать ещё два бокала? — прокричала девушка с кухни. — Три, — отозвался Кузьма, улыбаясь и пропуская вперёд Юлика и Руслана. Мужчины поспешили раздеться и проследовать на кухню. — Чем это так хорошо пахнет? Лиза опять дразнит нас своими постряпушками? — Юлик пожал руку Егору и сел за круглый стол. — Так, — протянул Руслан, чуть появившись на кухне и потирая руки, — кто сказал об постряпушках? Все улыбнулись. Лиза сдавленно хихикнула, расставляя каждому молодому человеку стакан с чаем. Руслан уселся возле Юлика, перед этим пожав руку Егору, и с довольным лицом начал уплетать Лизину стряпню. — Я начинаю ревновать, когда он с такой любовью ест твою выпечку, — улыбнулся Юлик, отпив горячего чая и глядя на Лизу, которая села слева от Егора, забившись в самый угол. — Не стоит, — фыркнул Руслан, на что Лиза и Юлий улыбнулись. — Просто иногда мне приедается твоя яичница по утрам, обедам и вечерам, — протянул Руслан, доедая уже второй кусок пирога с яблоками. Юлик обиженно цокнул языком, отворачиваясь к Кузьме. — И вот что ты с ним поделаешь? — протянул он раздосадованно. Кузьма хохотнул, покрепче перехватив горячий стакан. Он сидел ближе всех к Мише. — Да ничего не поделать. Не корми его, да и дело с концом. — Нужно будет попробовать, — с ленцой протянул Юлик, улыбаясь и глядя на Руслана. Тушенцов недовольно нахмурился с набитым ртом и выдал что-то не ясное. Все засмеялись.        У Миши отлегло от сердца. Бессонная ночь уходила с наступлением утра, ему становилось легче. И как же ему хотелось, чтобы был мир, чтобы был покой. Однако покою пришёл конец, как только все допили чай. Лиза вытерла со стола и удалилась в свою комнату. — Таки вот, — проговорил Егор, подтягивая к себе свою сумку, — вот значится что мы придумали, — Он наскоро расстегнул клёпки и высыпал на стол множество листов. И Миша понял, что покою и действительно пришёл конец. Эти листочки были ни чем иным, как примерами революционных статей. Иногда парню казалось, что сейчас он поутру откроет глаза, а всё хорошо. Как жаль, что ему лишь казалось.        Руслан уверенно взял в руки один из листков и принялся его читать про себя, выписывая самые нужные моменты. Все присутствующие поступили точно также. За молчаливой и кропотливой работой они провели весь день. Стрелки на часах бежали в бешеном темпе, и каждый из парней торопился. Каждый торопился восстановить справедливость, сделать мир чистым, без крови, убийств и прочих ужасных вещей. Все они, сидевшие здесь были готовы бороться за жизни других. И каждый из них много раз думал, что было бы проще оставь он эту борьбу, но тогда сразу же возникал вопрос «а кто, если не мы?». И они и дальше пахали, боролись, двигались, шли вперёд, к счастливому и светлому будущему, к миру без войны между братьями, к свободе.        Скорее всего они все просидели бы и ночь, если бы не пришла Лиза и не приказала им завершать на сегодня работу. Она уволокла Руслана в свою комнату под предлогом проверки его раны. Парни вовсе молча попили повторно чай, пожевав уже остывшие пироги, и начали собираться.        Руслан догнал всех как раз в то время, когда Миша прощался с Кузьмой. Тушенцов крепко пожал руку Цыркунова, и все покинули Мишину квартиру. Осталась только Лиза, которая и сама должна была через полчаса уйти на смену в больницу. Парню почему-то стало до ужаса тоскливо, поэтому когда Лиза обняла его, попрощавшись, и ускакала на ночную смену, Миша просто побрёл в спальню и без сил грохнулся на незаправленную постель.        Он даже не потрудился лишить себя одежды. Парень просто устало лежал поперёк постели, глядя на настенные часы, которые были освещены толстой полоской оранжевого света фонаря с улицы. Когда парень последний раз взглянул на них, стрелка бежала к одиннадцати вечера. После этого глаза он не открывал. Он наконец-то провалился в сон, подводя итог столь сложного для него дня.

* * *

       Он вновь очутился здесь. На этой ужасной тёмной улице. Вокруг почему-то всё шумело. Он стоял посреди тёмного переулка, зажатый между двумя старыми двухэтажными домами. В этом закоулке было темно и сыро. Сильно пахло мусором, было скользко. Дождь, отбивающий дробь об крыши, бил по голым плечами. Кофта давно осталась где-то позади. Сердце бешено колотилось, а руки и ноги одеревенели. Он пришёл сюда, чтобы защитить своего отца. Но по итогу стал свидетелем ужасной сцены. Сколько ему тогда было? шестнадцать, меньше?        Папа пропал пол часа назад из дома. Миша подбегал к каждому прохожему, спрашивая не видели ли они тут мужчину, одетого в пальто ярко-рыжего цвета. То ли Мише везло, то ли дело было в том, что по их городу ходит не так много мужчин в пальто ярко-рыжего цвета, но каждый из опрошенных узнавал в Мишином описании «мужчину, который свернул вон туда буквально пять минут назад». Каково же было его удивление, когда его отец обнаружился здесь, в этом мерзком месте, среди мусора, ещё и не один. Он стоял рядом с высоким мужчиной в шляпе, и разговор у них был явно не дружеский.        Миша сдавленно пискнул, когда надёжные и тёплые руки утянули его куда-то за угол. Мальчик затрясся всем телом, подымая глаза на того, кто утянул его в более сухой угол, хвастающийся посыпающимися кирпичами. Глаза у Цыркунова удивлённо расширились, когда в полумраке он смог разглядеть Кашина, который прижимал его к себе и прикладывал палец к губам, призывая молчать. Миша еле заметно кивнул, и двое мальчиков устремили свой взгляд на мужчин, которые негромким разговором о чём-то спорили.        Миша нашёл время вопросительно глянуть на Кашина, мол «что ты тут делаешь?», на что Даня ответил еле шевеля губами: «там мой отец». Мужчины начали общаться на более повышенных тонах, начали очень громко спорить о общественном благе, о каких-то кадетах и о каких-то эсерах. Миша почувствовал, как Даня напрягся, прижимая Мишу к себе.        Мальчики встретились глазами, и именно в этот момент по переулку пронёсся выстрел. Еле слышный, сразу же умирающий в шуме дождя. Даня дёрнулся, прижав к себе Мишу так, будто хотел его задушить, и посмотрел за угол. Миша сделал тоже самое, с ужасом разглядывая, как его отец вытирает пистолет белым платком, который ярче всего выделялся на фоне грязного закоулка. Мужчина повыше поднял воротник, бросил пистолет на замерший труп своего соперника и скоро зашагал прочь, не заметив даже Мишу с Данилой.        Миша глядел ему в след, с липким ужасом осознавая, что это был его отец. Его отец убил человека из-за спора в предпочтении, из-за спора, убил человека. Миша повернулся на Даню, который теперь всем телом вжался в камень и тяжело дышал. Цыркунов понимал, что Кашин сейчас не в самом лучшем состоянии, поэтому неуверенно сделал шаг назад, на что Даня отреагировал моментально. Он прижался к Мише, который был порядком ниже его, обхватывая его за спину и пряча голову за чужим плечом. По телу Цыркунова побежали мурашки, потому что ему показалось, что чужие горячие и влажные губы слабо, но осознанно мазнули по его голым ключицам. Даня затрясся, и Миша не нашёл ничего лучше, чем просто прижаться дрожащими губами к чужому тёплому плечу, ответно обхватывая Даню тонкими руками. — Даня, Данечка, Даня, — Миша гладил друга по спине, ловя каждый чужой вздох и всю мелкую дрожь, идущую по чужому телу, — Даня, посмотри на меня. Ну, давай же, — Миша аккуратно отклонился от трясущегося друга, обхватывая его горячее лицо своими пальцами. Кашин замер, глядя на Мишу. Кажется, что он даже перестал дышать. Мелкая дрожь куда-то делась. Парни просто минуту в тишине смотрели на друг друга, — успокойся, слышишь? — Миша погладил пальцами лицо Данилы. Кашин неуверенно закусил губу, глядя куда-то на Мишины губы и кивая. — Всё хорошо, слышишь? — Миша пытался хоть что-то сделать. Внутри него клубилась дикое отвращение к собственному отцу.        И почем-то именно в этот момент ему показалось нужным сделать то, о чём он думал уже не один день. Не один год. Как будто бы сейчас это имело значения. Это было до ужаса глупо. Стоять здесь, жалеть его и при этом знать, что где-то в паре метров от них труп его отца, которого убил Мишин отец. Глупо и мерзко.        Миша последний раз взглянул Дане в глаза, пытаясь в этот взгляд вложить как можно больше тоски и нерешительности, чтобы Даня понял, чтобы у него был выбор. А в следующую минуту Цыркунов встал на носочки, потянувшись к чужому лицу и дотронулся до горячих и влажных губ своими. Неожиданный порыв подхватил лёгкое тело мальчика и Мише стало ужасно легко. Теперь всё. Теперь никаких тайн. И буквально минута, или даже секунда прошла, прежде чем Миша понял, что Данины губы сминают его. Это длилось и правда всего секунду, прежде чем Даня, тяжело дыша и вновь потрясываясь, отстранил Мишу от себя. — Что ты тут делаешь? Этот вопрос был для Миши роковым. Громом среди ясного неба, если это вообще возможно. Вся нелепость ситуации внезапно стала доходить до Миши. — Нужно позвать на помощь! Он умирает! — Миша дёрнулся от Дани, планирую осмотреть незнакомого мужчину, что уже минуту истекал кровью. Даня резко схватил его за плечи, встряхнув с такой силой, что Мишина голова неожиданно закружилась. — Что ты тут делаешь?! — повторил он так громко, как только мог. Миша зажмурился. О, Боже, как же он этого не хотел. — Это был мой отец, — Миша хотел, чтобы это прозвучало тихо, но получилось это ничем иным, как истерическим вскриком. Даня замер, и Миша тоже замер. Дождь колотил по крышам и стенам. Руки на Мишиных плечах ослабились, а потом вовсе исчезли. — Уходи отсюда, — проговорил Даня крепко сжимая кулаки и резко направляясь в сторону того самого мужчины, которому нужна была помощь. — Но… — Уходи. От. Сюда. Живо. — Даня говорил отрывисто и зло, и Мише ничего не оставалось, как просто уйти, пулей вылететь из этого злополучного закоулка. Он не пошёл домой тогда, ушёл к Куличу, где с удивлением обнаружил Егора. Улыбнулся им, попил чаю и отправился спать.        А на утро ему позвонила мама, сказав, что папа уехал в командировку и вернётся не скоро. Сказала, что ей тоже нужно уехать, поэтому ему придётся пожить у бабушки. Обещала скоро вернуться, но так и не вернулась. До сих пор. Мише было уже двадцать, а ни матери, ни отца не было слышно.

* * *

       Его прошиб ледяной пот. Он приподнялся на локтях и тяжело задышал. И вот опять. Снова эти кошмары, из-за которых он не хотел спать. Парень быстро поднялся с кровати, включая везде свет. Совергон накинул на себя вязаный свитер. Ему было ужасно холодно. Ноги он засунул в такого же цвета шерстяные носки.        Цыркунов буквально выполз из комнаты, тут же спеша к выключателю и освещая коридор. И почему-то именно на кухне он не оставил свет включенным. В самоваре появилась вода, а в руке у Миши остатки Лизиных пирогов. Парень подошёл к окну, еле отодвигая занавески и выглядывая на улицу. Кругом плыл лунный свет, фонари дополнительно освещали улицу. У самого подъезда стояла тёмная фигура, от которой шёл дымок, человек курил. Сердце Миши пропустило удар.        Парень отошёл от окна, прячась в тень. Всего минуты заминки ему хватило, чтобы быстро оказаться в коридоре, накинуть пальто и засунуть ноги в галоши. Парень даже не потрудился закрыть за собой входную дверь. Он скользнул на нижний этаж и смело толкнул деревянную дверь. Толкнул дверь и… лицом к лицу столкнулся с тем, кто являлся ему во снах. Они стояли так близко друг к другу, между ними не было даже пол шага. Бледная кожа, круги под глазами. Под грустными и полными тоски глазами. Они будто выцвели и из голубо-зелёных превратились в безжизненно-серые. Еле заметные веснушки, не самый аккуратный нос и алые губы. Запах табака. Да, это несомненно был он . — Д…Д… — Миша сглотнул ком в горле. Он не мог быть с ним смелым, грубым, потому что это не имело смысла. Он делал это лишь перед своими друзьями, показывая им свою бесчувственность, показывая им свою неприязнь к нему, но вот вытрёпываться перед ним в одиночестве было донельзя глупо, потому что оба они знали, какую нежность Миша питал к этому парню. Мужчине. — Д, д, — передразнил тот нахально, — не ждал? Миша мотнул головой. — А я и не к тебе, — грубо оборвал свою речь рыжий и шагнул назад, создавая расстояние между ними. — Даня, — наконец смог выдавить из себя Миша. Кашин, уже повернувшийся спиной, дёрнулся и замер. — Чего? Миша молчал. Он не знал «чего». Просто родное имя ложилось на язык. Как тот поцелуй. Миша вздрогнул. Его фигура начала расправляться. — Всё ещё не желаете перейти на нашу сторону, господин Кашин? — Лишь из принципа, господин Цыркунов. — И почему же? — Миша выправил плечи, пронзительно глядя на Кашина.        Даня резко повернулся, сокращая расстояние между ними. Миша был вынужден упереться в шершавую и неровную кирпичную стену. Даня смотрел на него сверху вниз. Он наклонился к самому уху Совергона и зашептал, вызывая в Мише бурю эмоций. — Потому что твой отец убил моего отца. Убил лишь за то, что тот был не паршивым кадетом, а эсером. Был тем, кто решал всё силой, но решал, а не хлопал глазками и не стелился под людей. И вот увидишь, Миша Цыркунов, мы победим. Мы победим, и я с удовольствием приглашу тебя на нашу победу, в качестве пленника. — Парень выпрямился и буквально исчез. Он не дал Мише сказать ни слова. Не дал ему возразить. Просто его плащ мелькнул в дверном проёме, а дверь заскрипела и закрылась. А Миша и не пошёл бы за ним. Не пошёл бы, но на всякий случай проверил ушёл ли Кашин, и с толикой сожаления понял — ушёл. Миша вернулся в свою квартиру, выпил чай, доел надкусанный кусочек пирога и сел за стол. Как и прошлым утром, он встретил рассвет.