Всего одну фотографию

      Хиди очень часто ведет себя как четырехлетний ребенок. Она может счастливо завизжать, увидев что-то милое и интересное. Может случайно испачкать футболку клубничным джемом, шоколадной пастой или кофе и превратить одно небольшое пятно в настоящий яркий взрыв с помощью акриловых красок — Ева часто застает ее дома сидящей на полу и увлеченно размазывающей пальцами краску по хлопковой ткани. Лина может проснуться пораньше, чтобы приготовить завтрак, в итоге Грин обнаруживает ее на кухне с белыми следами муки на лице и совершенно по-детски извиняющейся улыбкой. Последняя как бы говорит «прости, дорогая, наша кухня теперь выглядит так, будто пережила небольшой атомный взрыв, но я просто хотела сделать тебе приятное» — и Ева не может злиться или не улыбнуться в ответ со всей возможной нежностью во взгляде. Еще Хиди может валяться весь день в кровати среди кучи подушек, одеял и мягких игрушек, а на любые попытки Евы вытащить ее из мягкой теплой крепости, чтобы выйти на улицу и прогуляться до ближайшего продуктового магазина, отвечать лишь недовольным сопением и брошенной в сторону Грин подушкой, которая явно означает отказ.       Пожалуй, именно эта детская беззаботность и наивная искренность в Лине так привлекает Еву. Грин никогда не могла похвастаться открытостью или слишком явным выражением своих чувств и эмоций в общении с людьми. Грин не любит раскрываться перед ними и показывать настоящую себя. У нее есть актерское мастерство и маски, за которыми она охотно прячется от любопытных взглядов. Но Хиди… О, Хиди — напротив — слишком открытая и настоящая. Лина отдает публике всю себя без остатка. Лина не скупится на искренний смех, восторг или откровенное недовольство. Лина своей искренностью срывала с Евы маску за маской, пока наконец перед ней не осталась лишь настоящая Ева, открытая, чувствующая себя почти обнаженной под искрящимся взглядом Хиди, полным восторга от понимания, что Грин все же раскрылась перед ней…       Еще одно из любимых развлечений Хиди — кривляться на камеру. Она может потратить один-два часа, сидя с телефоном в руках и строя забавные рожицы или рассказывая и отыгрывая придуманные на ходу истории. Что-то из этого материала потом отправится в ее инстаграм, но большая часть навсегда останется лишь в галерее телефона, чтобы греть душу холодными зимними вечерами. И Грин научилась бы мириться даже с этим, если бы Хиди каждый раз не пыталась сделать Еву соучастницей. Вот и в этот раз. Вернувшуюся домой Еву встречает сидящая на кровати с телефоном в руках Хиди с неповторимо забавной гримасой на лице. — О, Ева! — радостно приветствует Лина. — Не хочешь записать что-нибудь милое вместе со мной? — спрашивает актриса и меняет положение, подгибая ноги под себя, чтобы было удобнее сидеть. — В другой раз, Ли, — с улыбкой отвечает Грин и отворачивается от женщины, чтобы бросить сумку на кресло, поэтому не видит недовольно поджатые губы Хиди и нахмуренные брови. — Ты мне это свое «в другой раз» уже полгода обещаешь, — сурово произносит Хиди и для убедительности даже откладывает телефон в сторону и скрещивает руки на груди — выглядит довольно мило и смешно, но Ева не позволяет себе улыбки, чтобы окончательно не разозлить актрису. — Ты знаешь мое отношение к этому, дорогая, — несколько устало говорит Грин и делает пару шагов ближе к Лине. — Так зачем опять поднимать эту тему? — спрашивает она, опускаясь на краешек кровати. — Затем, что мы живем вместе почти год, а у меня до сих пор нет ни одной фотографии с тобой, — с блеском обиды в глазах отвечает Хиди и тоже приближается к Еве, теперь они сидят на расстоянии вытянутой руки. — Ли, — выдыхает Грин и собирается сказать что-то еще, но вдруг на ее плечи ложатся чужие теплые ладони и тянут куда-то вниз, за собой.       Ева, правда, не сразу понимает, что произошло, но уже через секунду обнаруживает себя в паре сантиметров от лица Хиди, которая с довольной ухмылкой лежит под ней и нежно проводит большим пальцем по линии челюсти, затем ведет рукой дальше, оглаживает шею и наконец зарывается тонкими длинными пальцами в мягкие волосы. Левая рука актрисы скользит вниз, выправляет белую ткань рубашки из брюк и касается пальцами горячей кожи живота, которая сразу покрывается мурашками. Грин закусывает губу, а ухмылка Хиди принимает еще более победный вид. — Всего одну фотографию, Грин, — томно шепчет Лина прямо в чужие губы и аккуратно, едва ощутимо, проводит языком по самой кромке нижней губы Евы.       Левая рука Хиди продолжает нежно водить по животу женщины, оглаживать талию, пробегать тонкими пальцами по позвоночнику, задевая застежку лифчика. А другая рука сжимает волосы, добавляя еще больше ощущений, и Еву начинает вести. Ей хочется больше прикосновений, больше голой кожи к коже, больше поцелуев, больше быстрого влажного языка на своих губах и во рту. Кажется, Грин уже готова на все, лишь бы почувствовать прикосновение Лины там. — О-о-ох, — срывается с губ Евы. — Это «да» или «нет»? — издевательски спрашивает Хиди и прекращает всякие действия — замирает. — Твою мать, Хиди, ты слишком жестока, знаешь, — недовольно ворчит Ева и хмурит брови.       Лина искренне смеется несколько секунд и вновь возвращает на лицо эту самодовольную такую красивую раздражающую улыбку. Вдруг Грин чувствует, как нога Лины поднимается выше в немом приказе раздвинуть ноги шире. Грин повинуется и чуть расставляет колени. Она чувствует, как колено Лины медленно поднимается по ее бедру, и волна возбуждения пробегает по телу от мысли, что Лина наконец коснется ее. Но чужая нога замирает на полпути, и Ева уже собирается высказать недовольство по этому поводу, но Хиди двигается быстрее, чем работает мозг Грин.       Всего за долю секунды их положение резко меняется — и вот уже Ева лежит на спине, а Лина удобно устраивается на ее бедрах. Хиди наклоняется вниз и оставляет пару поцелуев-укусов на бледной шее женщины. «К вечеру появятся засосы», — успевает подумать Ева перед тем, как почувствовать теплые пальцы на своей груди. И как только Хиди успела расстегнуть рубашку и лифчик?       Лина спускается поцелуями ниже, захватывает в рот каждый сосок, прикусывает, обводит языком, от чего Грин хочется стонать в голос, но с ее губ срывается лишь пара невнятных хрипов. Пока губы Хиди ласкают грудь, ее пальцы уже справились с пуговицей и молнией на ширинке черных брюк и успели стащить их куда-то на середину бедра. Лина наконец перестает мучить этой сладкой пыткой груди Евы и снова скользит губами ниже. — Всего… — выдыхает Хиди и оставляет влажный поцелуй под пупком, — одну… — шепчет, целует прямо у кромки трусиков и медленно стягивает их туда же — к брюкам, слыша сдавленный стон Грин, — фотографию… — и горячим языком проводит влажную дорожку обратно к пупку, быстро поднимаясь вверх, к лицу Евы.       Ева тяжело дышит и, кажется, не совсем способна воспринимать слова, которые только что сказала ей актриса. Хиди наклоняется, медленно целуя уже искусанные в томительном возбуждении губы. Обводит их языком, прикусывает, чуть втягивает в рот и, наконец, чувствует ответную реакцию — язык Евы подается навстречу, сталкиваясь с ее собственным в страстном танце. Хиди ухмыляется в поцелуе и резко отстраняется, когда ее пальцы касаются клитора женщины, вырывая громкий стон из припухших от поцелуев губ. — Всего… — первый палец входит в Еву, — одну… — второй, — фотографию… — Хиди вводит третий палец и замирает на мгновение, давая Еве возможность хоть немного восстановить дыхание.       Когда Грин подается бедрами вперед, Лина, ухмыльнувшись, снова припадает к ее губам и начинает неспешно двигать пальцами в ней. Ева стонет в чужие губы, подается вперед всем телом и недовольно мычит, когда натыкается оголенной горячей кожей на плотную ткань футболки. «Черт, какого хера Хиди все еще полностью одетая?!» — проносится в голове Евы, но все недовольство мигом забывается, когда Лина проталкивает пальцы глубже и начинает двигать ими быстрее. Ева стонет, выгибаясь под чужими влажными поцелуями и движениями. Ева, наконец, забирается руками под футболку Лины и проводит прохладными ладонями по спине и талии. Ева ведет руками к груди, сжимает соски и, кажется, впервые за сегодня слышит ответный стон удовольствия, который электрическим током пробегает по всем ее нервным окончанием.       Когда Хиди чувствует, как Ева начинает сжиматься вокруг ее пальцев, она резко останавливается и вынимает пальцы, Грин разочарованно стонет. — Всего одну фотографию, Грин. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя, только моя, — хрипло шепчет Лина прямо в ухо Еве и прикусывает мочку зубами, небольно, но действует чуть отрезвляюще. — Хорошо, — сдается Грин. — Черт возьми, ладно! Пусть все знают, что я твоя и только твоя.       Грин почти не может выносить победную ухмылку на чужом лице и подается вперед, кусая Хиди за губу, но та на это лишь шире улыбается и возвращает пальцы обратно, делая еще несколько движений, давая Грин наконец кончить. — Ты невозможна, Хиди, — тяжело дыша, сообщает Ева. — А ты теперь должна мне фотографию, Грин. Так что вставай и приведи себя в порядок. Хотя я могу сфоткать тебя и прямо в таком виде — тогда уж точно ни у кого не останется вопросов касательно наших с тобой отношений — смеется Хиди и ловко ловит прилетевшую в нее подушку.