Красные полосы солнца, рвущегося сквозь шторы, ходили по комнате. Синие блестящие обои, белый стол с компьютером и оборудованием, раскладной диван, пыльный телевизор, красивая люстра с поблескивающими хрусталиками, постеры и плакаты, шкаф с жижками для вейпа и другой гиковской хренью. Квартира была заполнена не до конца, но уже отдавала приятным чувством уюта и ответственности за своё собственное и кровное. Коробки, замотанные в скотч, были просто повсюду. Кот уже по-хозяйски оценивал свой обитель, помахивая длинным пушистым хвостом. Вова тепло улыбнулся новым стенам, вещам и лёгкому запаху клея для обоев. Осталось только вещи разложить и собрать шкаф. Делов-то на пару часов. Но не давало ему расслабиться до конца знание того, что приедет Хесус. Его личная мозгоебка в последние полгода точно. При упоминании этого парня, он невольно представлял его черты лица, его тощие прекрасные руки, красивые глубокие голубые глаза. Забывая обо всём на свете, витая где-то у себя в мечтах, в которых любое его желание исполняется. Моросил первый весенний дождик, что ещё больше поднимало настроение. Зима ушла почти полностью, отдавая пост теплой красивой весне, которую Братишкин очень любил. Глаза наполнялись счастьем. Неужели впервые за столь долгое время отличное настроение, учитывая то, что он спал от силы три часа. Грузчики занесли последние коробки и поспешно удалились. Оставалась только одна проблема — Алексей. У которого будто алмазы вместо радужки, у которого черты лица будто четкой рукой художника нарисованы, у которого голос убаюкивал не меньше маминых рассказов про её дедов и бабок. Как что-то родное, давно забытое, но такое любимое. Как горячий чай с малиновым вареньем, как обжигающий костёр на холодном берегу озера, океана или моря. Что-то по-настоящему секретное и постыдное, но почему-то прекращать об этом думать совершенно не хотелось. Словно по щелчку пальцев можно было заставить его делать всё, что лучше угодно. Строптивый характер затуплялся с каждым днём, и это было видно всё чётче и чётче.
Лёша должен был приехать к часу дня, но его звонок говорит о другом.
— Алло, да?
— Ку, дарова. Оказывается, мы уже подъезжаем, и я приеду ни к часу, а в двенадцать. Где-то так. Не затруднит?
— Совсем нет. Так даже лучше будет, — кот как будто скептически смотрел на него, осуждая за наглую ложь. — Позвонишь, как приедешь, ок?
— А ты сомневался, что ли? — Вова мысленно прибил себя за излишнюю тупость и автоматически извинился. — Да ладно, я ж пошутил. Ладно, давай.
Прозвучали короткие гудки.
«Пошутил он, блять».
Он вздохнул и пошел одеваться, чтобы не опоздать, а то он опять будет виноват. Он всегда во всём виноват.
Отец в детстве был очень строгим и буквально шагу не давал ступить без разрешения, часто ломал вещи, а потом как ни в чём не бывало давал деньги на новые, доводя до истерик. Травмы на всю жизнь, конечно, не осталось, но по-крайней мере вспоминать это было не самым приятным занятием из всех других, которыми он мог бы заняться прямо сейчас. Например, выходить из квартиры навстречу тому, кто испортил Братишкину всю жизнь. Но он счастлив. Утрированно и очень натянуто, но счастлив.
Мелкий дождик закончился, оставив после себя до одури приятных аромат сырости и мокрой земли. Идя по темно-серому асфальту, невольно проваливаясь в мелкие лужицы, в которых отражались ещё не разошедшиеся тучи, он думал о всём, что приходило в голову. О том, чем будет заниматься после обустройства квартиры; о том, сколько времени он потратит на Хесуса;
о самом Хесусе. Эти мысли не успокаивались и, похоже, не собирались. Неприятно сжималось в груди собственное достоинство и сердце, которое отчаянно просило хоть каплю ответной любви. Но тот словно закрыл все двери и потайные ходы. Только вот Вова не ищет лёгких путей, а Леша лёгкие пути не создаёт. Попросту не умеет. Не может подпустить ближе, чем на метр. И его колит это каждый день, будто бы слыша все эти громкие раздумья парня из другого города. Их связывала только платформа и недо-дружеская связь, в которую никто из них не верил. Лишь расслаблено прикрывал глаза и судорожно ухмылялся, пытаясь скрыть ту боль, что поселилась на подкорках сознания. Пока ещё здравого рассудка. Долгие пути, закоулки и перекрёстки, на которых он бы легко заблудился один. Там его ждёт он. Всегда и постоянно. Он знает, что если он потеряет свой светлый ориентир, свою звезду полей, то точно положится на него. Лёша выведет его из сухих пустошь или влажных лесов. Откуда угодно и куда угодно. Он даже не знает, откуда он взялся здесь. Просто свалился с неба как подарок божий в долгом и непрерывном пути. И они идут уже вместе. По дорогам, закоулкам и перекрёсткам. Вдвоём.
Старбакс встретил парней приятной уютной атмосферой, тихой музыкой и дружелюбными улыбками. Зайдя сюда самому захотелось улыбнуться, но что, в принципе, останавливало. Вова слегка улыбнулся и подошёл к барной стойке, где его встретила официантка в темно-зелёной футболке и коричневом фартуке. Приветливо улыбнувшись в ответ, она спросила, что они будут брать и их имена.
— Я, пожалуй, возьму ванильный раф. На стаканчике можете просто написать брфф, — он махнул рукой и открыл приложение на телефоне, чтобы расплатиться, но вспомнил про своего друга, который стоял и рассматривал кусты. — Ты что брать будешь, Лёш?
— Можно мне латте, — он поставил локоть на поверхность стойки и исподлобья посмотрел на официантку. Та немного засмущалась.
— Д-да, конечно. Ваше и-имя, пожалуйста, — Надежда, как показывал бейдж, достала ручку и блокнот, чтобы записать.
— Хесус, — он убрал локоть, поправил куртку и подметил столик, за который можно было бы сесть, ожидая заказ.
— Ожидайте з-заказ, пожалуйста, — и она побежала куда-то за двери для персонала.
Вова немного напрягся, но показывать своё недовольство не стал. Не нужны ему здесь никакие конфликты ни из чего. Они пришли сюда расслабиться и отдохнуть от стриминга, фанатов и бесконечной суматохи.
— Странная какая-то девушка, — он не удержался и презрительно фыркнул, оглянувшись на дверь, в которую она вышла.
— А по-моему милая девушка, — Леша разблокировал телефон и начал скроллить ленту Инстаграмма.
Братишкин на это лишь поджал губы, откинулся на спинку диванчика и сомкнул руки в замок на столе. Он думал о чём-то своём, чём-то забвенном. Что отвлекало его от неприятных мыслей или чего-то такого, что он не хотел бы испытывать в данный момент. Не нужны ему конфликты. Не нужны.
Не нужны. Хесусу, казалось, было все равно. Он увлеченно что-то писал, щёлкая пальцами по экрану телефона. Этот звук будто убаюкивал. Спать хотелось неимоверно, младший уже был готов положить голову на стол и уснуть. Но к ним подошёл молодой парень лет двадцати трёх и принес заказ.
— Ну, так домой или как? — дыхание прихватило от того, что кофе был слишком горячим, а язык неприятно жгло. Он отставил стакан и ждал ответа.
— Да, го домой. Хоть посмотрю, как ты хату свою обустроил, — Джес убрал телефон в карман и встал с сидения. Братишкин встал вслед за ним.
— Ну шо, как ты, поболтаем хоть. Давно не виделись, прост, — он воодушевленно посмотрел на Лёшу, немного задрав голову и ухмыльнулся.
— Ну шо, идём, — тот лишь проигнорировал всё, что сказал зеленоглазый и устремился к выходу, сжимая в руках теплый стакан с именем «Хесус» и сердечком рядом. Вову окутала неописуемая злоба и отчаяние. Неужели он настолько ему не друг, а, скорее, просто знакомый. Пустой объект, с которым ему
приходится общаться. Он попытался вытряхнуть эти мысли из головы, но эти догадки дрейфовали где-то в голове, не давая покоя. Он просто пошёл за Лёшей как тень. Ему не нужно конфликтов.
Выйдя из прозрачных дверей, они направились в сторону дома Братишкина в тишине. И если Вова чувствовал себя довольно некомфортно, то Лёша же вёл себя вполне развязно, наблюдая за всем, что происходит с высоты. Топая по красивым живописным проспектам, чувствовал какую-то тяжесть на плечах. Милый новый дом был в двух дорогах от них, а младший готов был сделать всё, что мог, лишь бы больше тут не появляться. Просто раствориться в воздухе, зарыдать от безысходности. Что ещё хотят делать девушки, при парне, который им нравится, но который не обращает на вас совершенно никакого внимания. Совершить самоубийство? Ну уж нет. Ему жизнь пока что дорога, и он не стал менять её на Хесуса. Или…
Его раздумья развеял именно тот, про кого они и были.
— Ну, мы пришли, хозяин, открывай ворота, — Лёша шутливо поклонился показал рукой на железную дверь с домофоном. Его немного тряхнуло от этого его «хозяин», но чего только не ожидать от ебаного жисуса авгавне в ебаной Москве. Правильно. Чего угодно. Только вот сам Вова почему-то ничего не ждал, да и ждать не особо горел желанием. Будто потух за тот час, который Губанов провел в столице. Пропала та радость, то хорошее настроение и добрый настрой. Осталась только излишняя угрюмость и острая обида, которую он как мог старался не показывать. Лёша, казалось, ничего не замечал. Не замечал хмурые взгляды, не замечал скованные движения, не замечал уголки губ угрюмо упавшие вниз. Ничего не замечал. Слепо верил в то, что всё лучше, чем могло бы быть. Потому что он точно не настолько тупой, чтобы не понять и не догадаться. Любой бы догадался, только сам Вова думает, что знает только он и его кот, который клятвенно пообещал никому не рассказывать. Снова напал приступ кашля, аж грудную клетку закололо. Хесус посмотрел на него через плечо, остановился и решил подождать. Хоть на этом спасибо, не настолько он мудак. Хотя никогда для Братишкина мудаком и не был. Пройдя через все эти оскорбления, вызовы, злые взгляды и обсуждения за спиной. Семенюк же просто безобидно шутил, либо просто молчал и терпел. Ему не привыкать терпеть. Терпеть нападки в его сторону, терпеть осуждения, терпеть и терпеть. Казалось, это то, что он умеет делать без промахов. Поэтому и казалось, потому что промахи характерны для всех, и он входит в их семи миллиардное число. Для него это обычная процедура, терпение — мать учения. Никакого повторения. Хотя и это прекрасно подходит.
***
Я не уверен, что вообще хочу тебя любить,
Я не уверен, что вообще хочу тебя знать,
Тем более не уверен не хочу тебя прощать.
Не знаю, как ты.
Квартира встречает приятным запахом шпаклёвки и невысохшим цементом. Барсик выбежал в коридор, встречать нежданных гостей, которые прервали его каждодневный отдых. Хесус присел перед ним на корточки и протянул к нему длинную руку, кот обнюхал её и убежал обратно в зал.
— Какой-то он у тебя недружелюбный, — он встал, а Братишкин услышал его голос впервые за час. — Весь в тебя.
Вова слегка удивился этому. Да, он нередко бывает раздражённым или даже злым, но чтобы недружелюбным. Тем более с близким другом, которого будто вечность не видел. Да никогда в жизни.
— Угу, — только сказал парень, стягивая с ног любимые чёрно-белые Найки. Оскорбление в свою сторону он решил проигнорировать. — Проходи, чувствуй себя как дома, только как в гостях. Желательно ничего не трогать, не двигать и вообще не дышать.
— Мне кажется легче просто сдохнуть, — Братишкин на это лишь молча кивнул, смотря в телефон, отправляя маме сообщение в Вайбере.
Хесус присел на диван и закашлял.
— Ебать у тебя тут пылища конечно. Ты тут стариков убивал, что-ли. Что с них весь песок на пол посыпался.
— Как всегда в своём репертуаре, дед, — он убрал телефон в карман джинсов и пошёл в сторону дивана.
Телевизор уже висел на стене и блестел черным глянцевым экраном.
— Ну что? Когда в последний раз в жизни телик смотрел, а? — младший посмотрел на него и переключил взгляд на диван, в поисках пульта.
— Не знаю, лет двадцать назад. Тебя тогда и в помине не было,
малыш.
Вова встал в ступор от этого обращения.
Малыш? Одна его сторона желала слышать это ещё и ещё, проигрывая у себя в голове момент истины, а другая была возмущена непонятно отчего. Просто возмущена.
Телевизор был отправлен в долгий ящик, как и не найденный пульт. Из головы не выходили те два слога, которые на все 100% были произнесены в шутку. Очень жестокую шутку. Братишкин не понимал, почему его это так тревожит, почему они до сих пор сидят в его квартире и почему до сих пор одетые. Так, стоп.
Лёше двадцать седьмой год пошёл, а он всё ещё такой же тугодум и недофилософ.
Вове почти двадцать один год, а он всё ещё не научился понимать свои чувства.
Капли дождя медленно бежали по оконному стеклу, собирая на пути маленькие точечки воды. Чайник шипел и трескал словно дрова в камине, а Хесус сидел за столом и переписывался в директе. С кем-то Вове неизвестным, но уже всей душой ненавистным. Мистер N, похоже, каждым своим сообщением заставлял того улыбаться, а Братишкина буквально ломаться на части. Щелчок чайника заставил его моргнуть и резко развернуться к тумбе, на которой тот дымился полупрозрачным паром из пластмассового носика. Он прошёлся пальцами по краю столешницы, идя до шкафов с посудой, параллельно с этим взяв два чайных пакетика. Но помедлив немного, спросил.
— Тебе какой чай вообще?
Хесус отвлекся от своего телефона и посмотрел на того прищуренными глазами. Точно не понимал, что вообще здесь забыл.
— В смысле?
Братишкин мысленно закатил глаза и сжал ручку шкафчика.
— Какой чай будешь, спрашиваю, ебаный врот, — он поставил две одинаковые кружки перед собой и повернулся к собеседнику лицом.
— Да мне похуй, в принципе. Обычный чёрный норм, — Лёша убрал телефон в карман и встал с места, подойдя к нему. — Давай раз уж я тут такой супер наглый, то хоть чай сделаю.
— Ну, вообще-то ты гость, и обслуживать тебя должен я, а не ты, — Семенюк смутился и просто уткнулся взглядом в пол.
— Ой, да ладно тебе, — Губанов повернулся к нему лицом, наклонился и положил одну руку на плечо. — Не забивай голову всякой хуетой, пжлста.
Он провел рукой по его волосам и слегка надавил, чтобы Вова опустил голову будто бы дразня. Парень на это лишь больше смутился, но был не против такой перспективы.
— Ну, окей.
Хес обхватил его рукой за плечи, словно собирался запеть прям как в диснеевских мультиках, где всё так красиво и волшебно. Любые проблемы решаются магией дружбы, любви и взаимопомощи. Где все резко начинают петь и танцевать, будто репетировали семь лет. Но думать об этом, а потом вспоминать, что наш мир совсем не похож на сюжет Спящей красавицы или Мулан. Даже на Анастасию не тянет. Одни ужасы.
— Я покажу тебе волшебство любви! Ну, или чего-то похожего, — Братишкин держался из последних сил, чтобы не въебать ему по красивому личику.
— Да блять, может хватит? — он вырвался из хватки старшего и отойдя от него на шаг. — То эти ебаные намёки на что-то, то эти взгляды на девушек, то этот игнор, блять, то ты общаешься с кем-то. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, блять. Чего ты добиваешься этим, что строишь из себя, нахуй. Нихуя не понимаю, ясно?! Я думал, что мне поебать, но внушая себе это, я понял, что мне становится всё больше и больше НЕ поебать! И из-за этого мне, блять, страшно. Так может ты мне всё нормально объяснишь, и мы разойдемся, будто бы этого всего не было. Ни в твоей жизни, ни в моей! — Вова судорожно вздохнул и красными глазами посмотрел на парня напротив. Он поднял глаза в потолок и поджал губы, помотав головой от бессилия. Хесус стоял и не мог ничего сказать, слова будто застряли в горле, не идя ни туда, ни сюда. Стремная ситуация, в которой непонятно, кто виновен. Любой шаг не туда загонит либо в могилу, либо… ну да, в могилу. Он громко и нервно сглотнул, зажмурившись до кругов перед глазами. Лёша искренне любил Братишкина, от безделья. Он не мог ни в кого влюбиться, но судьба подарила ему этот уебанский шанс. Шанс наконец стать счастливым. Счастливым с тем, кто ему действительно дорог. Но судьба также подлая тварь, которая много что делает не так, как хотелось бы.
Стример тяжело вздохнул.
— Вов, — названный шмыгнул носом и что-то неразборчиво шептал себе под нос. — Вова, блять.
— Что?
— Я люблю тебя.
Это было проще, чем он думал. Как в сериалах девочки ломаются, чтобы сказать эти три слова своим возлюбленным. Губанов же потратил на это всего секунду, а казалось, что у него в голове взорвалась целая вселенная. Семенюк распахнул глаза от искреннего удивления, рот тоже непроизвольно открылся, выражая степень поражения тремя пулями. Алексей даже заметил, как по щеке парня прокатилась слеза, которую тот держал всё это время в себе. Он просто сжал его плечо рукой и притянул к себе, крепко обняв. Хесус почувствовал руки, сжавшие его в ответ на ласку. Плечи Братишкина слегка потряхивало. Да и не только плечи.
— Я тоже, — услышал стример очень тихий шёпот. Он произнёс эти слова только для него.
Вове в этот момент почему-то показалось, что жизнь дала ему второй шанс.
Я пойду с тобой даже на край света,
Там, где помимо нас не будет ни души.
Я пойду с тобой, пути иного нету,
Если надо ждать — буду ждать всю жизнь.
Дождь пройдет — за окном распогодится.
Мы с тобой никуда не спешим…
