Бездна

      На краю.       Только тонкий девичий силуэт, едва ли не колышимый сильными порывами ветра. А ветер злой, холодный, колючий — типичный норд. Норд, воющий в трубах и отдающийся легким гулом в ушах. Но она ничего не слышит. Ничего и никого. Что ей этот пронзающий душу ветер, что это низкое осеннее, недобро хмурящееся сизыми, тяжелыми от непролившегося еще дождя тучами, небо?.. Что ей этот унылый, непритязательный городок, распростертый сейчас под ее ногами? Его нет. Он лишь серый фантом. А не реальность. Нереальность происходящего вокруг — вот что она подмечала на протяжении уже довольно долгого времени. Суматошные, картонные люди, день и ночь носящиеся со своими однотипными пустячными заботами и мелкими повседневными проблемками. Небрежно намалеванные на холсте реальности декорации, абы как изображающие дома, парки, тротуары, машинки и прочий городской пейзаж. Все блеклое и безжизненное. А она живая. Она такая живая. Все ее чувства, желания, порывы, как обнаженные нервы и всем своим существом, каждой клеточкой она жаждет жизни, настоящей жизни. Но ей только и остается что задыхаться в этой псевдореальности и ловить ртом крупицы чистого воздуха лишь здесь, лишь в такие моменты, как сейчас. Когда нет вокруг хлопочущей обо всякой несущественной, полнейшей ерунде назойливой родни, когда нет надоедливых приятельниц с их вечными советами и наставлениями, как для нее будет лучше. Когда нет этой иллюзии жизни, в которой она вынуждена играть, как в дрянном спектакле, без надежды на успех и абсолютно без желания выходить на сцену. Вновь и вновь. Именно это ее и вынуждают делать. Выходить на сцену вновь и вновь, изо дня в день и играть, играть, играть свою несносную роль! О Боже, как же она устала… Но им это невдомек. И им этого никогда не понять. Ведь для всех для них существует только та реальность, что раскинула свои сети кругом и оплела все и вся. Но не ее разум… Для нее есть еще иное место. То, где она только и может жить по-настоящему. Ее уголок в бесконечно огромной, холодной, бесстрастной Вселенной. Уголок ярких красок и чувств, тепла и любви.       А они все почему-то называют его бездной… Они искренне считают это место — фактически ее рай — пустым, равнодушным монстром, который, к тому же, уже заботливо распахнул свою безобразную пасть и готов поглотить ее. И перемолоть. Полностью. Без остатка. Вот так они думают. Черная дыра, пропасть, не дающая надежды на спасение, отводящая от света в полную тьму, пробуждающая отчаяние, множащая боль, побуждающая на действия, последствия которых страшны, очень страшны… А дна ее не увидишь. Но там, на дне, точно торчат острые-острые пики (как они свято уверены!). Поджидают своих наивных, простосердечных жертв. А дождавшись, с готовностью насаживают их слабые, хрупкие тела на свои острия, причиняя еще больше мучений и гася последний свет — свет надежды.       Вот так они видят это место. Таким оно представляется им. Если их послушать, так ее приют, единственный уголок реальной жизни и счастья — самое безнадежное и вредоносное место на всем свете. Но это же не так… Как глупо даже всерьез допускать мысль, что это может быть действительно так! Но тем не менее. Их мнение — это их мнение. Пусть остаются при нем. Она же будет наслаждаться здесь и сейчас. Пока никого вокруг нет и ничто не может отвлечь от истинного…       А здесь холодно. Но как по ней — скорее свежо. И чисто. Потому что холодный воздух хорошо прочищает мозг от всякого мусора. Вороны каркают неподалеку. Но и эти звуки совсем не раздражают слух. Потому что она слишком погружена в себя. Та, кто на краю. Она смотрит вниз и на ее губах играет блаженная улыбка. Взгляни вместе с ней. Что ты видишь?       Небольшой двор со стандартной детской площадкой по центру, почти совсем заросший деревьями и кустами парк чуть в отдалении с редкими собачниками и прогуливаемыми ими питомцами, множество коробков машин, небрежно припаркованных у тротуаров, скромный ряд из нескольких до сих пор упрямо цепляющихся за существование гаражей-"ракушек", козырек подъезда прямо внизу, голуби, клюющие засохшие крошки на нем.       Что видит она?       Качели на детской площадке такие яркие, новенькие. Девушка на них такая юная и выглядит очень счастливой. Парень за ее спиной раскачивает качели все сильнее. Теплый майский ветер бьет в лицо и от того на душе становится еще радостнее. Просто веселый и беззаботный праздничный день. Проведенный вдвоем.       Горка на площадке уже, конечно, маловата для того, чтоб кататься. Да и не за этим они на нее забрались. Там, в домике, откуда стартует спуск вниз, можно побыть в уединении. В относительном, но и это уже совсем не плохо. Для первых, еще непривычных поцелуев в атмосфере легкой неловкости и спешки, пока модные пестрые рюкзаки с потрепанными библиотечными учебниками дожидаются своих хозяев, устало привалившись к стенке.       Старая деревянная скамейка, свежевыкрашенная в кислотные, режущие глаз цвета, где так приятно посидеть теплым летним вечером обнявшись и глядя в бесконечность небосвода над головами. Просто болтать о разных пустяках, вместе мечтать и фантазировать о будущем (конечно же, общем), положив голову ему на плечо, наблюдать, как гаснет закат и воцаряется бархатно-синяя ночь… целоваться, едва в силах оторваться друг от друга, и вдыхать-вдыхать, набирая полные легкие, этот пьянящий теплый воздух с нотками ароматов цветов и трав…       Жаркий, даже знойный июльский день, который так приятно провести в тенистом парке, где под сенью причудливо сплетающих свои корявые ветви кленов и лип, сплетаются пальцы рук. Хоть ненадолго скрыться от разогретого сверх всякой меры асфальта и любопытствующих взглядов соседей и знакомых. Коих немало. Ведь оба в этом самом дворе росли. Но порой хочется убежать ото всех… И не думать ни о чем. Просто быть друг для друга.       А как хорошо и умиротворенно здесь зимой. В чернильных январских сумерках смотреть как медленно падают, кружа, мягкие хлопья снега и оседают на шапках и ресницах, тихо тАя и таЯ в себе невыразимую прелесть холодных поцелуев небес, сравнимую разве только с пленительной прелестью легких прохладных поцелуев, согревающих озябшие пальцы…       А как забавно и романтично было, с неохотой бредя утром в школу, оставлять на заснеженных стеклах припаркованных у тротуара соседских авто друг для друга краткие послания на своем выдуманном, тайном для всех остальных языке.       А эти гаражи? Их было гораздо больше раньше. И, как водится, шебутные мальчишки не могли обойти их стороной — залезали на многострадальные крыши и устраивали догонялки с последующими прыжками в высокие сугробы. И некоторые девочки тоже старательно следовали их примеру, потому что надо же оправдать оказанную им честь быть приглашенной в веселую мальчишечью игру. Да и произвести впечатление на своего симпатичного одноклассника, соседа по двору и плюс ко всему старого приятеля, который и позвал разделить с ним эту забаву, просто необходимо. Нда-а, не думала она тогда, что годы спустя за этими самыми гаражами будет прятаться от ее любимых глаз и даже не пытаться прятать набухающие на глазах крупные капли, наблюдая за своим парнем, очень занятым поцелуем с нежно обнимающей его за талию чужой девицей… Стоп! Эти воспоминания не отсюда и здесь совсем не к месту. Они уже похоронены. Вот и не стоит тревожить прах.       Так, что там еще? Пыльный козырек подъезда? Сколько раз юная парочка трепетно прощалась друг с другом под этим самым козырьком? И практически каждый раз это прощание затягивалось и все никак не могли расстаться друг с другом. А ведь видятся, считай, каждый день. И живут всего в нескольких десятках метров — его дом соседний и соприкасается углом с ее. Но тем не менее, и это совсем немало, когда так сильно скучаешь, едва расставшись…       Вот картины, что видятся ее глазам, устремленным на девять этажей вниз. И там ее реальная жизнь. Там настоящее. Пускай все они твердят, что это лишь прошлое, которое давно прошло и не возвратится. Которое надо забыть. Но нет же! Нет! Если что и достойно забвения, так это ее нынешнее существование — череда жалких однообразных пустых дней. Скучная серость. А вовсе не то, что ее окрыляет и дает хоть какие-то силы.       Омут памяти, бездна воспоминаний… В нее хочется погружаться все больше и больше. Все глубже и глубже. И все чаще и чаще она сбегает сюда, на крышу, где царят ледяной ветер и одиночество. И только здесь ее постылая жизнь на время сливается с образами былого, того, что запечатлелось в душе навсегда. И того, что ей так жестоко и малодушно советуют просто забыть… Не понимают или не хотят понять, что последовать их совету и идти дальше, не оборачиваясь — это… Это все равно что предать… Да, взять и предать все, что было. Ее любовь, ее счастье, ее безмятежный мир, да в конце концов, и ее муки и боль тоже! Но она, увы и ах, совсем не так цинична. И не перешагнет так просто все хорошее, что… Было? В ее реальности оно по-прежнему живо. Оно есть.       Оттого и так притягателен этот край крыши, что с него открывается совсем иная, только ей видимая и доступная панорама. Другого мира. И назовут его бездной или как-то еще, будут считать ее истеричкой или двинутой… Какое ей дело? Все ведь так хорошо сейчас.       Сегодня врата омута ее памяти открылись как никогда широко. И слишком живо картинки разнообразных воспоминаний встают перед глазами в полный рост. И под их гипнозом так легко забыться совсем, раствориться в нем — счастливом/прошедшем, сделать еще пару легких шагов…       Невидимые щупальца прожорливой твари, обитающей на дне, скользнули и в одночасье оплели худые лодыжки или… склизкий холод на тонкой коже лишь показался ей? А во вдруг оживившемся радостном карканьи пернатой черной стаи лишь почудился призыв: «Давай, давай! Скорей!»?       Склонив голову над самым краем, она расширенными глазами вглядывалась вниз. Без мыслей. Без ориентиров. Там грезился счастливый весенний день. Там все было лучше, чем можно мечтать. Туда почти неодолимо влекло ее уже так давно. С тех самых пор, как… Нет. Не вспоминать. Ее тело подалось вперед еще чуточку дальше. И там он — ее. И ничей больше. Он ждет ее внизу? Еще чуточку. Ну же. Она все еще над бездной, а уже пора бы, наконец, погрузиться в нее полностью, с головой. Забыться, растворить боль и стереть ненужные дни после, чтобы вернуть то, что было… — Давай же! — резкий каркающий приказ неожиданен как выстрел. Тело, вырванное из оцепенения, инстинктивно вздрагивает. Кажется, опоры больше нет, руки за что-то цепляются, соскальзывают… Страх молниеносным выпадом колет прямо в сердце, поражая все ее существо жутким холодом. А бездна заботливо протягивает руки, встречая в жадные объятья свою очередную добычу... Но тело, ее тело, этот мешок костей, бессознательно побуждаемое древним инстинктом, само собой изворачивается каким-то сложным маневром и откатывается в противоположную сторону. Подальше от края.       Сердце бешено колотится о ребра, все органы чувств обострены и оглушены одновременно. Мозг силится переварить что-то. Получается слабо, но в итоге результат все же есть.       Поднявшись на слегка подрагивающие ноги, девушка подбирает свой небрежно брошенный неподалеку рюкзачок и нетвердым шагом направляется к двери, ведущей внутрь. А оттуда домой. За каких-то жалких несколько мгновений на самом краю пропасти в ее сознании все перемешалось, удивительным образом поменялось местами. То, что вокруг, было лишь никчемным подобием настоящего, ее яркой жизни. Теперь же этот мир вдруг обрел объем и цвета, а тот… Тот остался на крыше. И он неразрывно связан с бездной. Которая, в свою очередь, как-то разом утратила всю свою привлекательность, обнажившись в истинном виде. — Темного, страшного провала в никуда. И бездна эта вечно голодна и ждет-ждет-ждет своих жертв. Стоит только ослабнуть, стоит только дать омуту минувших событий затянуть себя глубоко-глубоко вниз, стоит только потерять верные ориентиры и окончательно запутаться в паучьих сетях. И вот уже твое прошлое, которое вполне могло быть источником легкой ностальгии, рассеянной теплой улыбки на губах, светлых воспоминаний о радостных и счастливых моментах, что ты пережил однажды, превращается в злого бездушного монстра, что готов так или иначе выпить из своей цепко удерживаемой добычи всю волю, весь свет, всю жизнь… И совсем необязательно ему жить на крыше, он вполне себе неплохо существует в голове, поражая человеческое сознание и отравляя своим ядом дни. Которые могли бы быть счастливыми. Которые, пока их обладатели вязнут в своей пучине воспоминаний и сожалений по тому, что не вернешь, тоже становятся лишь прошлым. Которое уже не возвратить никогда…       Та, что была на краю, та, что приблизилась к своей собственной бездне вплотную и разглядела бесконечность и безнадежную бессмысленность в ее глазах… Та, что прозрела. Она развернулась спиной к прошлому — омуту, дышащему сладостными, но ядовитыми видениями, он остался за ее плечами. Теперь ее путь лежит вперед. К будущим безмятежным дням и радостным моментам, к другим историям и ярким событиям, к грядущему счастью и наступающему новому дню ее настоящей жизни.