***
Накахара ступает по длинному коридору к пятой общей палате в которой был один из двух оставшихся новичков. Открывая очередную белую холодную дверь врач хмурится. Палата почти пуста — лишь женщина лежавшая на одной из коек до прихода психиатра, но уловив шаги — тяжело и громко кряхтя садится и смотря на Чую дикими глазами произносит всем надоевшую фразу: — Где мой сын? — с хрипотцой восклицает она. — Он скоро придёт, Монако-сан. — не смотря на пациентку, чеканит Накахара Но женщина будто не услышав ответ продолжает бубнить один и тот же вопрос. Так же в самом дальнем углу возле раковины лежал поступивший парень с попыткой суицида. Пятнадцатилетний Ацуши Накаджима — прибыл из приюта. Казалось он пытался усердно вжаться в стену, но заметив врача застывает. Мальчика пробила мелкая дрожь. «Да, часто для людей мы кровожадные ублюдки. — рассуждает Накахара — Сюда не приходят — сюда попадают. И все уверены, что мы здесь не лечим, а проводим опыты и наблюдаем за больными — как за кроликами — Чуя криво ухмыляется своим мыслям — Почти правда, да и касается это только меня. Народ так и представляет, что попав сюда — вернутся только овощем. Обидно.» Психиатр подходит к койке и Ацуши пугливо дёргается. Чуя берёт стул стоящий у тумбы и ставит напротив Накаджимы. — Ну, здравствуй. — врач по привычке натягивает лёгкую улыбку. Парень молчит, но всё же нервно кивает в приветствии. — Как тебя зовут? — Чуя немного склоняет голову в бок. — Я. Я Ацуши… Ацуши Накаджима… — Что ж, я твой врач, Солнце. Сколько тебе лет, Ацуши-кун? — Ах, мне… Мне пятнадцать. — парень нервно сжимает простынь. — Где ты живёшь? — Я… Я из приюта… Врач на минуту замолкает и лишь мягко улыбается, от чего Накаджима немного расслабляется. Чуя незаметно разглядывает парня. Юноша был настолько худым, что у Чуи появилось желание попросить раздатчицу брать для Ацуши не только первое и второе, но и третье и хотя бы четвёртое. Казалась острые ключицы торчащие из-под больничной сорочки с минуты на минуту разорвут мертвецки бледную кожу. — Почему ты это сделал, Ацуши? — Накахара украдкой поглядывает на кольцо из уже блёклого синяка на шее парня и немного поёжившись оттягивает пальцем чекер на своей. — Я… Я не хотел… Мне просто было немного… немного плохо… И… и. я хотел чтобы меня… Чтобы меня… — парень задыхается от накатывающих слёз и вновь зажимается — чтобы… меня заметили… нашли… я просто… — Ацуши вздрагивает и из глаз начинают лить слёзы -… просто не рассчитал… — мальчик заходится в рёве и громко завывает. — Что же ты, Ацуши? Теперь всё хорошо, всё в порядке. — Накахара оборачивается к двери, где уже объявился Акутагава. Врач что-то показывает рукой и медбрат тут же скрывается за дверью. «Он слишком нервный. Не думаю, что это просто из-за того — что я врач. — Чуя незаметно хмурится — Он боится. Боится сказать что-то не то, что я бы хотел слышать, по его мнению. Слишком долго продумывает ответ — хочет соврать. Нет. н должен соврать — ему вбили это. Думаю что-то произошло в приюте.» Психиатр встаёт чтобы удалиться, но юноша хватает его за руку, что-то неразборчиво завывая и вглядываясь через слёзы в лазурные глаза врача. Накахара не пытается вырваться и лишь накрывает дрожащую ладошку второй рукой. Он уже собирается сесть обратно, но тут же подбегает Акутагава держа одной в руке шприц с успокоительным, а во второй кусочек бинта и ватку обмоченную в спирте. — Сейчас станет легче, просто не дёргайся, Ацуши-кун. — Чуя аккуратно притягивает ладонь ближе к себе, переворачивая саму руку юноши. Врач открывает вид на вены, отодвигая недлинный рукав сорочки. Рюноскэ вводит иглу под кожу и сначала вбирая немного крови, впускает жидкость в вену. Уже когда мед. брат завязывал бинт, Накаджиму начало вести. Чуя шипит на сотрудника, так как по видимому процентность успокоительного была рассчитана на более обширную массу. Накахара укладывает голову пациента на подушку, а тот в свою очередь до сих пор пытается что-то сказать, но вместо этого неразборчиво мычит.***
— Ну, что думаешь? — спрашивает Рюноскэ идя по коридору позади врача. — Базальная тревога в связанности с истерией — если верить словам воспитателей, он часто впадал в тихую истерику. Но нужно ещё понаблюдать и поговорить, но быть более аккуратным. — даже не оборачиваясь сухо отвечает Накахара, но лишь Акутагава уловил тревожный интерес в голосе начальника. — Кто дальше, Акутагава? — Осаму Дазай, двадцать пять лет, родных и друзей не имеется, «увлекается» самоистязанием. Последний поступивший сегодня. Почти Ваш ровесник, не так ли? — Да почти… Надеюсь с ним будет легко найти контакт… — Обычно это на Вас жалуются «Как таких вообще могут брать врачами?! Его место на одной из коек! В изолированной палате!» — Рюноскэ злорадно передразнивает родственницу недавно выписавшегося пациента. — О да, я помню… — закатив глаза, Чуя глубоко вздохнул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Что ж, в какой палате поступивший? — В изолированной. Хозяйка квартиры пришла за квартплатой, а получила парня с свисающего с потолка. И она приняла меры. — Ей не очень понравилась данная картина и поэтому она кричала лейтенанту о том, что самоубийца хотел её убить? Меры, так меры. Ахах. Чуя остановился у двери в палату. — Скажи Кийоми — пусть она положит Накаджиме порцию побольше. Акутагава кивнул и развернувшись ушёл. Успев только пальцами коснуться ручки двери, Накахару будто током ударило. Заходить совсем не хотелось, а в груди, в первые за всё время работы, заселилось странное, колющее и тошнотворное чувство. И всё же врач заходит в палату. В помещении царил мрак — лампа была выключена, а окно, с решётками снаружи, посередине стены - напротив двери прикрыто лёгкими занавесками. На койке, справа от окна сидел больной — кажется шатен. Уловив движение он медленно повернулся в сторону рыжего. Даже в темноте, можно уловить то, как через несколько секунд глаза парня заблестели. — Здравствуй — тихо произносит врач, всё также стоя у двери. — Приветик, милашка. — больной улыбнулся, но больше это походило на оскал. Накахара поёжился и нахмурился, от не очень приятного обращения. — Я твой лечащий врач — Чуя Накахара. Как зовут тебя? — переборов себя — Накахара подошёл ближе. — А ты разве не знаешь, Чуя Накахара? — шатен сощурил глаза и встал с койки. К несчастью психиатра тот оказался выше него на целую голову. Сейчас он понял, что зря недооценивал строку с ростом, весом и возрастом, в документах, оставляя их на Рюноске. Но всё же оставаясь таким же непоколебимый — Чуя продолжил: — Нет, потому и спрашиваю. — Осаму Дазай, для тебя можно просто "Мужчина твоей мечты". — подходя к врачу, дылда начал нависать над ним. «Да, то о чём я мечтаю — это шпала-псих-мужчина» — Накахара тихо фыркнул и отойдя обратно к двери и нащупав выключатель, щёлкнул им и палату резко озарил яркий свет ламп, тем самым ослепив Дазая. Чуя подошёл к нему и взяв за локоть, усадил обратно на койку. Уже по обычаю врач схватил стул, стоящий у двери и поставил напротив. Но он не сел, а вновь отошёл к двери и открыв её, высунул голову. Чуя подозвал помощницу медбрата стоящую неподалёку. — Наоми, подойди. К двери подскочила девушка лет семнадцати, как и Рюноске, с тёмными длинными волосами, её глаза были тоже голубыми как и Накахары, но всё же её — цветом были более бледнее, в то время как у психиатра они были чуть ли не синими. Пролепетав в ответ приветствие девчонка выслушала просьбу и уже через минут семь прибежала с чемоданчиком в руках. Накахара схватив его, поблагодарил Танизаки и закрыв дверь повернулся к больному. Тот уже вовсю дожидался своего врача миленько улыбаясь. Наконец-то сев, Чуя продолжил расспросы. — Есть ли у тебя друзья или родные, Дазай? — Да, конечно, у меня есть друг! — Чуя сощурил глаза на такой ответ, так как соседи уверяли, что Осаму мог неделями сидеть дома, если не мог найти работу. К нему никто не приходил, кроме владелицы квартиры, но с ней они были не в ладах. — И кто же это? — Мы ещё плохо знакомы, чтобы я отвечал на такие вопросы. — скрестив руки, Дазай театрально отворачивает голову. — Хорошо, если не хочешь не говори. — Чуя снова одел лёгкую улыбку, но ему вовсе не нравится всё это. — Может сам расскажешь что-нибудь о себе? — Мне нравятся рыженькие. — Осаму вновь улыбается, играя бровями. — Что же, я польщен… — Накахара продолжает улыбаться, но в какой-то момент улыбка сползает и он начинает буравить лицо психа. Тот в свою очередь ёжится от взгляда — Мы с тобой нигде не встречались? Такое знакомое лицо… И тут зрачки Дазая сужаются. Он отвёл взгляд от Чуи и начал лихорадочно водить карими глазами. Губы сжались в тонкую полоску. — Нет! К-конечно нет! В первый раз Вас вижу! Конечно же Накахара не разу не видел этого парня, но реакция была тут же отмечена в голове. — Ах, жаль, видимо я что-то перепутал… — Чуя показательно отводит смущённо взгляд и трёт шею ладонью. Осаму тихо вздыхает и успокаивается, но врач это замечает. А ещё он замечает бинты на шее. — Можно твои руки, Дазай? — больной протягивает Накахаре руки в рукавах рубашки. — Расстегни, пожалуйста. — тот будто и не слышал просьбы. Чуя незаметно закатывает глаза и начинает расстёгивать манжеты. Всё это время Дазай довольно улыбался. Закончив врач закатал рукава, но под ними оказались бинты. — Почему твои руки в бинтах, Дазай? Что под ними? — Если я их намотал, то значит я что-то прячу! Не бойтесь доктор, я не колю всякую бяку себе в вены. Чуя отпускает бинтованные конечности, так же отмечая их в голове. — Как думаешь, Дазай, что общего у зонтика и револьвера? — Обоими можно убить! — уж слишком радостно отвечает псих. — Ну, а что общего между зонтиком и жабой? — Люди же ногами ходят. И у жабы есть ноги, но они лапки. А лапки любят французы. Лягушатники же, да? А француз и обычные люди с зонтиками — это же одно и то же. Значит общее между жабой и зонтом — француз. Брови Чуи сложились домиком. Это было мило и смешно — как казалось Дазаю. — Хорошо. — Накахара наконец вспомнил о своём чемодане, подняв его с пола, положил на пустую тумбу. Осаму с нетерпением ждал этого момента обдумывая, что же такое может там храниться? Но он лишь разочарованно перевёл взгляд на врача. В ящичке с ручками хранились обыкновенные листы А4 и множество цветных фломастеров. Чуя достал белый лист и протянул Дазаю. — Нарисуй волшебный лес. — Но я не умею рисовать! — больной вопросительно покосился на врача. — А ты не думай об этом. — лицо Чуи оставалось серьёзным — Рисуй так как ты говоришь об обычных вещах. Легко и не задумываясь. Ещё немного пробурив Накахару взглядом «Ну и кто из нас псих?», всё-таки взялся за фломастеры. Через минут пятнадцать Осаму протянул лист психиатру. Картинка была довольно-таки неплохой, но всё же кривой. На ней Чуя лицезрел преимущественно чёрный, болотный и алые цвета. Тёмное небо без намёков на звёзды, Частые деревья, на самом близком из них что-то висело. Как можно было понять по недофигуре — это был человек. Зелёный и красный были смешаны в самых хаотичных местах. Видимо это была трава обрызганная кровью. В самом углу картины лежал ещё один человек — его вены кровоточили. — Это Аокигахара. Самый волшебный лес который я знаю. Собираюсь как-нибудь посетить его. — отвечает на незаданный вопрос Дазая, аккуратно складывая вынутые фломастеры. Накахара ещё минуты четыре разглядывал рисунок, а после резко поднял глаза на больного. — Хорошо. Что ж, встретимся завтра, Дазай. Чуя положил картинку обратно к чистым листам и закрыл чемоданчик. Поставив стул на законное место, он направился к двери. — Буду тебя ждать, Чуя! — вновь довольно улыбнувшись, пролепетал псих. И Накахара скрылся за дверью.