Разговор у моря

      Рассветное солнце окрасило свежий гладкий снег в цвет осенней листвы. Крепкий мороз щипал за нос. Залив бушевал и переливался синими и зелёными красками, выбрасывая к небу ледяные брызги. Сильное течение мешало зиме сковать воду льдами, но не могло воспрепятствовать ей возвести сказочные ледяные дворцы на берегу. Они ослепительно сияли в рассветных лучах. Синева и сплав меди с золотом… и чистота слёз…       После смерти Григора у него, казалось, не осталось ничего. Но сияние пробуждающегося солнца напомнило единственное солнышко, осветившее его никчемную жизнь. Пташка… Где она сейчас?.. Нашёлся ли тот, кто смог защитить её?.. И какую потребовал плату? Он посмел захотеть того, чего не заслуживал… Хвала Неведомому, ему хватило совести не взять это силой. Но когда Могильщик воскрешал в памяти ту ночь, ему становилось до слёз стыдно: уродливая, облёванная, грязная, пьяная псина с кинжалом… Могильщик не удержался и ударил кулаком по обледенелой колонне, некогда бывшей деревцем. Ледяная крошка, словно искры, разлетелась в стороны, а на костяшках пальцев проступила кровь.       За спиной послышался хриплый кашель. Могильщик обернулся, понимая, что епитимью на сегодня уже заработал. А, Неведомый с ней. Хотя работать приятнее, чем сидеть в келье и молиться. Этого брата он раньше не встречал. Вернее, слышал тяжёлый кашель из дальней уединённой кельи, но сам молчаливый брат никогда не появлялся. Еду ему носили, а Старший Брат как-то объяснил, что он тяжело болен. У этого больного оказались широкие плечи. Да и ростом он был высок, хоть и пониже его самого. Никак тоже был воином, а может, рыцарем?       — Ты так и не укротил в себе злость, брат, — послышалось из-под капюшона. Голос был тих и слаб, но принадлежал не старику. — И на кого же ты так зол? Ответь. Не бойся, нас не услышат.       — На себя, — проскрежетал Могильщик.       — С этой злостью сложно бороться… Ты не станешь септоном. Ты остаёшься воином… Я это вижу…       — Какие тут все умные… — презрительно проскрежетал Могильщик. Нет, сейчас это был Пёс. — И какого Седьмого пекла мне делать в миру? Братца у меня отобрал Красный Змей, место в гвардии я просрал, к Седьмому пеклу, а пта… — Клиган осёкся, понимая, что наговорил лишнего. Долгое молчание явно не для него.       — Я потерял гораздо больше… — брат не договорил и содрогнулся от кашля, а потом тяжело и хрипло отдышался, — …Сандор Клиган. Я не ошибся? Оберин убил Григора… А ты сбежал из Королевской Гвардии… Что ни говори, Роберт превратил её в сброд. А ты нарушил рыцарские обеты…       — Я не рыцарь. И никогда им не был. Вот мой братец был рыцарем. И посвятил его распрекрасный и благородный принц из песенок для пташечек Рейегар. И знаешь, как мой братец его отблагодарил?.. А я не давал никаких обетов.       Незнакомец долго молчал. Молчал и хрипло дышал. Затем пошатнулся, но устоял на ногах. Сандор почувствовал его странное волнение.       — Ты не принесёшь обета и здесь, — наконец прохрипел он и нетвёрдой походкой побрёл к кельям.

ххх       Ночью Клиган в сотый раз приставлял кинжал к горлу пташки. Но в эту ночь ему повезло: она только спела. В позапрошлую он её взял... Он поднялся, накинул тёплый плащ и, осторожно ступая на ноющую от холода ногу, вышел к морю. У ледяного деревца сидела тень в рясе. Сандор хотел побыть на берегу в одиночестве, но всё же подошёл к брату и сел на снег рядом.       — Я ждал тебя… — тихо проговорил тот.       — И зачем я тебе понадобился? Будешь учить жизни, как Старший Брат? — в разговоре Клиган никогда не избавлялся от своей язвительности.       — Я не вправе учить жить кого-либо, — он тонким белым пальцем рисовал на снежной глади дракона. — Я хотел жить и любить. Давно, в юности. И погубил всех, кого любил… Я убил их, пусть и чужими руками… Руками твоего брата, между прочим, тоже. Я ошибся, а ошибки принцев обходятся дорого. Семеро сохранили мне жизнь. Мёртвые не могут думать над своими ошибками, не могут страдать в наказание...       Клиган поперхнулся. Он, конечно, не шибко учёный, но и не совсем тупица. Или парень спятил, или… Как такое возможно?       — А сейчас я смотрю, — продолжал Рейегар Таргариен, — как львы и волки раздирают королевство, и у меня нет сил что-либо изменить. Я просто боюсь. Рейегар Таргариен погиб на Трезубце. Пусть всё так и остаётся.       — И зачем всё это знать мне? — проскрежетал Клиган. Он говорил себе, что ему наплевать на слова принца, что его не удивляет оживший мертвец, что… Но это ложь. А ложь он всегда ненавидел. Хватит лгать себе! Он знает, что такое любить, и знает, каково терять любимого человека. Только прекрасному принцу не понять, что чувствует недостойная жалкая дворняга, полюбившая принцессу-волчицу. Почему его тронули слова? Не от того ли, что выгоревшее сердце размякло и начало оживать? — Я должен утирать дракону сопли?       — Зима близко… — прошептал Рейегар и закашлялся.       — Так говорил безголовый десница Старк, — ухмыльнулся Клиган.       — Теперь зима ближе, чем когда-либо… — принц с трудом восстановил сбившееся дыхание. — Нужно идти на Север. Эта зима может стать вечной. А обещанного принца нет. Если только Лианна успела родить сына, и мальчик выжил. Но я его уже не найду…       Клиган рассмеялся своим скрежещущим смехом. Ему было смешно, но не весело.       — Выходит, ты заделал волчице бастарда, а она наставила оленю рога? Впрочем, не только она. Выходит, даже принцы не могут безнаказанно красть чужих невест… Куда уж их дворнягам! Я тоже хотел похитить волчицу. Ей хватило ума меня остановить, а мне… не хватило духу забрать её силой.       — Тебе хватило чести не пойти на поводу у страсти.       — Я не благородный рыцарь, а, Седьмое пекло, сраный дезертир.       — А я остался рыцарем и погиб, как рыцарь, но уничтожил всё, что столетиями создавал мой род. И я погубил всех, кого любил. Какая в этом честь? И просидел семнадцать лет в обители, жуя сопли, как последний трус. Просто я не видел больше смысла жить в миру. Или не хотел видеть. Но сейчас пророчество сбывается. Приближается Тьма.       — Не знаю, о каком пророчестве ты говоришь. Начитался гнилого пергамента, братец. Никак тоже головой тронулся вслед за папашей, — усмехнулся Клиган. — На Севере, должно быть, холодно… Может, оставишь визит к могиле своей леди и битву с Тьмой до лета?       — Лето может не наступить. А я — не дожить. У меня половина рёбер так и не срослась после молота Роберта… Я и до Стены могу не добраться живым. Если так… Я хочу попросить тебя найти Бенджена Старка. Он может знать, жив ли ребёнок Лианны. Если жив - пусть узнает, кто его отец… И простит, если сможет.

ххх       Сандор размышлял над словами Рейегара весь день. Тишина в обители только способствовала этому. Идти на Север, отмораживать задницу… Или отсиживать её здесь. Забиться в угол и скулить. Неужели он настолько жалок? Сидеть и сожалеть - удел маленьких пташек и унылых рыцарей-арфистов. Он не рыцарь. И он не будет вот так отсиживаться семнадцать лет, харкая кровью и разводя сопли. Опасная дорога в опасные места… Ночной Дозор. А там — брат-бастард пташки. Наверняка, её младшая сестра-волчонок тоже туда добралась. Хорошо бы сперва найти пташку и отвезти к ним. К её стае. А потом — чёрное…

ххх       …Неведомый радостно захрапел, но Сандор на него шикнул. Тихо оседлал и вывел из конюшни. Был отлив. На берегу, у косы, соединявшей остров с большой землёй, темнела тень принца Рейегара. Дракон и Пёс ехали к своим волчицам…