Wayne

Ощущение недоделки пугало. Вроде, всё было сделано и сказано, сверхнормы и чересчур, но это отняли, и получается, этого как будто не было. Обида на всесторонний проёб засела гвоздём в груди и не давала сдвинуться с серединной, промежуточной точки. Из пункта А в пункт Б, между этими двоими ещё куча подпунктов, и лицу расплачиваться побоями. От пункта Уэйн до пункта Дел хода в обратную сторону, спиной назад на кроссбайке, финтом сквозь горящую Флориду и судебные проволочки. Он подзавис. Прилип к асфальту склизской субстанцией, подтопленной телесными жидкостями — кровопотеря — а хер с ней, и спрашивал свой раскачавшийся на тарзанке несоответствий ум — какого он тут забыл, когда Дел не здесь. Глаза разрядились в двойную темноту: за слоем закрытых век сумерки просели в ночь. Ему бы отлежаться, перекатившись в высокую траву запыленной обочины, но по коленям сканером прошёлся синеватый свет мигалки машины парамедиков. . Уэйн начал ломать себя в раннем детстве и к семнадцати годам, казалось бы, доломал окончательно. Так ему привиделось на тюремной прогулке после недели в изоляторе. Одиночка проредила мысль, как прореживают поля добровольцы в поиске пропавших детей. У всего есть срок. Всё выходит из строя, даже если не хочет, даже если выглядит сносно и обманывает рестайлингом. Кость не всегда сдержит напор удара. Кожа лопнет прорезью и не зарастёт, нагноится и ускорится процесс изживания самого себя. «Никто не уйдёт отсюда живым» Он тоже должен был закончиться — всё шло каруселью и его сшибло кабиной, — но его продлевали. Кто-то сверху, набрасывающий кольца нимбов на шею хомутом, или снизу, тот, кто плавит подошвы кед в зефир зажигалкой, на него дохера поставил. . Когда он вышел из тюрьмы, светило солнце. Оно было такое же жёлтое, как сыр на пицце под грибами, что он ненавидел. Ему девятнадцать, и солнце светило зря. За ним прирулил заметно вытянувшийся Орландо. Он разжился тачкой, безопасным Приусом. В Массачусетсе серо и мокро. Тусклая грязь водосточной трубы в палитре цветов. На белых боках Приуса это особенно заметно. Февраль всплешивил расснежившимися лужайками. Во всём этом убожестве, в гримасе жижи под ногами, Дел не хватало купальника. МакКолагх решил это на заправке и на деньги Орландо. В сувенирной лавке ближе к Броктону он докупил детскую погремушку. Мало ли. «Я не люблю детей, они украдут наши рабочие места в будущем» Не то чтобы он был о Дел плохого мнения, но о ней не слышно с той аварии. Именно о ней, без упоминаний о парализованном спившемся отце. «Богу — Богово» Её дом в дыре Нортона запаршивел барахлом. Фасад победнел стесавшейся краской. Ступеньки рассохлись и приняли вглубь своей одичалой пустоты щиколотку Уэйна, ободрав её до крови зубастыми сучками. Он не стал стучать. Он пришёл забрать своё и для особо буйных у него наготове кулаки и зажившие переломы. Выбил дверь той же ногой, какой угодил в капкан изношенных ступеней. Внутри от человеческой лени было совсем захерело. «Порядок потребен лишь глупцу, гений властвует над хаосом» Это забродившее между комнатами уныние ему по душе, потому что это то что отражало Дел, если она здесь. Её не было. Мусор под кедами всего лишь мусор, а не чьё-то захламлённое душевное состояние. Дом был выставлен на продажу всей неприбранностью жизни, полгода как. Уэйн найдёт Дел. Он объедет все штаты, как в роуд-муви, с компасом-подвеской «Дел». Ведь полгода — не срок, и Приус едет быстрее её остановленных другим жильём будней.