Просыпаясь на заре

Гэвин сидел на крыше, встречая рассвет. Лёгкие заполнял влажный ледяной оседающий кислород. Под пальцами скрипело стекольное крошево, что усыпало край парапета. Блестящие в розовом свете кристаллики врезались в ладони, пропарывая и окропляясь кровью. Все эти детальки, причиняющие боль, как его жизнь. Мелочи, скапливающиеся комом и заражающие душу. По щекам все ещё тёк не испарившийся тириум. Жидкая маслянистая синева. Как океанское дно или небо, что позади него, так обнимающее необъятностью. Страшащее ничем. Тириум Ричарда, который лежит вот уже десять минут грудой изломанного пластика. Мёртвого пластика. Того, что было живым. Забавно, до него только сейчас дошло, насколько мужчина привязчив. Хотя Гэвин всегда с трудом отрывал от себя близких. Но был стойким. Пытался быть. Отрицал. Родителей, друзей, напарников. Всех терял. Любимых тоже. Гэвин просто уставший мешок костей, как говорил Ричард. Детектив достал телефон, связавшись с Иерихонским сервисом, доложив о смерти Ричарда. А потом и в участок сообщил о двух трупах - человек и девиант. Слез с парапета, стряхнув осколки с ладоней и достав сигарету, шипя ругательства сквозь зажатые губы, пытался поджечь ту. Наконец посмотрел в поглощающее ночное уходящее небо и выдохнул гадкий дым. Редкость, но сегодня позволительно. Надо же когда-то нарушать свои принципы. Так и не бросив взгляда на тело напарника, он пошёл к лестнице, открывая дверь липкими от крови руками. Пытаясь справиться с ускользающим из-под руки пластиком, кинул окурок, с ненавистью вжимая в гальку и покрытие крыши. Считая ступеньки, Гэвин старался выкинуть любые мысли из головы. Такие ненужные ему, как - что дальше, кто придёт, уже не Ричард, голова в решето, насос всмятку, куча гематом, сотрясение и отдых на месяц. Не думай о кошках. Не думай о небе. Не думай о синеве. Не думай о заре. Красивый рассвет. Гэвин встречает подъехавшие патрульные машины и скорую, которую указал для себя. Он явно был не способен сейчас водить машину. Да и попросить отвезти некого. Сев к врачам, уже начавшим осматривать голову, Гэвин кинул последний взгляд на вышедших из ближайшей машины Коннора с Хэнком. Закрытые двери и набиравшая ход скорая не дали взглядам встретится. Сотрясение было лёгкое, но желательно от каких-либо нагрузок отказаться. Вот Гэвин и сидит дома. Смотрит старые фильмы - вестерны, супергероику и ситкомные комедии. Находится в удовлетворительно-апатичном настроении, он пытается спать без кошмаров, где слышит на грани слышимости металлические хрипы. Как сбоит электроника и голосовой модуль. Гэвин отбывает свои положенные две недели, не собираясь и дальше пытаться бороться со своим состоянием подручными средствами. Работа лучше всего заглушает эмоции. - Здравствуйте, детектив Рид. К сожалению мою память восстановить не удалось и... Андроид продолжает говорить потоком, который сливается в один сплошной шум и скрежет. Спину прожигает препарирующий взгляд Коннора. Гэвин представляет его мысли - не сберёг, подставил и прочая иррациональная чушь, свойственная лишь девиантам. - Детектив? - перед глазами махнули рукой, привлекая внимание. - Снова будем знакомиться? - хмурится мужчина. - Я просмотрел память Коннора, так что в этом нет необходимости. Всего лишь наладить прежние отношения. - Не было у меня никакого к тебе "отношения" - устало хрипит Гэвин, прочищая горло. - Они характеризовались, как напарничество, - андроид склоняет голову к плечу. - Ты девиант сейчас? - Рид спешно переводит тему, сдерживая себя от очередного анализа своего "отношения" к прежнему Ричарду. - Естественно, - напарник кивает и садится за стол, ожидая от Гэвина ещё вопросов. Вот так возвышаясь над Ричардом, Гэвин сразу видит различия между тем и нынешним. Этот Ричард более открытый с самого начала. Хотя с прежним у них сначала отношения не ладились. А тут... Коннор передал воспоминания, да? Гэвин взял стаканчик с кофе, немного подостывший. Это от Ричарда похоже, подготовился зараза. Гэвин чувствует усталость. Ему тошно. А ещё под глазами залегли мешки. Он хочет, как и андроиды, стереть себе память. Гэвин переворачивает стаканчик и смотрит как тёмные капли стекают художественными водопадами с Ричарда. Мужчина ждёт удара. Удар ожидаем и должен быть. Но не происходит. С оборвавшимся нечто изнутри, детектив уходит в кафетерий за новым кофе. Он не оглядывается на упрямо поджавшего губы андроида, сжимающего грязный пиджак. Гэвин просто заваривает кофе, уже горячий, уже его рук и уже противный. В голове гудит, пальцы подрагивают и кипяток льётся в пищевод. Игнорирование проблемы не даёт плодов. Но на месяц отдаляет выяснение отношений. Коннор, наверное, уже люто ненавидит его. Как он привязчив. К этому Ричарду. Так же Гэвин был привязан к тому. Привязан "отношением". Но человеческая память творит чудеса, которым Рид благодарен от всей души. Она затирает то, что давило ужасом. И спать становится спокойней. - Гэвин, - веско произносит девиант и сам мужчина будто пощёчину получает. Он застыл с занесённым кулаком, осознавая себя сидящем на уже не шевелящемся андроиде. Диод этого блондина стабильно горит алым, - я в порядке. Говорит Ричард, но у того оторвана рука, под ним уже накапало тириума. Как небо. Срывы происходят часто, стоит кому-то подстрелить или даже ножом задеть Ричарда. Стоит, как быку красный, увидеть небесный тириум. Это как вспышка, несильный свет. И только имя, произнесённое устами андроида может остановить. Они не говорят об этом. Особенно после. Особенно. Потому что говорить некому. В этот раз на заброшенной фабрике, насаженный на зубья какого-то агрегата. Опять не защитил. Опять не сберёг. Коннор будет готов принести Гэвина в жертву РА9. Лишь бы и в третий чертов раз не угробил "брата". - Здравствуйте, Детектив Рид, к сожалению мою память восстановить не удалось... Гэвин молчит. В этот раз они встретились у входа, он как раз шёл с ночной смены домой. И снова рассвет. В этот раз алый, скоро лето. И будет тепло. Теперь у Ричарда аж двойная память. Вот прогресс и не сложно тому порой двоиться в ощущениях? Этот девиант порывистый и такой весёлый, что иногда Гэвина коротит, как старый компьютер от очередной улыбки и смеха. Ричард смеётся над его чёрным и пошлым юмором, над забавной неуклюжестью Гэвина в повседневной жизни. Гэвин даже не старается дать тому в морду за смех над запутавшимся в ногах детективом. Он просто толкает в ответку эту тушу, чтобы упал сам. Но Ричард лишь подаёт руку, за которую Гэвин, как в омут, хватается. Потом ладонь весь день жжёт от прикосновения. - Гэвин, - мягко зовут его сквозь дрему и треплют по плечу, - если ты продолжишь тут спать, я сооружу башню из стаканчиков кофе на твоей голове. Чтоб наверняка проснулся. - Иди ты, дай отдохнуть. Хуже дня не придумаешь для дежурства. - Чем ты занимался прошлой ночью, что такой сонный? - На тебя дрочил, представляешь, как увлекательно и продуктивно прошёл тот вечер? - вяло мямлит Гэвин в сгиб локтя. - Хоть чем-то полезным для здоровья занялся, - фыркает Ричард. И хлопает по волосам, как собачонку. Внутри все замирает и спать совсем не хочется. - Ты просто мастер по пробудке, - детектив скидывает ладонь и натыкается на смеющиеся глаза и лукавую улыбку, - но вообще ты сам и не способствуешь моему здоровью. Усмехается Гэвин, указывая пальцем на бананы в жирных сливках с сахаром, что приготовил для него Ричард на ночной обед. Контейнер с едой стоял на краю стола и ждал своего часа. Этот Ричард любит готовить. - Могу хоть каждый день тебя так будить, - андроид навис над Гэвином, смотря на стол, будто что-то ища там. - Если ты возьмёшь на себя ответственность. - Ты не ребёнок, чтобы брать ответственность за тебя. - Ну ты пидор, позаботится не хочешь? - наигранно разочаровано говорит Гэвин. - Всегда забочусь. О, вот она, - Ричард вытащил монетку из-под терминала, которая туда похоже закатилась. Ричард выпрямился и с вызовом посмотрел на Гэвина. Ох, нынешний девиант был живее двух предыдущих. Одновременно с удовлетворением, грудь мужчины сдавили тиски горечи. Гэвин опустил взгляд на свои пальцы с оставшимися еле заметными шрамами от стекла. Их освещает бледный свет ламп и ни грамма розового небесного. Когда Гэвина переклинило, чего не происходило после смерти прошлого Ричарда, нынешний перепугался настолько, что просто вырубил напарника. А потом извинялся за шишку на голове. Потеки тириума с лица и груди давно испарились, но будто имея пресловутое андроидское зрение, он видел их. Как фантомную боль. Только тириум. Костяшки пальцев горят ещё несколько дней, пока Гэвин ходит сомнамбулой по дому. Вечером его навещает Ричард и немного неловко мнётся. А потом всё-таки спрашивает, что тогда случилось с Гэвином. Но он не хочет отвечать. Гэвин не ответил и никогда не ответит. Никому не признается. Ричард погибает на службе у другого напарника, пока Гэвин был временно на больничном. Оправлялся от лёгкого сотрясения. Он слышал шелестящий голос Коннора на том конце телефона. Он слышал гул. Он слышал своё шумное дыхание и колотящееся сердце. Гэвин отключил звонок и в бессильной злобе замахнулся телефоном. Все так же прошёл в один угол комнаты, а потом в другой. Пнул стул, переворачивая. Поставил. Сел и оглядел комнату. Вчера он сорвал проклятый галстук с Ричарда, споря, что тот не продержится и недели без своей приблуды. Ха. Он выиграл. Галстук лежит потерянной игрушкой на диване. Темнеющий графитовый. Темнеющий пустотой. В груди расширяется и давит на стенки лёгких. А горло сжимает ритмичными спазмами. Будто все мышцы разом напрягаются и Гэвин выходит из дома, даже не переодеваясь, в домашней одежде. Разгар лета все же. Без единой мысли он ходит по ночному району, освещенному полной луной. Скуривает проклятую пачку под самый конец и с ненавистью переворачивает мусорный бак. Идёт в парк, нарезая круги вокруг деревьев, будто надеясь запутать следы. Не помогает. Ничего не помогает. Мужчина просто вцепляется в ладонь зубами, сжимая челюсть, как тиски. Пока не станет невыносимо. А потом сильнее. Ещё, чтобы пошла кровь. Он хочет сделать больно, он заслужил. Это его наказание. Так и должно быть. Кровавые дорожки холодит от ветра, а сама рана полыхая, заставляет шипеть и нервно дёргать бровями. Все сознание затапливает боль и мысли об обработке раны. Его правая рука отказывается двигаться, отзываясь болью на каждое движение. Поэтому он попросился временно на бумажную работу, чтобы не выходить в поле. Он не может держать пистолет. - Здравствуйте, детектив Рид. Три слова, а какую надежду вселяют. Он разворачивается, сталкиваясь с серыми глазами Ричарда. Напарываясь на шипастую стену безразличия. - К сожалению моя память восстановлена только с воспоминаний Коннора. Но, как понимаете, этого недостаточно. Да, объективно - это Гэвин виноват в смерти Ричарда. Поэтому он просто отходит от Ричарда на пару шагов и собирается выйти на улицу. А там за угол. Похоже рука долго не восстановится. Он остервенело вдавливает ногти в покрасневший и уже сочившийся кровью бинт. Ноги подгибаются от боли, так что он приваливается к стене. Гэвин прокусил губу вдобавок, чтобы не орать. Не отпускает. Он мажет кровью по губам, пытаясь вызвать рвотный рефлекс. Его всегда тошнит от собственной крови. Да, замутило, просто прекрасно. Он чувствует, как пустоту внутри выворачивает наружу едкой противной желчью со стекающей густой слюной. Его сдавливает спазмами ещё пару минут, пока он смаргивает влагу с глаз. Прокашлявшись, Гэвин просто садится на корточки у стены, смотря в пустоту. Слева раздаются тяжёлые шаги. Ричард так же опускается рядом, без спроса беря ладонь и разматывает бинт, с которого капает мерно кровь. Ничего не говорит по поводу раны и все так же молча снимает галстук. А потом обматывает ладонь. И эта грифельная ткань становится матово-чёрной. С губ срывается истерический смешок. А у него есть галстук. Дома. Галстук Ричарда. Андроид отвозит его домой, сообщая о ещё одном больничном на неделю. Сказал Фаулеру, что сотрясение до конца не прошло. Дома Гэвин возвращает галстук владельцу. Ричарду. Напарник сидит с Гэвином до вечера. Молчаливо готовит какую-то еду. Гэвин не запомнил. Он помнил только, что андроид почти все время молчал. И это гулом разливалось по телу. А ночью, стоя в кромешной тьме, он смотрит на подёргивающийся жёлтым диод и спрашивает то, от чего хочется снова вцепиться в руку. - Ты уйдёшь? - Нет, Гэвин, - Ричард садится на диван и диод выравнивается до небесного голубого, - останусь тут. Пока у тебя больничный. Шёпот настолько тихий, что кажется даже андроид его не расслышал. Голос предательски сорвало. Жаль Киберлайф больше нет и те не могут отослать андроида обратно. Забрать навсегда. Есть только проклятый Иерихон. Сон прерывистый, наваливающий скрежещущий шёпот, крики, и пустоту, после закрытой двери. Зубья, пули, сбит машиной. Что на этот раз? Гэвин застрял. Он застрял на пограничной линии - ни туда, ни сюда. И ему страшно идти вперёд. Смотрит в пустоту комнаты, слушая гул в ушах и нервно вздрагивает, когда половицы на входе комнаты скрипят. Все тотчас же тонет в глухой тишине. Замирают часы, звук от холодильника с кухни, редкие машины снаружи. Диод плывёт по тьме, перемещаясь ближе и опускается рядом. Матрас продавливается под весом андроида. Он кладёт руку Гэвину на глаза. - Спи, Гэвин. Все хорошо. Дыхание учащается, заполняя все пространство будто вспышками взрывов, но Гэвин сжимает челюсть до скрипа, застывая изваянием. Статуей самому себе из прошлого. До смертей Ричарда. Все хорошо. Все будет хорошо. Он хватает чужую руку и отшвыривает, отодвигаясь дальше от девианта. Отворачивается, показывая, что не желает видеть его тут. В противовес настрою, кровать ещё больше проминается, а поперёк груди ложатся руки, обнимая. Ричард его обнимает. Гэвин не может пошевелиться. Гэвину плохо. Его корёжит, его рвёт. Его простреливает, насаживает на зубья и переезжает машина одновременно. Просто... Ему хватит, ему, кажется, на всю жизнь этого хватит. На всё его сломанное существо. Теперь его даже Коннор не пытается убить взглядом. Даже не смотрит. Только общается с Ричардом. А сам Ричард молчаливой поддержкой находится рядом. Иногда даже слишком близко. Он рушит стены. Стены Гэвина. С простреленным плечом, стоя перед обвиняющим взглядом, Гэвин не чувствует себя таковым. Внутри даже колыхнулось радостно, ведь в этот раз защитил. Пулю вытащили оперативно и вот они стоят в опустевшей раздевалке. Гэвин пришёл забрать старую толстовку отсюда. Что было всего лишь предлогом. В мгновение ока он оказывается прижат к шкафчикам и вот уже внимательные ледяные глаза смотрят в его такие же. Нос к носу. Сталкиваются, как два айсберга. Обвинение сменяется чем-то другим, тёплым. И Ричард порывисто приближается, касается губ. У Гэвина земля уходит из-под ног и все кишки будто разом вырывают, заставляя заскулить в поцелуй, как побитая собака. Коей он и является. Собакой, что предана. Привязана поводком к Ричарду. К Ричарду, Ричарду, Ричарду и Ричарду. Ричарда заражают вирусом люди из анти-девиантского движения. Они смотрят друг другу в глаза, пока тот бьётся за жизнь на ремонтной стойке в Иерихоне. Пока он сгорает. Пока мир сгорает. Пока Гэвин сжигает свои воспоминания. Декабрь. Год, принёсший боль. Он сидит на скамейке в парке Иерихона и сжимает пустую пачку сигарет. Рядом садится Коннор. - Пожалуйста, хватит, - просит мужчина. Он ни к кому не обращается. Просто, наверное, просит самого РА9 не присылать больше Ричарда к Гэвину. По щекам катятся слезы, когда к ним подходит Ричард. Этот уже ничего не говорит. Они втроём молчат. Коннор и Ричард в гнетущем молчании, а Гэвин в тихой истерике. Коннор оставляет их вдвоём. Гэвин хочет остаться в таком положении навсегда и больше никогда не двигаться. Сдохнуть. Похоже что-то такое Ричард читает у него на лице и хватает за руку, подтягивая на себя. Гэвин наваливается безвольной куклой на напарника. Небо постепенно светлеет. Из горла выходят облачка пара, оседая инеем на шарфе. Парк заливает холодным светом. Цвета глаз Ричарда и Гэвина. И пепла в его душе. Дома его обогревают горячим чаем с мёдом и пледом, пытаясь растормошить и хоть как-то вызвать реакции. Гэвин не хочет. Он устал. Его прорывает. - Я люблю тебя, - слова будто падают грязным комком, шлёпаясь на пол. Заставляют андроида в неверии застыть, но уже спустя пару секунд сесть, обнимая, давая уткнуться в плечо. Гэвин воет. Впервые за весь год, разрывая пространство умирающей, скулящей и молящей о пощаде собакой. Он хочет прекратить череду смертей Ричарда. Он хочет прекратить свои страдания. Гэвин вгрызается в руку, воя от боли ещё сильнее. Смотрит невидящим взглядом в шею напарника и не чувствует ничего. Он не защищён, обнажён. Ему больно. Физически и душевно. Ричард снимает с Гэвина одежду и ведёт, как поводком, за руку в ванну. Потом раздевается сам и включает горячий душ, немного отрезвляя. Обнимает, прижимает к стене, целует, дарит наслаждение, поддержку. Любовь. Только сколько этой любви в нынешнем Ричарде? Гэвину похуй. Он подарит все тлеющее, что у него есть этому Ричарду. И следующему. И другому. И всем остальным, пока зола не перестанет давать тепло, пока сам Гэвин не перестанет испускать тепло. Он глотает вязкий воздух, ощущая каждую стекающую каплю по телу. В животе разгораются искры, а глаза опухли от слез. Так и зацелованные губы, беспрестанно шепчущие имя любимого андроида. Андроидов. Всех любит. Всех любил. С первой подколки, с первой улыбки, с первой шутки, с веского слова, с подаренной заботы и любви. За доверие, доброту и просто за душу. Во всех Ричардах есть сам Ричард. Целостный, но каждый индивидуальный. Что за поганая любовь?! Они лежат под одеялом, греют друг друга и Гэвин мелкими мазками губ касается скул. В ванной он этого не заметил, но сейчас после прикосновений оголяется пластик. Скин отливом, с кромкой синевы оголяет белизну. Мужчина отстраняется и просит Ричарда показать себя без скина. Внезапно андроид резко садится и с серьёзным взглядом спрашивает, хочет ли того Гэвин. А после положительного ответа, с алым кружком диода, убирает скин. Гэвин всхлипывает, схлопываясь изнутри. Ему становится холодно, внутри все сковывает. Это Ричард. Всегда Ричард. Все тот же Ричард. Гэвин прислоняется к торсу, утыканному заплатками. К тем местам, где выходили зубья адской промышленной машины. Целует заплатки, укутывающие лицо, создавая подобия родинок на белом пластике. - Ты мой Ричард, - счастливо шепчет мужчина, скидывая с души груз. - Да. Только с амнезией. - Ты мой, Ричард, - упрямо повторяет Гэвин, обнимая пластиковое тело и утыкается в плечо. Хоть раз, но он достоин быть счастливым, пусть даже и на некоторое время. Пока Ричард снова не умрёт. - Ваш, - с грустью отвечает тот, поглаживая по волосам. Гэвин просыпается за пару часов до будильника и смотрит, как комнату озаряет приятный рыжий свет зимнего рассвета. Сколько рассветов они проведут вместе? Уже не важно. Ведь к Гэвину всегда будет возвращаться Ричард. Его.