Ответ.

Когда вдруг безумье с тобой слишком ласково, Оно обнимает, как мамины руки. Нет, не той мамы, с которой наказано: Безумие — дочка обиды и скуки. Оно как питомец — ручной, тихий, нежный, Который под бок приходит украдкой. А мы его гоним, словно так легче, А гоним чего? Тоже загадка. Почему же, скажи, его бьем постоянно? Не знаешь? Не знаю. Могу догадаться. Мы лжём и лыбимся деревянно, Вместо того, чтобы в правде сознаться. Люди любви не научены, может, И чуждо для них то сострадание. Тогда их безумье не просит, а гложет. Тогда оно лжёт, огибая признания. Попробовал бы ты ему улыбнуться, Побробовал бы его робко погладить, Нежно шерстинок за ушком коснуться, Тоже прильнуть, чтобы вновь не утратить. Вдруг оно больно делает силе? На каждый удар отвечает усердней, Оно, как любое животное в мире Хочет добра и милосердия? Вдруг оно тихо в тебе растворится, Твой интеллект в покое оставив? Попробовать с ним бы договориться, Поговорить, а не силой заставив. Знаешь? Не знаю. Не знаю ни капли. Возможно, нутро мое это сказало? Мне кажется, люди просто озябли, С животными проще, но их ведь так мало. Я маски ношу, я жонглирую ними, Меняя картинку, меняя и краски, А маски ведь можно сделать любыми… Может, безумие — тоже часть маски? Вдруг ты не жертва, оно не агрессор? Не знаю. Не знаю. Я мало что знаю. В нашей планете прогресса-регресса Без этих слов боги просто страдают. Знанье-незнанье раскрошит твой замок, А он тебе будет виден лишь крепким. Ты не увидишь более рамок, Взгляд твой не будет таким больше цепким. Безумье не любят, а ему больно? Мечтает оно, чтобы было иначе? Так или нет, но мне неспокойно. Сижу в уголке и почти тихо плачу.