Альтернатива

      Небо над Фиксом по вечерам окрашивалось в цвета золота и фуксии. В просторном кабинете на последнем этаже медицинского университета в это время становилось совсем сумрачно, но молодой врач никогда не спешил включать лампу. Большие фиалковые глаза отлично видели при слабом освещении, и последние за день записи ложились в журнал быстро и точно. Еще совсем немного и можно будет пойти домой. А впереди — выходные. А через две недели — отпуск, и он, наконец-то, полетит на Землю, на экскурсию. Впервые в жизни…       Зазвонил лежащий на столе телефон, и врач машинально, не отрываясь от журнала, принял вызов.       — Да?       — Братик, ты скоро? Через полчаса уже гости начнут приходить.       — Тэтта, у меня работа, ты же знаешь.       — Знаю. Но у родителей годовщина, неужели не мог хотя бы сегодня отпроситься пораньше?       — У самого себя отпрашиваться? — усмехнулся врач. — И как думаешь, будет у меня потом право требовать дисциплины, если сам начну сбегать до окончания рабочего дня? Впрочем, я почти закончил. Ты дома уже?       — Я под окнами твоей больницы торчу, балда. Забыл, что нам еще кое-куда сходить надо?       В трубке повисла тишина, и Тэтта, не дождавшись ответа, осторожно кашлянула.       — Норн?       — Я не забыл, — ровным голосом отозвался ее брат. — Минут через десять закончу и спущусь. Наберись терпения.       Тэтта фыркнула.       — С тобой я одно сплошное терпение, и ничего больше. Давай быстрее.       Она отключилась, и Норн максимально быстро закончил отчет, дописал коротенький вывод о сегодняшнем эксперименте и, встав, одним махом сгреб в портфель документы и мелкие личные вещицы вроде телефона и ключей от дома. Журнал отправился на полку, медицинский халат — на деревянную резную вешалку и, приглаживая перед зеркалом жесткие после экспериментальной криокапсулы волосы, он старался не смотреть на эту вешалку в полумраке комнаты. Почему-то эта конструкция всегда пугала его. Ломкая и перекрученная, она была штучной вещью ручной работы, подарком от благодарных пациентов кому-то из коллег, но Норн хоть и знал это, все равно не мог перебороть жутковатые ассоциации с какой-нибудь дыбой или иным изобретением странного и пугающего назначения. Впрочем… Он прерывисто вздохнул, вспомнив последние новости, о которых со вчерашнего вечера, не умолкая, трещали все инфоканалы планеты. Какие еще могут быть ассоциации, когда приходится жить в мире, где в космос соваться страшно? И каждую неделю приходят жуткие сводки с передовой, где СГБ засыпается под шквалом пиратской экспансии. А ведь когда-то и он мечтал закончить Академию и пойти покорять дальний космос... Но тогда все еще было мирно и спокойно, и казалось — успеется. Мечты в равной мере поделились между медициной и космосом, и он выбрал первое, искренне полагая, что Академия будет следующей. Но, увы, не срослось. А теперь и думать об этом поздно.       Ключ повернулся привычные два раза, замок успокаивающе щелкнул, и Норн, поудобнее перехватив ручку портфеля, быстро зашагал к лестнице. В такое время в университете уже никого, кроме автоматических роботов-уборщиков и охраны не оставалось, так что он позволил себе баловство — преодолеть несколько пролетов бегом, перепрыгивая через две-три ступени разом. Права Тэтта, тысячу раз права, он должен был уйти пораньше, родители не заслужили такой черной неблагодарности. И он действительно забыл…       Воздух на улице обнимал ароматом ночных асфоделей, уже раскрывших свои лепестки. Снежно-белые, с сиреневой сердцевиной, они казались упавшими с неба звездами. Сестра, с ее длинными белыми волосами и в легком сиреневом платье казалась среди них еще одним цветком.       — Наконец-то, — она спрыгнула с ограждения, на котором сидела, болтая ногами, как какая-нибудь двенадцатилетняя девчонка, а не серьезный ученый с мировым именем. — Когда-нибудь я тебя все-таки поколочу.       — Я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся Норн. — Прости, прости, больше не повторится. Зайдем в цветочный?       — Я уже взяла, — жестом фокусника она извлекла откуда-то из-за юбки букет ярко-алых паучьих лилий. Цветы были перевязаны черной лентой. — Это самое приличное из того, что там было.       — Думаю, вполне подойдет, — Норн чуть свел брови, пытаясь ухватить за хвост очередную туманную ассоциацию. Багровые цветы с острыми узкими лепестками, похожие на эти лилии… откуда? Он не помнил, чтобы видел что-либо подобное наяву.       — Пойдем, — Тэтта взмахнула подолом, и одним махом оказавшись у резных ворот, нетерпеливо оглянулась на замешкавшегося брата.       — Норн?       — Иду.

***

      Небо над Кладбищем было более светлым, чем над городом, кое-где в разрывах вечной облачности даже мелькали звезды. Норн остановился, не в силах сдвинуться с места, завороженный их далеким притягательным блеском. Редкое зрелище на их планете, очень редкое. Когда-то он был уверен, что рано или поздно звезды будут для него на расстоянии одного пространственного прыжка, но… У жизни на разумных иногда совершенно иные планы.       Тэтта поняла его состояние и не стала торопить. Ей достаточно было того, что брат пришел, что он здесь, с ней, а положить цветы она могла и сама.       Полуразрушенный древний корабль принял подношение молча, как и всегда. Ничей призрак не вышел из его развалин, чтобы обвинить ее в убийстве, никакая кара с небес не обрушилась на хорошенькую белокурую головку. Глубокая тишина, присущая лишь этому месту, не изменилась ни на йоту и так же, как всегда, шелестели вокруг вечнозеленые астары, так же роняли лепестки их тяжелые оранжевые соцветия. Лишь легкие шаги брата за спиной давали понять, что она здесь не одна.       Теплая ладонь Норна легла ей на плечо, без слов передавая поддержку и понимание.       — Пойдем, — тихо сказал он. — Нехорошо заставлять родителей ждать. Здесь все рано ничего не изменится.       Тэтта наклонила голову, соглашаясь. Норн убрал ладонь и они устало направились к выходу.       — Как думаешь, с какой планеты он был? — тихо спросила Тэтта, и брат покачал головой. Она спрашивала об этом каждый год, все двадцать лет, что они хранили свою тайну.       — Не знаю. Наверное, с далекой, раз в галактике до сих пор не встретили никого похожего. Или из народа, что полностью вымер, таких тоже немало. Не кори себя, сестренка. Это был несчастный случай, ты же знаешь.       Тэтта ничего не ответила. Уже у самого выхода Норн не выдержал и обернулся. Сестра не знала, но иногда он приходил сюда без нее, и не в годовщину, а когда тянуло. Зачем, он не знал и сам. Почему-то Норну казалось, что здесь ткань времени истончается и он видит… что-то. Какую-то другую свою жизнь, незнакомые и одновременно родные лица, приветливо подмигивающую приборную панель, звездные россыпи прямо по курсу. Теплое присутствие неизвестных друзей за плечом, свободный космос, маленькую девочку в красном комбинезоне с выгоревшей на солнце челкой… Темные сырые стены и тяжелые цепи, лужицы алой крови на железном столе и холодное дыхание смерти в затылок. Много счастья, очень много боли, запредельно много звезд, как и мечталось когда-то. Наваждение? У Норна не было ответов. Возможно, тогда, двадцать лет назад они изменили... что-то. Он, недоглядевший за сестрой, и Тэтта, удравшая без разрешения на кладбище древних кораблей. Он искал ее и нашел, в последнюю минуту успел выдернуть из рушащейся махины — своими танцами с притопами она спровоцировала обвал древних переборок и корабль за несколько секунд превратился в груду металла и ржавой пыли. Они удрали тогда, испугавшись. А через несколько дней вернулись. И нашли его. Неизвестное им существо, убитое упавшей железной плитой. Существо было покрыто сплошным слоем хитина и больше всего напоминало гигантское насекомое. Они никогда таких не видели и даже в справочнике ксенобиологии не встречали. Остаточный эмофон дал понять, что существо было разумно.       Тэтта ревела тогда неделю, но на все расспросы встревоженных родителей не сказал ни слова, отговорившись какой-то ерундой. Он тоже ни в чем не сознался. Детский эмофон считать трудно, для ребенка любая мелочь может стать трагедией, так что родители так и не узнали правду, решили, что и вправду какая-то детская обида. Они остались вдвоем со своим нелегким секретом. Что делало это существо на Фиксе? Определенно оно было пришельцем и вряд ли легальным. Зачем оно пряталось в древнем корабле, каковы были его мотивы? Возможно, что и недобрые, но кто теперь мог точно знать это? Гонимые чувством вины, они каждый год, в годовщину трагедии, приходили сюда и приносили цветы. А после, по какой-то странной иронии, шли праздновать годовщину свадьбы своих родителей, которые в этом году уже перешагнули тридцатилетний рубеж совместной жизни и по праву гордились двумя своими замечательными детьми. Жизнь и смерть, неразделимые в своем единстве...       Касание Тэтты вывело Норна из задумчивости. Он оторвал взгляд от руин корабля и взглянул на сестру.       — Пойдем, — кивнула она на дожидающееся их у обочины такси. — Мама обещала приготовить наш любимый лимонный пирог, совсем как в детстве. И я не прощу себе, если за гостями мы не успеем попробовать ни кусочка.