***
С утра пораньше, благо что суббота, Юля срывается из дома в работающий с восьми утра зоомагазин в паре кварталов от дома. За вечер она, как оказалось, успела составить список самого необходимого и прошерстить соцсети на наличие объявлений о пропаже домашнего любимца. Объявлений о пропаже не было, а в списке значились шампунь, шлейка, расческа, игрушка и “вкусняхи”, что бы это ни значило для лиса. Денег Валентин выдал, Юльке наказал звонить и советоваться, хотя знал прекрасно, что она не послушается, а сам пошел готовить завтрак и присматриваться к новому постояльцу. Странно, конечно, что никаких объявлений о пропаже лисицы нет, но судя по всему предыдущие тёмины хозяева вообще отличались редкостной безалаберностью. Жрал он вчера вечером как не в себя, да и неудивительно, на улице-то он не меньше нескольких дней провёл. Размороженный в микроволновке фарш, сырые яйца и заботливо сваренную Юлькой морковку - она вычитала, что зверьку обязательно нужны витамины, а Валентин хоть и считал, что в отварной моркови их не больно-то много, возникать по этому поводу не стал - Юлька в кои-то веки выглядела ужасно счастливой, не хамила и даже благодушно, и без его вопросов, рассказала, как дела в школе и вообще, в жизни. Сейчас постоялец вполглаза дремал, проводив Юльку и с надеждой поглядывая на входную дверь. - Принесёт шлейку - выведет тебя на прогулку, - обещает Валентин, доставая из морозилки ещё порцию мясного фарша и неохотно, но искренне благословляя интернет, в котором теперь можно было найти что угодно, в том числе и рекомендации по кормлению необычных домашних животных. - Потом я тебя вымою, высушим тебя, сфотографируем, и пускай Юля разворачивает поисковую операцию. Соскучился, небось, по дому-то? Скучающим по дому лис не выглядит - поднимается на лапы, потягивается как кошка, распушив хвост, лениво опускает язык в плошку с водой, но видно так, со скуки, и аккуратно сдвигается в сторону кухни, откуда начинает тянуться запах яичницы, овсянки и размораживающегося фарша. - Пока не вымоешься - ни шагу дальше коридора, - предупреждает Валентин строго погрозив лису пальцем. Тот прижимает уши к голове, но не испуганно, не сердито и не зло, и делает ещё шажок в сторону кухни. - Я что тебе сказал? - строже интересуется Валентин, кивнув, когда лис обиженно фыркнув возвращается на свою лежанку. Юля возвращается через полчаса, нацепляет на лиса шлейку и уже через секунду они оба скрываются за хлопнувшей входной дверью. В коридоре остаётся пакет с покупками. Помимо шампуня и пакетика каких-то сухих подушечек “со вкусом курицы” и кошкой на упаковке, там обнаруживается жильная кость, резиновый мячик зеленого цвета, металлическая расческа и большая консервная банка с собачьим кормом. - В магазине я первая, кто спрашивал что-то про домашних лис, - сообщает Юлька вернувшись и отстёгивая Тёму с шлейки. Тот начинает шумно лакать воду, пофыркивая от удовольствия и поглядывая по сторонам. - Это, конечно, не единственный зоомагазин на районе, но всё равно. - Может, в гости кто-то приезжал, - рассеяно предполагает Валентин, отправив Юлю мыть руки. - Может быть, - неожиданно соглашается дочь, готовая обычно с Валентином спорить по любому поводу. - Я вчера на пару сайтов объявление кинула с его фотками, но сегодня отмоем, высушим, я их обновлю. Ты красавец будешь, да, Тём? Кто ж тебя такого потерял? Весь вид лиса говорит о том, что он и так красавец, а будет просто великолепен. На второй вопрос его наглая хитрая мордень не дает никакого ответа, прямо как его ошейник с именным жетоном. В сердечке. Если девушка в современном мире теряет - кошку, собачку, лису, айфон, - разве не трубит она об этом на весь интернет? - Ну не выкинули же тебя за плохое поведение? - строго, но тихо интересуется Лебедев, чтобы Юля не услышала - покрутит пальцем у виска, совсем, пап, двинулся, с лисой разговаривать. Тёма же пасть раззявливает в улыбке, наклонив голову и рассматривая Лебедева с выражением морды: а если и так, то что ты мне сделаешь? - одновременно хвостом пушистым по полу елозя. - Да какое плохое поведение, пап? - спрашивает услышавшая-таки Юлька. - Ну он же ангел просто, ты посмотри. Давай завтракать. А потом помоем его, да, ты же не сбежишь на службу? - Не сбегу, - подтверждает Валентин, глянув еще раз на довольную лисью морду. - Помоем. Иди за стол.***
Мытье с шампунем лис воспринял очень благосклонно, как и то, что Юля взялась сушить его феном. Более того - лис весело фыркал, устраивал скачки вокруг хохочущей Юльки, старающейся направить на него струю горячего воздуха, и это радостное безумие делало утро субботы каким-то непривычно уютным. Валентин, если честно, забыл уже, когда Юлька так веселилась, не замолкая и не хмурясь, стоит ему появиться в поле зрения. К нему Тёма тоже периодически подбегал, забирался под стул, прятался в ногах, возмущался, когда Валентин настойчиво выталкивал его обратно, на середину комнаты, фыркал, порыкивал и вообще издавал огромное количество совершенно счастливых звуков. - Игривый такой. И ручной, - рассеяно тянет Юля, сделав с дюжину фотографий в разных ракурсах. - И никто его не ищет. Как так? Валентин только плечами пожимает - его этот факт тоже удивляет, а еще закрадывается малодушное беспокойство - если хозяева лиса всё-таки найдутся, какие у них с Юлей останутся точки соприкосновения? Да никаких, в общем-то, и что с этим делать Валентин по-прежнему не представляет. Вечером дома разгорается баталия - впрочем совершенно никудышная, по сравнению с их обычными с Юлей спорами, - на тему, где пушистый, вымытый, заигранный девчоночьими стараниями лис будет спать. Баталия началась с того, что Валентин выдворил Тёму со своей постели, где он свернулся умилительным клубком, прикрыв наглую рыжую морду хвостом. Почему-то Юлю это возмутило, как и то, что Валентин предполагал, что место собаки в коридоре. Даже если эта собака - лиса. - Что тебе, жалко что ли, - ворчит Юлька, усевшись на диване с лисом в обнимку. Тот, ещё сонный, не отошедший от внезапного пробуждения, вылизывает ей щеки и руки, косясь иногда на Валентина хитрым янтарным глазом. - Пап, ну как он будет спать в коридоре, там же темно, звуки всякие из подъезда, ему страшно будет. В то что этой наглой физиономии, довольно вывалившей язык в ответ на почесывание за ухом, будет “страшно” Валентин не верит ни капли. - Хорошо, пускай спит в зале, - пробует Лебедев, и тоже ошибается, судя по взгляду дочери. - Юль, вдруг у него прививок нет. Чем, правда, это заявление спасет, когда Юлька уже с головы до ног облизана этим дружелюбным рыжим паршивцем, непонятно. - Возьми его к себе, только не пускай спать на кровать. Всё-таки он почти собака. “Почти собака” в ответ тявкает - Валентин готов поклясться что обиженно, и растекается у Юльки на коленях меховым пледом. - Давай, может, кино посмотрим? - предлагает Юля, глянув на отца несколько неуверенно - то ли сама удивляется своему предложению, то ли уверена, что Валентин откажется. Валентин точно удивлен, хотя понятно - двигаться и будить задремавшую животину Юлька не хочет, но вот предложить такое, вместо того, чтобы залипнуть в телефон или не спрашивая его мнения врубить какой-нибудь бесконечный сериал? - Чаю тебе сделать? - Ага, - расцветает дочь улыбкой. - И бутербродов, может? С колбаской. - Знаем мы, кому ты эту колбаску собираешься скармливать, - ворчит Валентин и оказывается, конечно, прав - Юлька начисто игнорирует тот факт, что колбасой животных кормить вредно. Валентину, правда, неожиданно всё равно. Ну не поплохеет же зверенышу с одного куска нежирной колбасы, зато Юлька счастливая, будто не было последних четырёх лет холодной войны. Среди ночи, проснувшись по какой-то дурацкой привычке в половину третьего и потянувшись, Валентин ногой упирается во что-то мягкое, теплое и пушистое. Пара секунд нужна, чтобы сориентироваться, и ещё пара, чтобы сесть на кровати. Потревоженный лис обиженно сопит, растянувшись от края до края кровати. - Иди отсюда, - Валентин пихает мохнатое недоразумение пяткой. - Иди к Юле. Я с животным в одной кровати спать не буду. Тёма вяло, незло порыкивает в ответ, перекатившись на спину и предоставив обзору белое пузо. Валентин рассеяно треплет мягкий белый мех, потом все-таки собравшись с силами и спихнув лиса с кровати. - Иди к Юле, - повторяет строже - что-то в наглой рыжей морде наводит на мысль, что Тёма всё, что ему говорят, прекрасно понимает, пускай и игнорирует начисто. Сейчас, например, становится передними лапами на край кровати и смотрит наверняка заискивающе - в темноте не различить. - Вот ведь паршивец, - сонно сердится Валентин, поднимаясь с постели и подхватывая повисшего в его руках лиса, чтобы выдворить за порог. - Иди давай, уверен, Юля тебе и в постели спать разрешит.***
Лис с удовольствием играл и гулял с Юлькой, давал себя тискать, лежал на коленях и ел с рук. Почти по всем параметрам он был Юлькиным питомцем - розыск хозяев в недрах интернета так и не дал никаких результатов. Но спать он упрямо пытался с Валентином. Всеми правдами и неправдами пробирался в спальню, тихонько сворачивался где-нибудь в уголке кровати, иногда Лебедев обнаруживал хитрюгу в своей постели только утром. Ещё Юля говорила, что по вечерам лис подолгу ждёт у дверей, если Валентин задерживается. Сколько она его ни утаскивала в комнату, сколько ни пыталась отвлечь - всё равно ждёт. А когда Валентин домой заходит - крутится под ногами, не давая снять обувь и норовя всем пушистым тельцем умоститься Лебедеву в руки. - Пап, он два часа у двери просидел, - укоризненно сообщает сонная Юля, выглядывая из своей комнаты - времени уже первый час ночи. - Ты почему не спишь? - интересуется Валентин, в очередной раз позорно сдавшись и подхватив мохнатую тушку на руки. Юля пожимает плечами, хмурясь. - Тебя, наверное, жду. Тёма радостно урчит, вылизывая Валентину щёку. Лебедев не знает даже, что дочери ответить, поэтому после довольно длинной паузы просто кивает: - Спасибо, - и Юлька в ответ улыбается. - Давай его сюда, попробую у себя в комнате закрыть. Но ты ему нравишься, пап, что ты его выгоняешь? - Он по улице гуляет, нечего ему в постели спать. - Я мою ему лапы. Хочешь, купим ему ботинки, я в зоомагазине видела... Тёма оглушительно чихает Валентину в ухо. Юлька ржёт, Лебедев отпускает паршивца на пол, вытирая ладонью щёку. - Забирай этого хулигана. Кажется, твоя идея ему не нравится. - Это точно, - Юля садится на корточки, поглаживая лиса за ушами. - Я там ужин приготовила, тарелка в холодильнике. Съешь хоть что-нибудь. И Тёме нужен корм. - Я куплю. Спасибо за ужин, - дочь для него готовила, может, раз в полгода, когда пребывала в хорошем расположении духа. За эту неделю Валентину досталось уже три “тарелки в холодильнике“. - Как у тебя дела? - Нормально, - Юлька отмахивается. - К нам завтра Светка зайдет, ладно? Валентин не против, тем более, что обычно Юля не спрашивала. Что-то медленно, но верно меняется в их отношениях, и очень странно думать, что происходит это из-за подобранного на улице комка рыжего меха. Стоит ли говорить, что утром Лебедев опять обнаруживает наглую лисью морду в своей постели? Со Светкой - миловидной блондинкой, чем-то похожей на куклу Барби, Валентин следующим вечером сталкивается в дверях. - Добрый вечер, Валентин Юрьевич, - улыбается Света, прижимая к груди довольно скалящегося лиса. - А мы с Тёмой гулять идём… Вы не против? Ну кто бы сомневался, что юлины подружки будут таскать зверёныша в качестве украшения по тусовкам… Впрочем, Света Валентину нравилась - она была лучшей юлиной подружкой, причём далеко неглупой, несмотря на цветные пряди в волосах и наивный взгляд. - По двору, - добавляет Света, верно угадав ход его мыслей. - Пап, не ревнуй, - весело фыркает появившаяся в коридоре Юля, показывая подруге поднятый вверх большой палец. - Иди, красуйся, Светк! - Идите, - отмахивается Валентин, закатив глаза в ответ на юлькину тираду. Дверь за Светой и Тёмой закрывается и Валентин впервые за несколько недель остается с дочерью один на один, без мечущегося между ними жизнерадостного мохнатого комка. Юля, кажется, тоже чувствует некоторое замешательство, но когда Валентин неуверенно спрашивает “Как дела в школе?”, неожиданно не отделывается обычным “всё в порядке”, а действительно рассказывает.***
- Это что же получается? - спрашивает Света, сев на лавочку в дальнем конце двора. Тёма сидит перед ней, смешно наклонив голову и навострив уши. - Артём, ты зачем в мои дела лезешь? Да ещё в таком виде? Тёма фыркает в ответ переступив с ноги на ногу. - Ну почему лисом-то, много от тебя толку? - вздыхает Светка, вытягивая из пачки тонкую сигарету и прикуривая. Огонёк зажигалки освещает вдруг золотистый глаз с вертикальным зрачком, но всего на секунду, словно бы игра света и тени, и ничего больше. Лис довольно скалится. Девушка делает несколько затяжек, почти сердито глядя на нежданного помощника. С другой стороны… - С другой стороны, может и есть от тебя толк, - она наклоняется, мягко погладив лиса за ухом. - Юля-то обычно раз десять за вечер полковника нехорошим словом помянет, а в последнее время всё меньше как-то. Но тебе какое дело, наглая морда? Она моя подруга, я хочу, чтобы всё у неё хорошо было. А тебе какой интерес? Даже не думай ко мне подкатывать. Или к ней. Лис фыркает ещё громче и выразительнее, после чего запрыгивает на скамейку, улыбчиво оскалившись прямо Свете в лицо. - Бесстыжий, фу, - отмахивается она. - Ты застрял что ли в меховой шкуре? Кивает. - Проспорил кому-то? Кивает. - Вот дурак. Да этих двоих помирить - задача не из легких. Годами будешь в лисьей шкуре ходить. Иди лучше проси, чтоб тебя от этой повинности освободили. Мотает головой. - Ну и дурак, - повторяет Светка, докуривая, выкидывая сигарету и приглаживая волосы. - Я-то добровольно в это ввязалась. А тебе какой прок? Мало ли по миру несчастных людей. Найди себе человека, ему и помогай. Лис тявкает сердито, даже лапой умудряется топнуть, чем вызывает у девушки улыбку. - Нашел? Это в каком это смысле? Пары мгновений переглядываний хватает, чтобы до Светки дошло. Она смеется, запрокинув голову, а когда снова садится ровно, глаза у неё вновь золотые, яркие. - Ох, Артём, с полковником тебе ничего не светит. Ни дружбы, ни ещё чего. Бежал бы лучше, пока не поздно. Ой, да знаю я, что ты упрямый, знаю. Ладно, делай как знаешь, мне главное, чтоб Юля счастлива была.***
Незаметно подкрадывается зима, засыпая город снегом, а потом и так же незаметно проходит, сменяясь для начала ранней весной и хлюпающей под ногами грязью, затем майским теплом, цветущими грушами и пронзительно-солнечными днями, а потом и летней жарой. За зиму Валентин смирился с тем, что лис упорно пробирался в его спальню, зимой это было даже комфортно - Тёма был пушистый и тёплый, спал спокойно, а Юля дисциплинированно мыла ему лапы после прогулок, прежде чем запустить в дом. На Юльку, кстати, надвигались выпускные и вступительные экзамены, но ни за то, ни за другое можно было не волноваться, она у него девочка умная, со всем справится. Дома было хорошо. Юлька даже на Новый год ушла только после полуночи, хотя последние годы предпочитала под любым предлогом смыться из дому вечером, а если не удавалось - лечь спать. На этот раз она нацепила на Тёму блестящий новогодний колпак - Валентину выдала такой же, но красного цвета, спасибо, родная, что без окладистой белой бороды, а себе отчего-то выбрала фетровые оленьи рожки, под бой курантов чмокнула отца в щеку и, если честно, это был лучший Новый год за последние несколько лет. Что уж там. Это был, наверное, один из лучших дней. На лето всё уже было расписано - экзамены, поездка к бабушке, отдых на море со Светой и её родителями. Валентин отпуска не планировал, но подумывал - под Юлькиным давлением - выбраться на пару дней к ней в Красноярск. Не то чтобы было у него большое желание провести несколько дней с любимой тёщей, но Юля настаивала - “а то что я тебя, целое лето не увижу, что ли”? До того это было необычно, что часто Валентина так и подмывало ущипнуть себя за руку - не спит ли? По всему выходило, что не спит, хотя поверить в это, посадив улыбающуюся дочь на самолет, было трудно. Особенно после того, как она с напускной строгостью заявила “Буду звонить каждый день. Не хулигань”. Вернувшись из аэропорта Валентин первым делом вывел Тёму во двор, навернув с ним пару кругов по району в какой-то странной задумчивости. Зашел в магазин - старого ещё образца, с прилавками и уставшими продавщицами и без всякого самообслуживания, взял пару банок пива, рыбки соленой и кусок сыра - сыр Тёма очень жаловал. Оставаться одному в квартире в кои-то веки было непривычно. Юлька отзванивается в начале одиннадцатого, сообщает, что долетела хорошо, что её встретили и вообще всё просто замечательно. Желает спокойной ночи - Валентин отвечает тем же. Тёма сидит под боком любовно облизывая ломтик сыра. Он сытый уже, от того угощением наслаждается так, что Валентину самому завидно становится - он явно столько удовольствия даже от пива с рыбой не получил. При двадцати пяти градусах за окном лис, конечно, излишняя роскошь в постели. Мягкий, конечно, и сопит умильно, а ещё по утрам лениво ластится под руки, словно уговаривая - ну давай ещё поспим. Но жарко. Правда согнать рыжего хулигана с кровати рука всё равно не поднимается - и это при том, что у Тёмы имеется вполне приличная лежанка с миленьким узорчиком в виде осенних листьев, Юля выбирала. И тот факт, что лис дисциплинированно засыпает на расстоянии, благо ширина кровати позволяет, никак не отменяет того, что проснется Валентин весь укутанный рыжим мехом. Он даже почти привык к этому. А вот просыпаться в постели не один Валентин совсем отвык. Да и вот так, если честно, никогда не просыпался - чтобы в бок ему тихонько сопел, прижавшись носом, кто-то короткостриженный и лохматый. И определенно не лис. Словарный запас обсценной лексики у Валентина был богатый, но он старался не пользоваться им без особой необходимости. Но сейчас она определенно была и возымела действие - лохматый, светловолосый пацан, подскочив на постели, сонно хлопал ресницами, пытаясь сфокусировать взгляд на Валентине. Все вопросы у Лебедева сводились к “кто такой и как здесь оказался”, ну и ещё, конечно, “какого хрена”, куда без него. - Тёма я, ВалентинЮрич, - сипло и почти беззвучно выдыхает пацан, потерев горло и поморщившись. - Можно водички? Пытать незнакомого парня обезвоживанием Валентин в субботу утром не планировал, так что просто кивнул в сторону кухни, молча наблюдая за тем, как парень выбирается из его постели, одергивая оранжевую футболку, чтобы хоть немного прикрыть задницу, обтянутую черно-белым бельем, и абсолютно уверенно топает на кухню. Правда со стаканами и кружкой он обходится куда менее уверенно, а уж когда в кружке наконец-то оказывается вода и вовсе замирает, неуверенно глядя на неё и хмурясь. Потом пытается её… лизнуть? Лакнуть? Валентин трет лоб и висок, напоминая себе, что, как ни крути, а это все реальность. - Тёма, значит, - переспрашивает Лебедев, когда кружка наконец-то опустошается нормальным человеческим способом. - Артём, - пацан протягивает ладонь для приветствия и Валентин её неохотно пожимает, невольно вздрогнув, но не отпрянув, когда светло-голубые глаза его неожиданного гостя становятся вдруг золотисто-рыжими, а зрачок вытягивается в узкую полоску. - Лис я. Вроде оборотня. Ну, вообще-то, чуть больше, чем просто оборотень. - Чем просто оборотень? - чуть прищуривается Валентин, оценивая безмятежную улыбку сидящего на его кухне сумасшедшего. Артём, наверное, его взгляд расценивает правильно. Потому и вытягивает руку в сторону, растопырив пальцы - длинные тонкие когти, появившиеся на них совсем не кажутся нереальными. Как и острые клыки, мелькнувшие в улыбке. И заострившиеся уши, обстоятельно продемонстрированные их обладателем. - Вы меня простите, - продолжает Артём, наливая себе ещё воды и с жадностью осушая кружку. - Я подзадержался просто. Вчера ещё должен был свалить, наладилось ведь всё, но вот… не смог. Хорошо рядом с вами. Думал, хоть до утра дотяну. Но вы не переживайте, ни вы, ни Юля обо мне не вспомните. Просто будете жить… ну, так как сейчас живете. Вам ведь нравится? - Хочешь сказать, что мое семейное… благополучие - твоих лап дело? - и не собирался ведь острить, но удержаться, глядя на темные, чуть изогнутые когти, было просто невозможно. - Ну, ваших с Юлей в основном. Нельзя человека заставить сделать то, чего он не хочет. Так это не работает. Ну и мы со Светкой помогли. - Почему? - информацию про Свету Валентин решает обдумать позднее. - Природа у нас такая, Валентин Юрич. Помогать людям. Особенно тем… тем, которые нам нравятся. Вот это признание Лебедеву вообще не нравится. В конце концов этот тип с его несовершеннолетней дочерью в одной постели спал. И то, что исключительно по юлькиному настоянию ничего не меняет. - И вы со Светланой, значит, решили помочь Юле? - Не совсем, - застенчиво тянет Артём, и все лисьи признаки вдруг пропадают - просто лохматый сонный мальчишка, черт знает как оказавшийся на залитой солнечным светом кухне. - Я вам хотел помочь. И пока Валентин молчит, обдумывая всё - совершенно нереальное, но вот оно, перед ним, - Тёма уже предлагает: - Хотите, я вам завтрак приготовлю? Я знаю, что вы любите. Ну ещё бы, по выходным лис радостно крутился на кухне, ожидая, что ему перепадёт что-нибудь вкусненькое с самого утра. Чаще всего он оказывался прав. - Пожалуйста, - настаивает Артём, когда Валентин, слишком глубоко погрузившийся в свои мысли, не отвечает. - На прощание. Немножко загладить свою вину от вот этого вот… безобразия, - пацан указывает обеими руками на себя, обезоруживающе улыбаясь. - Да, конечно, если хочешь, - кивает Валентин. - Ты должен рассказать мне больше. Кто ты такой. Сколько… - … таких как я, чем мы занимаемся и блаблабла… - Артём картинно всплескивает руками, прежде чем отвернуться к холодильнику, чтобы достать яйца, ветчину и сыр. Подумав, он добавляет к этому набору несколько маленьких помидорок. - Остыньте, товарищ полковник. Вы всё равно забудете и обо мне и о том, что произошло. Сразу вас успокою, - Артём срывается на какое-то раскатистое мурчание, спеша перебить Валентина. - Человеческий мозг обладает удивительной способностью адаптироваться и подменять одни воспоминания другими. Это происходит постоянно. Давайте просто… завтрак, кофе, и я исчезаю, а? - И что с тобой дальше будет? - Валентин улавливает нотку грусти в чужом голосе, и чуть ли не тянется пацана погладить. Точнее лисёнка - если Тёма чем-то был обижен или расстроен, он всегда старался устроиться где-нибудь поближе к Валентину, голову на колени положить или просто привалиться тёплым пушистым боком к ноге. Впрочем, у лиса было не так уж много поводов для расстройств. - Я не знаю, если честно… Света вот просто будет жить дальше, обычной своей жизнью. Ну и я чем-нибудь займусь. Не впервой. - И сколько же тебе лет? На вид - двадцать три, может, двадцать пять. - Много, - Артём морщится, а потом вдруг подмигивает игриво. - Больше чем вам, товарищ полковник. Яичница у него получается замечательная, хоть и заметно, что руки его слушаются ещё не слишком хорошо, видно, с отвычки. Кофе Валентин варит сам. Завтракают в тишине, думая каждый о своём. Тёма взгляда от Валентина почти не отрывает, и один раз Лебедев замечает краем глаза, как пушистый рыжий хвост метёт радостно по полу. Артём смущается тут же, краснеет и извиняется, а хвост пропадает - то ли из поля зрения, то ли совсем. Потом мальчишка посуду моет, расставляет всё по своим местам и оборачивается наконец-то к Валентину, улыбнувшись мягко и немного виновато. - Пора, Валентин Юрьевич. Вы мне правда очень, очень понравились. И поэтому я хотел, чтобы вы стали счастливее. Хоть немного. - Я не хочу забывать, - отрезает Лебедев. - Юля - пускай забудет. Мои воспоминания не трогай. - Так нельзя, - возражает Артём, сверкнув золотом глаз. - Зачем вам это? Всё останется как есть. Ничего не изменится. Просто забудете, что однажды подобрали на улице лису. Ну и про неодетого парня в своей постели тоже забудете, - он неловко улыбается, сверкнув острыми клыками, наклонив голову к плечу, когда Валентин поднимается, подходя. - И, наверное, никогда меня больше не увидите. А если увидите - не узнаете. - А ты… отправишься дальше… помогать новому понравившемуся человеку? - Навряд ли, - тянет Артём, но буквально всё: нахмурившиеся на мгновение брови, дернувшийся вниз уголок губ, коротко передернувшиеся плечи - всё кричит о том, что такого не будет. - Оставь мне воспоминания. Я никому о тебе не расскажу, даю слово. Потому что мне всё равно никто не поверит, а закончить дни в дурдоме мне не улыбается. А ты сможешь прийти ко мне, если тебе нужна будет помощь. Ты почти год прожил в моём доме, мне кажется, я несу за тебя некоторую ответственность. - Это неправильно, - Артём мотает головой, но уже без должного энтузиазма. - Да ты и так уже накосячил, боец. Валентин красноречиво оглядывает стоящего перед ним пацана, а Артём в ответ на этот взгляд снова пытается одёрнуть футболку. - Знаете, тогда у меня есть просьба. Плата, - приняв решение, Артём вскидывает голову и смотрит золотистыми своими глазами с вызовом. - За нарушение должностных инструкций? - скептически хмыкает Валентин. - Это называется взятка. Да говори уже, говори, я же так, в шутку. - Поцелуйте меня, - быстро, но чётко выговаривает Артём, глянув прямо в глаза. Радужки его стремительно меняют цвет с рыжего на голубой, будто море волной накрывает песок. - Так вот как я тебе нравлюсь, - медленно проговаривает Валентин просто чтобы заполнить рухнувшую на кухню тишину. - Или это у вас стандартная оплата? - Это вы мне так нравитесь, ВалентинЮрич. Ну, сердцу-то не прикажешь, да? Ни моему, ни вашему. А поцелуй я могу попросить. Ваше право отказаться - и тогда об этом вот вы тоже забудете. Не такая уж и огромная плата, - думает Валентин. Что такого-то. - Хорошо.***
У Артёма губы тёплые, сладкие и мягкие, размыкаются податливо навстречу, стоит только прикоснуться, и Валентин в поцелуй окунается как в тёплую морскую воду, чувствуя, как ловкие руки скользят по бокам, поглаживая и притягивая ближе. Тёма и сам прижимается - всем телом, задышав чаще и прерывистее, когда Валентин не отстраняется и не отталкивает, а напротив, обнимает за пояс, словно в сладком забытьи вылизывая жадный горячий рот. Отстраняется на пару сантиметров только когда воздух кончается - от этого уже голова кружится, но сердце бьется тяжело и часто от возбуждения, смолой вскипевшего в венах. И тут бы отойти, напомнить - хотя бы себе - об уговоре, но нет - Валентин смотрит как зачарованный на желтоглазого лохматого парня, стоящего перед ним, на его губы, припухшие, искусанные и такие маняще-сладкие, руки, скользнувшие несмело под футболку и поглаживающие теперь по бокам не отталкивает. - ВалентинЮрич… - шепчет Тёма в губы, заглядывая в глаза - взгляд у него поплывший, но серьезно-просящий. - Я вас только прошу, не ищите меня, хорошо? Не надо… Только жизнь себе попортите, так всегда бывает с теми, кто лис ловит. Обещаете? Последнее слово выдыхает в шею, ладонью бесстыже скользнув под штаны, сквозь ткань белья погладив потяжелевший член. - Ты что творишь? - беззвучно-хрипло выдыхает Валентин. - Артём… Желтые глаза смотрят внимательно, в глубине, у зрачка, вспыхивая огненными искрами, но руку Артём убирает. - Люблю я вас, - тихо и серьезно произносит он прямо в губы. - Остаться не могу. И как выразить не знаю. Но хочу, чтобы хорошо вам было. Позволите? Откуда только нежность, глубокая и трепетная всколыхнулась в ответ на эти слова? Валентин в людях - хотя не человек ведь, этот пацан - всегда искренность ценил и распознавать умел, а Тёма честен сейчас до предела, и смотрит с надеждой, прикрыв глаза только когда Валентин его лицо ладонями обнимает, снова прикасаясь губами к губам и углубляя тягучий, неторопливый поцелуй. - “Хорошо” - должно быть обоим, - шепчет, снова оторвавшись от жаркого рта, задохнувшись острым и ярким возбуждением, когда Тёма всем телом прижимается, зацеловывая шею, шепча сбито и торопливо: - Мне будет хорошо. Мне с вами… словами не передать, нет в вашем языке слов таких… - Артем губы облизывает, виновато глянув, словно извиняясь за то, что объяснить не может, и вдруг пушистым хвостом по полу метёт, задевая голые ступни. И это словно подтверждение, напоминание, что все происходящее настолько фантастично, нереально и похоже на сон, что - почему бы и нет? Почему бы не уложить счастливо вздохнувшего, льнущего к рукам Тёму в постель, по пути к ней избавившись от одежды и последних предрассудков. Почему не поцеловать его, опускаясь сверху, подхватывая под острые коленки, чтобы раскрылся, чтобы ногами обнял, притягивая к себе ещё ближе. Тёма задыхается от очевидного, яркого удовольствия, сладко дрожит и стонет в губы, он горячий и ласковый, целует, оплетает руками и ногами, смотрит из-под светлых ресниц влюбленно, пряча лицо в изгибе шеи только когда до изнеможения хорошо становится, когда тела замирают в сладостном единении. - Почему остаться не можешь? - спрашивает Валентин чуть позже, выглаживая раскрытой ладонью угловатые линии чужого тела, всё время почти невольно возвращаясь к основанию пушистого хвоста, который Тёма, судя по тому, как он на него оглядывался, никак не мог заставить исчезнуть, и то и дело касаясь пальцами податливого и мягкого входа, так хорошо и шёлково принявшего его. - Лисой что ли? - посмеивается Артём, ткнувшись носом в грудь и легонько прикусив острыми зубами сосок. - Почему лисой? Челове… Ну, ты понял, наверное. - Понял, - Тёма взгляда не поднимает, дышит тепло в ключицу, прижавшись. Его отпускать от себя не хочется. - А вы бы хотели? Сами подумайте, ВалентинЮрич. Какой вам толк от этого? Как ни крути, а один вред выходит. Но это если разумом рассуждать, а сердце колотится тревожно, рвётся, ему доводы разума скучны. Любить хочется и чтобы в ответ любили. - А я если останусь, без вас не смогу, - вздыхает Артём, подняв наконец-то голову, посмотрев печально и ласково. У Валентина тысяча вопросов и твердая уверенность, что всегда можно найти решение. У него фраза - “я бы хотел попробовать” вертится на кончике языка, но так и остается непроизнесенной, потому что нечестно пробовать, когда вот так, когда “я без тебя не смогу”, и не в шутку, а совершенно всерьез, по-настоящему. У Артёма на губах ласковая, чуть грустная улыбка, у него нежные руки и жадный горячий рот, и когда он седлает валентиновы бедра, мир на дюжину долгих, жарких минут становится проще и ярче.***
Лебедев просыпается на разворошенной постели чуть ли не к полудню. Совсем заспался, старость, не иначе. Пропущенных на мобильнике нет, Юлька наверняка после дороги отсыпается, так что не узнает, что отец её после пары банок пива может, оказывается, спать до одиннадцати утра. Завтракать неохота, да и вообще какая-то легкая апатия накатывает, наверняка от непривычной уже тишины в квартире. Суббота ведь. Юля обычно под какую-то бодрую музычку варганит завтрак. Размышляя об этом - и о том, с каких это пор одиночество перестало его устраивать - Валентин все-таки выбирается на кухню, собираясь сварить себе кофе и написать дочке “Доброе утро, принцесса”. Проснется - увидит. Ей будет приятно.***
Поздний осенний вечер вызывает стойкое ощущение дежавю. Валентин, неторопливо проезжающий по неосвещенным дворам к дому, списывает это на то, что все осенние вечера похожи один на другой. Хотя год назад его дома не ждало ничего, кроме холодной неприветливой тишины и неизменно раздраженной дочери. Сегодня, правда, Юлька его не ждала - сегодня был пятничный вечер и они со Светкой на выходные умотали в культурную столицу, развлекаться и окультуриваться, Валентин как раз возвращался домой, их проводив. Но что-то такое знакомое в сегодняшнем вечере есть. Неуловимое. Раздумывать об этом за рулем - не лучшая идея, внимание рассеивается и Лебедев еле успевает притормозить, заметив на дороге высокий темный силуэт. Точно успевает, да, удара не было, но силуэт все равно взмахивает руками и заваливается куда-то на жухлый осенний газон. Валентин заковыристо выругивается, выходя из машины, прикидывая варианты, что это вообще могло быть. Варианты разные - от подвыпивших соседей до банального развода на деньги. Хотя сидящий в траве парень не выглядит так, будто собирается немедленно требовать энную сумму за непоправимый физический урон. Не выглядит он и пьяным, хотя есть в его лице, во взгляде, что-то странное. - Обкуренный что ли? - неприветливо интересуется Валентин, разглядывая лохматое, вполне прилично одетое недоразумение, так и продолжающее сидеть на траве и таращиться на него как на седьмое чудо света. - Эй, ты там как, боец? - Нормально, ВалентинЮрич, - бормочет недоразумение. - Откуда меня знаешь? - Лебедев сразу напрягается внутренне, стараясь припомнить, где он мог этого пацана видеть. Ничего в голову не идет. Разве что Юлькин какой-то новый знакомый, но для её однокурсника парень слишком взрослый. - Эй, земля вызывает, - Валентин щелкает пальцами перед носом парня, отчего тот вздрагивает, сфокусировавшись. - Поднимайся давай. Как тебя зовут? Пацан на протянутую руку смотрит так недоверчиво, словно опасается, что Валентин его укусит. И так долго, что Лебедев уже почти решает плюнуть на всё это и поехать домой. Но парень вдруг цепко обхватывает пальцами ладонь, поднимается пружинисто на ноги и нос к носу с Валентином оказывается. Слишком близко, но у Лебедева чуть ли ноги не подгибаются от накатившей внезапно слабости. Да ещё и мысли путаются, в голове шумит, и Валентин совершенно не успевает среагировать на то, что его, внезапно, целуют. Даже не поцелуй - короткое прикосновение губ к губам. И всё проходит - и слабость, и шум в голове, и мысли выстраиваются ровными рядами, а ещё Валентин вспоминает. Всё вспоминает - и про осенний вечер, и про лиса под колесами, про полгода с домашним питомцем, про пацана в своей постели. - В машину, - бросает коротко, отвернувшись от растерянного Артёма. Тот, правда, не спорит - ныряет на пассажирское сидение, тревожно глядя на Валентина. - Простите, - тихонько просит Тёма, когда Лебедев кладет руки на руль и замирает, задумавшись, переваривая все произошедшее. - Я и правда без вас не смог. - Ты не выполнил своего обещания, - сухо произносит Валентин, а сам почти против воли подмечает кучу мелких деталей - что Тёма похудел, выглядит уставшим, нервным и потрепанным. - Да не я это! - вскидывается Артём, тут же сникнув. - Ну, точнее, я тупанул, ВалентинЮрич… Светка это. Орала на меня так, что хвост в трубку завернулся… Валентин невольно фыркает от такого словесного оборота. - Простите… - повторяет Тёма. - Мы нечасто парами… работаем. Вот я и понаобещал не подумав… Я обмануть-то не хотел. Верите мне? Валентин пожимает плечами, думая, что не так уж это важно - как и почему, важно, что теперь делать. - Караулил меня сегодня? - Ага, - признается Тёма. - Подумал, лучше, когда Юля уедет вот это всё провернуть… ну и Светка, конечно. Та ещё зануда, - Артём сердито хмурится. - Зануда… - бездумно повторяет Валентин, всё ещё пытаясь отойти от полученных впечатлений. - Так, Артём, поедем ко мне, обсудим всё за чашкой чая. Возражения есть? - Никаких возражений, товарищ полковник, - покладисто кивает Тёма и всю короткую дорогу до квартиры молчит. Валентин тем временем размышляет, сколько коньяка будет уместно добавить себе в чай и стоит ли вообще наливать чай в коньяк. С другой стороны, с алкоголем перебарщивать не хочется, да и неизвестно, как спиртное на таких, как Тёма действует, а выяснять сейчас ещё и это Лебедев совершенно не в настроении. На кухне Артём топчется как-то неловко, пытаясь помочь, но всё бестолково, тревожно - тянется за чашками и никак не может решить, какую взять себе; открывает шкафчик с чаем и тоже никак не может определиться, какую коробочку схватить. - Артём, сядь, пожалуйста, - просит Лебедев, положив парню руки на плечи. Тот мгновенно каменеет, даже, кажется, дышать перестает. Первый порыв у Валентина - убрать руки, потому что такая реакция, она… пугающая. Но он сдерживается, сжимает аккуратно худые плечи и мягко произносит, чувствуя, как парня в его руках отпускает. - Сядь, Тём. Поговорим. - Хотите, лисой обернусь, - глухо предлагает Артём, опустив голову. Загривок у него трогательно-беззащитный, покрытый светлым пушком. - Насовсем. Только не гоните меня. Я знаю, что все это капец как нечестно - у меня целый год на размышления был, полгода без вас провел, а у вас - всего ничего, несколько минут… Но… Хотите? Вам лис нравится, я помню. - И ты мне предлагаешь тебя как домашнее животное воспринимать, Артём? Ты в своём уме? Кожа мягкая, тёплая, совсем близко. И так отчетливо и хорошо её вкус помнится. Будто только что касался губами шеи, слизывая испарину и сладковатый вкус кожи. - Я - нет, - признается пацан, осторожно поднимая голову и оборачиваясь, чтобы затылком Лебедеву в нос не зарядить. - Но не надеюсь, что вы тоже. Валентин в этом совсем не уверен - одно то, что он так и не убрал от Артёма рук, чего стоит. И что смотрит в переменчивые золотисто-голубые глаза с вертикальным зрачком, не отводя взгляда, тоже о многом говорит. И, конечно то, что он сам осторожно, на пробу, касается сухих мягких губ своими, целуя, но сам всё еще не понимая, зачем он это делает. Может быть, чтобы снова почувствовать эту потрясающую отдачу, исходящую от Артёма. То, как он гибко разворачивается, умудряясь не выскользнуть из рук, как льнёт ближе, податливо размыкая губы, позволяя - всё, что захочешь - и ни на чем не настаивая. Почувствовать яркое, ни с чем не сравнимое и ни на что не похожее не-одиночество. Артем зарывается пальцами в короткие волосы на затылке, и Лебедев действительно чувствует, что он не один. Что-то похожее на разум, но это точно не он, подсказывает еще, что он никогда один и не будет, если только… Если только что? Тёма дышит тяжело и сбито, прямо в губы, часто взмахивая пушистыми светлыми ресницами. - Я знаю, что это… я, кажется, понимаю, что это жестоко… по отношению к тебе, Артём… - начинает Лебедев, пересохшими вдруг губами, чувствуя, как сухость докатывается до гортани, дерет глотку с каждым звуком. Артём замирает, напрягается, низко опустив голову, всеми способами избегая смотреть в глаза. “Ты не будешь один, - напоминает что-то, притаившееся у виска, что-то, у чего мягкий, нежный голос и заботливые интонации, - никогда не останешься один. Возможно даже будешь счастлив. Вполне возможно. И его сделаешь счастливым”. Валентин продолжает, сказав ровно то, что и собирался: - Но всё что я могу тебе предложить… Попробовать. Я не могу обещать тебе ничего… - И не надо, - шепчет Артём, резко вскинув голову, глянув доверчиво и мягко. - Не надо больше, ничего, ВалентинЮрич. Это и так очень много. Валентин с ним не согласен, зато в честности себе отказать не может. И в рассудительности. Что может быть рассудительнее, чем усадить Артёма за стол, налить ему чаю, достать из шкафчика какого-то печенья, заботливо прикупленного Юлей, и сесть напротив пацана, тоже с чаем в чашке. И даже ни капли коньяка. Артём чай свой пьет не поднимая глаз от чашки, тревожно жует овсяное печенье, поглядывает на Валентина изредка, но ни о чем не спрашивает. - Я тебе в зале постелю, - проговаривает Лебедев, когда чай подходит к концу. - Там удобный диван, так что… Выспишься. У тебя вещи-то какие-то есть? - С собой ничего, - тихо откликается Артём, так таращась в свою чашку, словно будущее хочет разгадать по чаинкам на дне. Валентин бы и сам не отказался, но не верит в предсказания. Будто бы в лис-оборотней верит. И будто бы лис-оборотней волнует, во что он там верит. - Подберем тебе что-нибудь, - кивает Лебедев. - Давай, в душ и спать. Вечер выдался… Непростой. - Особенно для вас, - соглашается Артём. - Простите, Валентин Юрич… - Хватит извиняться, - отмахивается Лебедев. - Мы наверняка что-нибудь придумаем. Артём укладывается спать на застеленном диване в зале, а Валентин - к себе в спальню. Заснуть ему долго не удается, лезут в голову самые разнообразные мысли, первая из которых - как объяснить всё Юле? А вторая - как себе объяснить тоскливую и нежную привязанность, проступившую вдруг, словно сетка вен под кожей - не избавиться. И к кому? К существу, которое и не человек вовсе, и что там в его лохматой голове происходит - не понять. Люди-то себя так не ведут. “Не смогу я без вас, Валентин Юрич”. Ответственность же. Что делать? Лебедев с этими мыслями и задремывает, а после и вовсе в сон проваливается. Проснувшись от того, что жарко. Осень, конечно, ранняя, и за окном температура всё ещё плюсовая, но, всё же, слишком жарко. Валентин не просыпаясь нащупывает мягкий мохнатый бок, устроившийся на постели рядом. Лис, тихонько фыркнув во сне, пару раз дергает хвостом и притискивается поближе, ткнувшись мокрым носом под рёбра, от этого Лебедев невольно ойкает и дергается. - Тём, это плохая идея, - сообщает Валентин, потрепав мохнатого засранца за ушами. - Правда, плохая, я… Лис, завозившись, переворачивается на другой бок, и растягивается по постели, спиной прижавшись к Валентину. Всем своим пушистым величеством сообщая - никуда я не уйду. - Дурак, - отвечает на этот демарш Валентин, погладив мохнатый мягкий живот. Лис в ответ хвостом по ноге пару раз проходится - щекотно, но приятно. А ранним утром это уже совершенно точно не лис дышит тепло Валентину под рёбра, касается влажными губами кожи, и безотчетно гладит горячей ладонью по ноге. Возбуждение накатывает непрошенной волной почти одновременно с тем, как Валентин всё-таки проснется, положив ладонь Артёму на макушку, потрепав светлые волосы, подумав - “Прорвемся”.