Нерассказанное

      Каждый, должно быть, знает о существовании безжалостно избитого временем утверждения, убеждающего нас в том, что бесполезно пытаться утаить сокровенное, так как рано или поздно о нём всё равно кто-нибудь узнает. Неважно даже, каким образом. С самого детства родители учили нас говорить правду, чтобы впоследствии избежать мелких неприятностей или конфузов побольше, на уровне разборок с крикливой мамашей вредного соседского мальчишки, чей игрушечный грузовичок ты опрокинул в лужу в отместку за растоптанный куличик. Но приврать, что, например, игрушка упала самостоятельно, всегда было проще и менее болезненно.       Со временем люди, разумеется, вырастают, но почти ничему не учатся. Их проблемы становятся намного серьёзнее, но личными мыслями и догадками хочется делиться с всё более узким кругом людей, особенно если разговор заходит о делах сердечных.       Порой это доводится до абсурда, вплоть до того, что из-за особо тщательных попыток не выдать подлинное даже самые близкие начинают отдаляться друг от друга. (видишь, с возрастом глупость не убавляется)       Ложь навсегда останется сладким забытием и щитом от лишних разговоров, правда так и будет горчить на языке. А недосказанность по итогу окажется хуже самой паршивой правды, потому что она давит тяжёлым грузом и выжигает лёгкие изнутри, не давая ни шанса продохнуть. (и я говорю загадками, ведь Гудвин не подарил мне смелости)       Вот и Вася последние года два вперемешку с сизым сигаретным дымом упрямо давится своей проблемой, которая внезапно стала значить для него слишком много. Настолько, что он почти совсем перестал спать по ночам.       Этой эксцентричной придурковатой проблемой, которая неприлично много пьёт, совершенно не стесняется собственного смеха и очень любит звать Шакулина по имени. Вася, в свою очередь, как человек тактильный, немного прилипчивый даже, любил как бы невзначай прильнуть к Калинкину, а его постоянные невесомые касания уже давно стали чем-то привычным для них обоих. (но сделал ласковым и податливым, сделал пятнышком света)       Как раз эта незначительная деталь всегда зажигала в глазах Шакулина какой-то необычный огонёк. Он отличался от того, что виден в горящих азартом или жаждой победы глазах, и выражал что-то совершенно другое — более отвлеченное, умиротворенное даже, но не лишённое вечно присущего его взгляду озорства. (цепляющим за живое)       Дотошный и проницательный, а потому давно обо всем догадавшийся Павлов обычно обобщал, хлопал Васю по плечу и говорил, что у того глаза в сердечки превращаются, когда они с Женей пересекаются взглядами.       А ещё Дима с какого-то перепугу возомнил себя великой свахой и взял раздражающую привычку переубеждать всех вокруг в собственной правоте, поэтому вот уже два с лишним месяца Вася выслушивает от него различные аргументы в пользу варианта «взять яйца в кулак и рассказать обо всем Калинкину». Заняться ему, блять, нечем что ли? Павлов совсем там, наверное, со своей новой пассией соскучился, раз таким сомнительным образом пытается развлечься.       Несмотря на исключительно положительные прогнозы Димы, Вася всё ещё опасается и настроен весьма скептически, всерьёз почти не рассматривая хоть какой-то возможности наличия у Жени ответных чувств. Оно и понятно — они с Калинкиным знакомы уже далеко не год и не два, а Шакулин признаков взаимности не наблюдал и понятия не имел, как тот может отреагировать, если ему всё-таки стукнет в голову признаться.       Совсем не хочется потерять доверие ставшего таким близким человека, не сумев удержать язык за зубами и эмоции под замком. Вася бы себя не простил, если бы подобная оплошность обошлась ему настолько дорого, а поэтому стискивал зубы и изо всех сил пытался не позволить себе сказать слишком много.       До определённого момента.       Май в том году выдался на редкость тёплым, а в полдень даже было жарковато — солнце всё же решило выглянуть из-за обычно нависающих над городом туч. Ощущалось приближение лета. Команда выбралась на студию, чтобы отснять очередную порцию материала, и они бы давно уже приступили к делу, если бы Калинкин как обычно где-то не шлялся. Ребятам не оставалось ничего, кроме ожидания.       Гришечкина сидит на чёрной софе, закинув ногу на ногу, и пока оператор хлопочет над камерой, настраивая удачный ракурс, она со скуки листает что-то в телефоне и потягивает ледяной кофе из фирменного стаканчика. Вася же почти нахально устроился на высоком табурете звукорежиссёра и уставился куда-то в пол. Скука смертная, ждать невесть где пропадающего Калинкина порядком надоело, и он уже всерьёз подумывает над тем, чтобы позвонить ему и спросить, всё ли в порядке, как вдруг поток его беспорядочных мыслей прерывает вторая Женя:       — Возрадуйся, Вась, — с напускным пафосом выдаёт она, не отрывая глаз от экрана, — ты счастливчик!       — В каком смысле? — Шакулин непонятливо вскидывает брови и даже чуть наклоняется.       Женя интригующе улыбается и с интонацией, с которой, судя по её догадкам, должен разговаривать великий экстрасенс, произносит:       — Звёзды напророчили, что сегодня у тебя наконец-то появился шанс достичь успеха в личной жизни! — на последних словах Женя пытается подавить смех, но получается плохо, и остатки фразы тонут уже в типичном её хохоте. Совсем скоро она успокаивается, наигранно смахивает с ресниц невидимую слезинку и возвращается к изучению гороскопа весьма сомнительного содержания.       — Да иди ты! — шутливо бросает Вася ей в ответ.       Он смотрит на неё, сочувственно улыбаясь и стараясь не показывать, что внутри у него всё как-то неприятно сжалось при упоминании личной жизни, но на правду ведь не обижаются. За два с лишним года он в этом плане на самом деле так и не преуспел, и Гришечкина любила иногда незло его подкалывать. Она-то не знала причины, по которой Вася сам не особо торопился с поиском пассии. Эта причина уже в который раз безбожно опаздывала на съёмку.       Как говорится, вспомнишь солнце — вот и лучик. Буквально через секунду в помещение на полной скорости влетает запыхавшийся Калинкин, пытается восстановить дыхание и неубедительно бормочет какую-то наспех придуманную отговорку, а Васино раздражение немедленно испаряется.       Спустя несколько утомительных часов и под конец уже вымученных улыбок в камеру каст может, наконец, вздохнуть с облегчением и со спокойной совестью разъехаться по домам. Жене всё ещё надо смонтировать сырой материал, поэтому он спешно со всеми прощается, поднимает с пола рюкзак и направляется к выходу, но тормозит в дверном проёме, оборачивается, встречается глазами с Васей и улыбается ему. Совсем не долго, секунды две, но Шакулину кажется, что это длится целую вечность, и из ступора его выводит только хлопок двери. Он отстранённо думает, что, наверное выглядел как полный придурок, тоже хватает рюкзак и сам буквально выбегает на лестничную клетку, чувствуя, как предательски пылают щёки и уши.       И только усаживаясь в вагоне метро он замечает, что случайно схватил чужую сумку. Калинкина, если быть точным, судя по нелепому брелоку на замке и рабочему ноутбуку внутри. Вот блять. Решение проблемы приходит к Шакулину в голову достаточно быстро. Никаких планов на вечер у него нет, поэтому он выскакивает из вагона на следующей станции, спешно поднимается наверх по эскалатору и ловит первое попавшееся такси, называя давно уже заученный адрес.       Примерно через полчаса он уже приглаживает взлохмаченные волосы, стоя на пороге квартиры, в которой он стабильно бывает хотя бы раз в неделю. Жмёт на кнопку звонка и все равно почему-то немного нервничает.       Видимо, вечером Женя гостей не ждал, потому что предстал перед Васей в серых домашних трениках и растянутой футболке с выцветшим принтом, и его лицо выражало искреннее удивление ровно до того момента, как Шакулин поднял его рюкзак и слегка потряс им в воздухе.       — Ничего не потерял? — самодовольно ухмыльнулся он.       — А сам-то! — ржёт Женя, приоткрывая дверь шире, и указывает на лежащий в углу рюкзак Васи. — Только звонить собирался, — и, в подтверждение собственных слов, поднимает руку с телефоном. — Ну чего теперь, заходи. Чай будешь?       Вскоре парни уже сидят на диване в гостиной и увлечённо что-то обсуждают. Точнее, это Женя воодушевлённо, с придыханием рассказывает какую-то историю, активно размахивая при этом руками, а Вася сидит, оперевшись локтем о подушку в цветастой наволочке, и внимательно слушает. Ему без разницы, что эту самую историю он слышит уже раз в третий, что она снова слегка приукрашена и каждый раз в ней меняются незначительные детали. Ему достаточно просто слышать Женин голос.       Из открытого настежь окна изредка дует приятный майский ветерок, отчего тонкие полосатые занавески слегка покачиваются. Участившиеся гудки машин оповещают о приближении часа пик, а это значит, что в ближайшее время к себе домой Вася точно не попадёт. Ему и не хочется. Пасмурное после небольшого дождя небо с самого края медленно начинает окрашиваться лиловыми и нежно-розовыми разводами уходящего дня, на улице пахнет свежестью и мокрым асфальтом.       У Васи из головы всё ещё не выходит утренняя реплика Гришечкиной, и пусть она была сказана не совсем всерьёз, он не может достаточно сосредоточиться даже для того, чтобы поддерживать разговор. Шакулин, в отличие от девушки, никогда не верил во всякую чушь вроде той же астрологии, но ему почему-то казалось, что сегодняшний день и правда должен что-то в его личной жизни кардинально изменить. Вопрос только, в лучшую или худшую сторону?       Между парнями почтительное расстояние метра в полтора, но Вася как бы невзначай продолжает прижиматься к правому подлокотнику, намертво, до побелевших костяшек пальцев в него вцепившись, и почему-то не решается подсесть ближе, продолжает держать дистанцию, как будто от этого что-то зависит. Ему и так неплохо, кажется.       Внезапно прикрытая раньше дверь с тихим скрипом распахивается шире, и порог комнаты гордо и уверенно переступает Туча, полноправная хозяйка квартиры, чьи острые коготки еле слышно стучат по скользкому паркету. Она грациозно запрыгивает на диван и нагло проходится по Жениным ногам, на пару мгновений заставив его замолчать. Кошка продвигается дальше, останавливается около Васи, пристально смотрит на него и осторожно ставит переднюю лапу ему на джинсы. Парень не выражает ни капли недовольства и Туча, восприняв его бездействие как одобрение своих намерений, забирается к нему на колени, немного ворочается, но вскоре уютно устраивается и закрывает глаза. Она всем своим видом показывает, что уходить не собирается.       — Вась, я ревную, это моя девочка, — полушутливо бросает Женя, пододвигаясь ближе, чтобы дотянуться до Тучи рукой и почесать её за ухом. — Ты ей понравился.       Идиллию нарушил противный гудок телефона Калинкина. Он встрепенулся, поправил съехавшие на кончик носа очки и ловко цапнул мобильник со стола, для чего ему пришлось в буквальном смысле перегнуться через Васю. Всё бы ничего, но парнем чертовски неуклюжим он был и оставался, поэтому поскользнуться на гладкой обивке дивана не составило для него никакого труда. Как и упасть всем весом на удачно развалившегося аккурат около стола друга. Хорошо, что Туча успела вовремя ретироваться под кресло.       Шакулина окатило волной тепла, когда Женя оказался к нему прижатым, и это нельзя было сравнить с теплом, исходящим от недавно сидевшей на том самом месте кошки. Они не впервые оказываются так близко, на камеру они ведут себя гораздо раскованней, но подобного никогда не происходило, когда они были только вдвоём. Все посторонние звуки в одно мгновение смешались в невнятный гул, а сердце ухнуло куда-то вниз. Ему не было некомфортно, скорее даже наоборот, и от осознания ситуации по коже немедленно поползли мурашки. Калинкин засмеялся, как будто не замечая замешательства друга, почти спокойно встал на ноги и удосужился взглянуть на дисплей. Пару секунд спустя он, впрочем, вернул телефон на стол и сел обратно на диван, но уже ближе к Васе.       — Не буду я никому отвечать в свой законный выходной.       Внутри у Шакулина, кажется, лопнула какая-то невидимая струна. Можно списать странное ощущение на интуицию или что-то вроде того, но в его голове прочным клином засела единственная идиотская мысль: если он не признается сейчас, потом уже решиться не сможет. Слишком долго терпел, такая тяжесть точно была ему не по плечу.       Калинкин уж было собрался продолжить свой монолог, как Вася внезапно шумно выдохнул и задал вопрос, не дав тому и рта раскрыть:  — Жень, я могу тебе кое-что рассказать? — произносит совсем тихо и непривычно серьёзно.       — Конечно, — Калинкин непонимающе сводит брови домиком, а в его взгляде читаются заинтересованность и замешательство, — мог бы и не спрашивать.       У Васи начинают подрагивать руки, он нервно их заламывает, почти отчаянно жалеет, что вообще затеял этот разговор, и пытается собрать мысли в кучу, чтобы сказать хоть что-то, но слова как будто застыли плотным комом в горле.       Синие глаза напротив всё так же глядят на него с неподдельным интересом, и у него создаётся впечатление, что ещё немного, и он в них просто утонет, что на данный момент уже не кажется таким плохим вариантом. Ну правда в самую душу заглядывает, а.       — Сука, как же сложно! — вместо нормальной осмысленной реплики наружу вырывается всё его волнение, и он просто сдаётся. — Бля, просто забей. Мне пора.       Шакулин как ошпаренный вскакивает с дивана и пытается пройти к двери. Теперь Женя окончательно перестаёт что-либо понимать. Он видит, что Вася пытается рассказать ему что-то нереально важное, и, поддавшись неизвестному порыву, хватает его за запястье и осторожно возвращает на место напротив себя, в этот раз ещё ближе, так, что их колени соприкасаются. Он не убирает руку и чувствует, как начинают гореть уши. Внезапно ему всё становится ясно. Господи, если это то, о чём он думает, то отпускать Васю сейчас категорически нельзя, иначе потом об этом жалеть будет уже Женя.       Шакулин не сопротивляется и сидит, словно окаменевший, уперевшись взглядом в пол. Он не знает, что и думать. Опозорился перед лучшим другом, теперь они вовсе могут перестать общаться. Предательски полыхает лицо, к горлу подступает горечь, он хочет выдернуть свою кисть из ослабшей хватки и просто исчезнуть, и уже почти начинает двигаться, как вдруг происходит то, чего он ожидает меньше всего.       То, за мысли о чём он буквально презирал себя уже хрен пойми сколько.       Женя перехватывает его за предплечье, резко подаётся вперёд и целует. Сначала они просто соприкасаются губами, но когда Вася широко открывает глаза и осознаёт ситуацию, он готов истерически смеяться от счастья и облегчения. Шакулин берёт инициативу на себя, зарывается пальцами одной руки в густые тёмные Женины волосы на затылке, второй притягивает его к себе за талию и углубляет поцелуй. Медленно, осторожно, сдерживая желание и восторг от того, как охуенно целуется Калинкин.       Они отстраняются друг от друга, тяжело дыша. Женя улыбается, и от нежности в его улыбке сердце почти отказывает.       Им не нужно слов. Перед тем, как сцапать его обратно в свои объятия, Вася думает, что, может, начать верить в гороскопы — не самая плохая идея.       Они бесподобно сочетаются, как чёрное и белое, и пусть то, что между ними происходит, неправильно, им плевать, ведь в такие моменты они чувствуют себя абсолютно счастливыми. (картина, на которой есть мы что-то неправильно, но так красиво собрано воедино, с нежностью создано)