Создатель пустоты

1 - У них вообще были странные отношения, знаете, - Габриэла печально улыбнулась. – Заэль ненавидел весь мир, делая исключение лишь для брата. Он цеплялся за Ильфорте, как если бы тот был его последним шансом… нет, даже не на любовь, скорее, на обыкновенное человеческое тепло. Заэль никогда, сколько я его помню, не пытался ни с кем из окружающих построить нормальных отношений. Просто дружеских или родственных, я не говорю о чём-то большем. Он презирал нас всех, данная ему от рождения сила порождала лишь страх, и его это устраивало. Ему было уготовано одиночество. Понимаете, это выглядело как предупреждающая защита, но вот от чего… только Господу известно. Он с ходу сшибал ненавистью, ему нравилось видеть, как рядом с ним людей охватывает неконтролируемый страх. Думаю, он мог с этим что-то сделать, но не хотел. С братом он становился другим – словно только с ним мог позволить себе убрать эти невидимые барьеры, что полыхали вокруг него. Ильфорте всегда был наркотиком, без которого Заэль не мог обходиться. А Ильфорте был из тех, кто позволяет себя любить. Мне кажется, он поощрял подростковую влюблённость брата скорее из развлечения, дразнил его прикосновениями, иллюзией близости. Ильфорте был просто старше и уже успел понять, что происходит. Он давал Заэлю ненужную надежду, а сам без угрызений совести сбежал бы с какой-нибудь девицей. К тому же взрослыми они друг друга не знали – Ильфорте уехал, когда Заэлю было тринадцать. Все эти годы Заэль любил некий идеализированный образ, он продолжал жить ради Ильфорте, вот только тот был уже давно на небесах. Заэль хотел невозможного. Всё, чего он достиг, делалось ради одной единственной цели, ради той призрачной надежды, которую Ильфорте дал ему перед отъездом, наверняка даже не задумываясь о том, к чему это приведёт. Когда я думаю об этом, мне жаль их обоих. Письма от Пабло я получала несколько лет. Он описывал их жизнь на Касарес так, что я могла представить происходящее там. Я плохо помнила это место, поскольку в год нашего путешествия туда была совсем малышкой. Но если Заэль хотел дом в уединённой глуши, то Кубильяс де Арбас подходил под это требование как нельзя лучше. Там посёлки в горах на берегу водохранилища, и дома стоят настолько далеко друг от друга, что идти пешком не особенно-то и захочешь. Словом, там можно было делать всё, что душа пожелает, не привлекая к себе внимания. Но то, что писал Пабло дальше, выглядело и вовсе неправдоподобным. По его словам выходило, что Заэль, которому прочили блестящую карьеру учёного, забросил химию и ещё до начала двадцатых годов начал заниматься чем-то очень странным. Я читала эти письма и не знала, что и думать. Понимаете, времена изменились, изменилось наше мышление. Мы стали меньшее значение придавать суевериям и оккультизму. Происходи это всё лет двести назад – и у Заэля были бы проблемы как минимум с Церковью. Но сейчас… Словом, прочитав первые два или три письма, я лишь пожала плечами. Но Пабло продолжал писать, и понемногу я начинала ему верить. Думаю, дело в том, что подсознательно я всегда ждала от Заэля чего-то подобного. Если бы речь шла о ком угодно другом, я бы подумала, что пишет мне человек психически нездоровый. Но то, что Пабло пытался донести до меня в своих письмах, как нельзя лучше укладывалось в моё представление о брате. Где-то в глубине души – глубже, чем рациональное мышление современного человека – я была уверена, что Заэль способен и не на такое. Последний раз я видела его в мае двадцатого года, вскоре после моей свадьбы, и не могу сказать, что я сильно страдала в разлуке. Да, он стал более сдержанным, и людям, видевшим его впервые, мог показаться тихим чудаковатым отшельником. Я же слишком хорошо его знала. Я видела его змеиные глаза и понимала, что он – всё тот же, он никогда не изменится и не остановится, у него была цель. Он хотел того, что невыполнимо, но то ли не знал, то ли не понимал этого. И поэтому, читая несколько лет спустя письма его слуги, я всё больше убеждалась, что Заэль по-прежнему не видит препятствий. Его мир продолжал существовать ради Ильфорте. Революция в начале тридцатых затронула и Ла Корунью. Нашу ювелирную лавку ограбили мародёры. Они вынесли всё, что смогли найти, и я едва удержала мужа, который хотел остановить этих людей, выйдя к ним с ружьём. Они бы убили его, и я не знаю, как жила бы дальше без него. Мы потеряли тогда очень многое, но я смогла убедить мужа, что мы начнём всё с нуля. В конце концов, у меня ещё оставалось родительское наследство. Если бы не накопления, сделанные моим отцом, нам пришлось бы нелегко. Наша старшая дочь ходила в дорогую частную школу, мы помогали родителям Хосе, здоровье которых сильно пошатнулось, словом, семья требовала больших трат. Статьи расходов моего брата были в корне другими. У него не было семьи и детей, и со своих счетов он платил за оборудование, содержание дома и двух машин, а также жалованье слугам. Пабло писал, что Заэль основательно перестроил подвалы, а печи ему делали по его собственным чертежам, что тоже, полагаю, встало в немалую сумму. Всё больше, читая новые послания из Кубильяс де Арбас, я убеждалась, что Заэль собирается реализовать свой бесконечный талант для достижения некой сверхъестественной цели. Поймите, человек со стороны никогда бы не смог поверить в то, что пытался донести до меня Пабло. Я же поверила очень быстро, и мне стало страшно. Безусловно, он был далеко и вряд ли вспоминал обо мне все эти годы, но сама мысль о том, что он проводит в глуши на Касарес некие ритуалы, вызывала у меня приступы неконтролируемого ужаса. В его руках было возможно то, что всем остальным казалось древними суевериями. Пабло писал мне на протяжении девяти лет, вплоть до тридцать третьего года. По этим письмам я могла отслеживать основные этапы деятельности моего брата. Он провёл на Касарес двадцать лет – дольше, чем я на тот момент прожила в Ла Корунье. Он поехал туда, ведóмый лишь ему известной целью. Я читала пропитанные паническим ужасом строки и исподволь понимала, что человеческое безумие имеет множество лиц. Оно бывает как у нашей матери, а бывает… как у него. Он был беспредельно одарён от рождения – и он был сумасшедшим. Его мир замкнулся на Ильфорте. Лишь спустя годы я поняла, как он мог хранить такое самообладание даже на прощальной службе по брату. Он уже тогда знал, чем будет заниматься все последующие годы. Заэль хотел вернуть Ильфорте. Подобное было невозможно, но его это никогда не останавливало. Повторюсь, если бы речь шла о ком-то другом, я бы лишь посмеялась. Но Заэль… он иначе смотрел на устройство мира. В его вселенной самые базовые понятия приобретали некий ненормальный, извращённый смысл. В нём я не сомневалась, и это было самое страшное. Последнее письмо от Пабло пришло мне пятого мая тридцать третьего года. Меньше чем через неделю моему брату исполнялось сорок лет. Текст был наполнен таким страхом, что я невольно побледнела, читая его. Пабло писал, что намерен оставить своего господина и бежать из этой глуши, потому что не хотел больше быть хоть сколько-нибудь причастным к ритуалам, что проводил Заэль Апорро в своих подвалах. Больше я от него писем не получала. Полагаю, он исполнил свой замысел и теперь доживает свой век где-нибудь у моря. Я не могла рассказать мужу о письмах. Хосе видел Заэля лишь однажды, и этого было явно недостаточно, чтобы в полной мере прочувствовать то влияние, которое мой брат мог оказывать на людей. То, что для меня было вполне допустимым в отношении Заэля, моему мужу, как и любому современному человеку, могло показаться бабьими сказками. Вскоре после войны я серьёзно заболела. Настолько, что врачи не давали никаких гарантий на то, что я буду жить. К тому же для нас начались тяжёлые времена. Спрос на ювелирные украшения упал, мы торговали себе в убыток. В сорок пятом мы похоронили свёкра. Отцовское наследство расходовалось с ужасающей скоростью. Мой зять погиб на фронте, а Хелена осталась с годовалым ребёнком на руках. Словом, звёзды сошлись для нас крайне неблагополучно. Не знаю, что именно дало мне решимость ему написать. Возможно, забота о детях. В конце концов, Заэль был единственным моим кровным родственником из ныне живущих. В детстве он люто меня ненавидел, но тогда на то хотя бы была причина. Тогда был жив Ильфорте. Сейчас нам уже давно было нечего делить. Я смотрела в глаза смерти и каждое утро радовалась, что смогла проснуться. Это притупило мой страх перед Заэлем Апорро. Не знаю, что именно я от него хотела. Возможно, попросить денег в долг, а там… кто знает, сколько мне ещё оставалось прожить на этой грешной земле. Я боялась его до дрожи, но некая призрачная родственная связь всё ещё была между нами. Перед смертью я хотела его увидеть. Думаю, просто чтобы убедиться, что Пабло ошибался в своих подозрениях. Я знала, что он хочет вернуть Ильфорте в этот мир. Я понимала, что это невозможно, и верила, что ему удастся. Думаю, я и сама тогда мало напоминала нормального человека. Шёл сорок седьмой год. Я написала на адрес в Кубильяс де Арбас, однако ответа не получила. Тогда мне пришло в голову связаться с факультетом естествознания Мадридского университета, с которым Заэль в своё время сотрудничал, и спросить, не изменилось ли место жительства моего брата. Ведь за время войны могло произойти что угодно. Ответ мне пришёл очень скоро. В письме говорилось, что сеньор Гранц действительно покинул Кубильяс де Арбас ещё до войны. Он продолжает сотрудничество с университетом и по-прежнему консультирует письменно, избегая, однако, личных встреч по причине некоего кожного недуга. Я с удивлением отметила, что, перебравшись из окрестностей Леона на побережье, Заэль остановился в городке Санта Мария в Седейре, в пятидесяти милях от нас. Я написала по новому адресу, ни на что особенно не надеясь. Но мне нечего было терять, поскольку, по прогнозам врачей, жить мне оставалось недолго. Заэль не изменился. Он даже ненавидел меня по-прежнему. Тон его письма был холодным и сдержанным, и я без труда представила выражение его лица, как если бы всё это он сказал мне при встрече. Он писал, что не намерен кормить детей чужой ему женщины, что денег не даст и на похороны мои не приедет, так как сильно занят. И чтобы я даже не думала искать с ним встречи, поскольку тратить на меня время он не готов. Дочитав письмо, я невольно рассмеялась. Что-то в этом мире не меняется. И знаете, наверно, в тот день я окончательно поняла, что не держу на него зла. Что бы он ни делал в этой жизни – он делает это ради иллюзии, которую много лет назад дал ему Ильфорте. Всё, что у него было, - это извращённая, маниакальная зависимость от человека, который никогда не любил его так, как ему бы хотелось, и который уже давно мёртв. В следующем году мне исполнилось сорок восемь. Болезнь отступила, и теперь мы все учились жить заново. У меня был любимый муж, двое взрослых детей и внук. С некоторой грустью я замечала в зеркале, как увядает моя притягательность, но, в конце концов, о чём я могла мечтать? Мы пережили войну, мы были и есть друг у друга. Думаю, для меня это и было счастьем. 25 октября 1948 года, Санта Мария до Мар, муниципалитет Седейра, провинция Ла Корунья Дорогой друг, я испытываю искреннюю радость от возможности писать Вам после долгого перерыва. К сожалению, не мог связаться с Вами ранее из-за сильной загруженности, однако теперь я взял небольшой перерыв с целью систематизировать полученные результаты, которыми могу поделиться. Думаю, мои скромные успехи заинтересуют Вас. Позвольте ещё раз поблагодарить Вас за тот бесценный совет, что Вы дали мне в начале моего Пути. Я родился в конце прошлого века, и когда я смотрю на своих сверстников, я вижу стариков. Я же для них – ровесник их детей. Я обеспечил себе время и возможность спокойно работать, не пытаясь заглянуть в будущее. Вспоминаю лабораторию в Кубильяс де Арбас с неизменной теплотой. Водохранилище Касарес было свидетелем моих первых шагов на Пути, и я искренне жалею о своей неосмотрительности, в результате которой был вынужден покинуть это благословенное место. Ваше предложение остановиться у Вас в Париже было мне крайне лестно, однако, боюсь, со всем моим багажом меня задержали бы на границе. Однако в скором времени всё же надеюсь на личную встречу. У меня наконец дошли руки переделать документы, и везде, где необходимо, я обозначил 1923 год рождения. Около года назад я возобновил сотрудничество с университетом Мадрида. Они платят мне за мои консультации, и это весьма кстати: переезд, оборудование новой лаборатории, а впоследствии кризис в стране стали причиной некоторого уменьшения моего состояния. Однако же я избегаю личных встреч, ссылаясь на болезнь, поскольку некоторые из моих старых профессоров ещё живы. Не так давно, что-то около года назад, я получил письмо от сестры. Последний раз мы виделись вскоре после смерти нашей матери, в 1920-м, и уже тогда было понятно, что, разделив родительское наследство, мы больше не встретимся. Сестра вышла замуж и уехала, я же окончательно осел в Кубильяс де Арбас. Я был крайне удивлён, получив от неё письмо после стольких лет разлуки. Как нетрудно догадаться, сестра просила денег. Поскольку наследство, доставшееся от родителей, мы делили строго поровну, я смог лишь сделать вывод о неразумном расточительстве с её стороны. В ответном письме я запретил ей искать встречи со мной. Не думаю, что у неё могло возникнуть такое желание, однако теперь нас разделяло всего пятьдесят миль. Разум человека неподготовленного хрупок, и моя сестра, которой через два года стукнет полвека, вряд ли смогла бы сохранить рассудок, увидев меня. Таким образом, я обосновался в муниципалитете Седейра под видом человека, рождённого в 1923 году, и никто из моих прежних знакомых, кто мог бы это опровергнуть, не видел меня. Я купил старый дом в центре городка. Мой выбор, как Вы понимаете, основывался на наличии подходящих подвалов, где я мог бы оборудовать лабораторию. Безусловно, по сравнению с домом в Кубильяс де Арбас здесь было гораздо хуже. Там я даже не видел соседних домов, до них нужно было ехать. Здесь же участки расположены гораздо ближе друг к другу, поэтому сейчас я вынужден привыкать к постоянной бдительности. Первым, что я сделал в этом доме, была звукоизоляция подвалов. Я нанял рабочих из местных и обещал достойную оплату. Из-за войны люди здесь живут крайне бедно, а потому я без труда нашёл исполнителей моего заказа. Кроме того, я держу окна постоянно завешенными, поскольку осознаю, что, как приезжий, могу привлекать ненужное внимание. Я обосновался на побережье ещё во время войны, однако к продолжению моих изысканий в области наук запретных смог приступить лишь в конце сорок пятого года. Как раз к этому времени была окончательно готова моя лаборатория. С заказом печей возникли некоторые трудности, поскольку изготовить их могли лишь в Мадриде, а транспортировка через полстраны в военное время была делом весьма непредсказуемым. Полностью разделяю Вашу точку зрения относительно того, как должна выглядеть лаборатория учёного, искушённого в обсуждаемых нами вопросах. Я привык пользоваться лишь базовым набором оборудования и не нуждаюсь в том, чтобы загромождать рабочее место бесчисленным количеством разнородных предметов, как то присуще мужам невежественным. За прошедшие годы я добился значительных успехов в создании Существ. Их внешний облик я не менял, поскольку мне безразлично, как они выглядят, однако я смог наделить их полноценным разумом. Это позволило мне использовать их как ассистентов в лаборатории и к тому же не бояться, что они повторят ошибки своих предшественников и выйдут на поверхность, пугая соседей. Я был бы рад, если бы у Вас появилась возможность приехать в Испанию, дабы воочию убедиться в том, что создание Целого из Части, пусть и требует длительной подготовки, всё же не представляет особых сложностей при соблюдении ритуала. Считаю, что устроил всё наилучшим образом. Домом занимается приходящая прислуга из деревни, подвалы же я полностью отдал в вéдение моих Творений. Эти круглые существа помогают мне в моих изысканиях, кроме того, я выяснил, что могу использовать их тела в качестве ресурсов для собственного восстановления. Подобный способ, насколько мне известно, не был описан ранее, но сейчас он кажется мне наиболее рациональным. Перечитывая свои дневники с момента отъезда из Кубильяс де Арбас, я прихожу к выводу, что немалого достиг за эти годы. Создание Существ с необходимыми мне в данный момент параметрами больше не вызывает у меня трудностей. В то же время, я абсолютно несведущ в столь любимом Вами переселении душ, поскольку, как уже упоминал ранее, этот способ не представляется мне привлекательным для исполнения Цели. Я чувствую, что стою на пороге следующего этапа, однако нечто будто останавливает меня. Мне предстоит провести сложный и изматывающий ритуал, дабы вызвать моего брата в этот мир или пойти за ним самому. У меня будет единственный шанс, и я не имею права на ошибку. Друг мой, иногда я думаю, что не хочу этого. В мае сего года исполнилось тридцать шесть лет со дня смерти Ильфорте, и все эти годы я шёл к одной цели – вся моя жизнь была лишь подготовкой к тому дню, когда я, отринув законы мироздания, смогу вернуть его. Я был ребёнком, когда видел его живым в последний раз. Сейчас мне пятьдесят пять. Если бы задуманное удалось мне в ближайшее время, мы выглядели бы ровесниками – мой брат погиб, когда ему было чуть за двадцать. Безусловно, многие члены нашего маленького сообщества прожили куда более долгую жизнь в сравнении со мной, однако с течением времени я начинаю понимать, что устал. Возможно, это случится не в нашем мире, и тогда Вы точно будете знать причину моего исчезновения. Я не могу сказать наверняка, смогу ли вызвать брата сюда или сам уйду за ним, но в любом случае это будет означать, что у меня получилось. Друг мой, вынужден просить Вашего совета, поскольку уверен, что Вы сможете взглянуть на происходящее под иным углом, нежели я сам. Где-то условно года до тридцатого я, просыпаясь, не мог вспомнить ничего из того, что видел во сне. Однако вскоре произошло нечто, чему я до сих пор ищу объяснение. Возможно, произошла некая перестройка в моём сознании, благодаря чему расширились мои возможности восприятия окружающей действительности. Я стал видеть иные миры и божеств, с каковыми раньше не сталкивался. Мои видения настолько осязаемы и детальны, что иногда я сомневаюсь, видел ли сон, или же всё это происходило со мной наяву. Я начал записывать свои сны. Я вижу такое, что разум человека неподготовленного не был бы способен выдержать. Сны мои наполнены глубинным, космическим ужасом, пониманием величия неких внешних сил и собственной ничтожности перед ними. Я вижу некую пузырящуюся бесформенную массу, что клубится в Космосе, окружённая слепыми козлоногими сатирами. Сатиры же непрерывно играют на флейтах душераздирающие мелодии, от которых кровь стынет в жилах. Я откуда-то знаю, что они не перестанут играть, пока существует Вселенная, потому что так повелел Верховный бог, каковым и является бесформенная, постоянно меняющаяся масса. Я вижу ползучий хаос, что обвивает и поглощает меня, и я становлюсь с ним единым целым. Он во мне и я в Нём, и присутствие его даёт мне такую силу, о какой я не мог бы и мечтать. Он суть человек без лица и в странных одеждах, и в моменты встреч с ним я понимаю, что он питает ко мне благосклонность. На месте лица его – чёрная дыра, полная сосущей Пустоты. Он пожирает души, дабы заполнить пустоту, и я чувствую, что должен помочь ему в этом. Я должен идти за ним, и Он приведёт меня к Ильфорте, но расплата за это будет непомерно велика. Моя душа и душа моего брата будут навеки принадлежать ему, и Пустота войдёт в нас, породив лишь желание пожирать иные души. Когда я вижу его, я не в силах отвести взгляд от провала на месте лица. Он очень силён и будто владеет неким миром, путь в который мне пока закрыт. Я с ранних лет был наделён способностью определённым образом влиять на людей невежественных, вызывая в них страх, но сейчас чувствую на себе влияние в сотни крат большее, нежели способен давать я сам. Я чувствую некую общность с этим божеством, поскольку Он – создатель Пустоты и Он может дать мне то, что я ищу. Третья же сущность, которую я вижу, - это Привратник, страж Порога, и лишь в его силах выпустить меня из этого мира. Он существует одновременно во всех временах и во всём пространстве, он – Врата и Ключ к ним. Его сияние ослепляет. Я должен пройти через Врата, дабы соединиться с создателем Пустоты в мире, что лежит за пределами Вселенной. Я вижу также и мир, и устройство его в корне отличается от нашего. Я вижу скалистую пустыню и иду по ней, словно в горячечном бреду. Солнце недвижимо стоит в зените, заливая испепеляющим светом песок и камни, ещё больше иссушая и без того сухой воздух. Солнце здесь настолько беспощадное и яркое, что небо от его света выглядит белым, словно снег. Белое небо и чёрная земля – вот все составляющие этого мира. Он уродлив в своей ограниченности. Здесь нет укрытия и тени, солнце светит вертикально вниз, сжигая всё, до чего может дотянуться, и нет спасения от жары. Нет иных оттенков, кроме чёрного и белого, и от этого противоестественного контраста рябит в глазах. Иногда мне кажется, что это вовсе не солнце – это сам Страж распростёрся по небу. Он являет собой бесчисленное множество сияющих шаров и видит всё, что происходит на бесплодной земле. Воды здесь нет. Её никогда не существовало в этом мире, а потому нет и сопутствующих ей явлений – дождя, рек, почвы на чёрной земле. Вся поверхность складывается из камней и пыли. Очевидно, существо, обладающее достаточной властью преобразовывать мир, сможет создать здесь воду, если на то будет позволение Стража. Он – Ключ от этого мира, ничто здесь не происходит без его вéдома. Иногда мне кажется, что благословенная ночь никогда не опускается на чёрную землю. Солнце не движется, отринув все законы физики, и бесконечно озаряет равнину испепеляющим светом. Кроме того, мне видится лес кварцевых образований, подобных деревьям. Эти деревья безжизненны и поистине огромны, самые высокие из них прорезают небо и стремятся к Стражу, который парит в вышине в виде сотен сверкающих шаров. В этом лесу мне являлся создатель Пустоты, и именно там я впервые заметил чёрную дыру на месте его лица. Здесь я понял, что лишь единение с Ним позволит мне обрести силу несоизмеримо бóльшую, нежели была дана мне от рождения. Я смогу отыскать Ильфорте во всех доступных мне мирах и исполнить задуманное. Возвращаясь из этих видений, я чувствую невероятное опустошение. Сердце моё колотится с невероятной скоростью, а одежда насквозь мокрая от пота. Ко мне приходит понимание того, что всё, чем я занимался прошедшие годы, - лишь жалкая тень того, что мне ещё предстоит. Мне открывается могущество древних богов из Иных миров, и я вижу их готовность позволить мне вновь воссоединиться с Ильфорте. Друг мой, не передать, какой трепет охватывает меня при мысли об этом. Я предполагаю, что исполнение необходимого в таких случаях ритуала Призыва поведёт меня по одному из двух путей. Или я смогу вытащить Ильфорте в этот мир, или удел нас обоих – чёрная пустыня под белым небом. Как бы то ни было, меня устроит любой их них, при условии, что я наконец смогу быть рядом с братом. Я веду подробный дневник, куда заношу всё увиденное мной. Когда я подойду к непосредственному исполнению ритуала, я отправлю эти записи Вам, дабы Вы в полной мере могли с ними ознакомиться. Я сделаю это, поскольку велик шанс, что я не вернусь. Записи же мои, я уверен, будут полезны тем, кто намерен призывать в этот мир души, создавая Целое из Части. Чем больше я работаю, тем дальше ухожу от первых моих опытов, окончившихся созданием ожившей Монструозности. Однако, полагаю, от финального ритуала меня отделяет ещё несколько лет. 2 20 июля 1960 года, Санта Мария до Мар, муниципалитет Седейра, провинция Ла Корунья Друг мой, две недели назад я посчитал себя готовым провести первый ритуал. Уверяю Вас, я изучил все доступные мне источники по данному вопросу и составил собственный протокол действий, а также список необходимого, куда входили, помимо прочего, кровь козы, череп отцеубийцы, четыре гвоздя и благовония. Вы не хуже меня знаете, каковые предметы принято использовать при воскрешении усопших. Поскольку я не был до конца уверен в своих силах, я не мог рисковать с Ильфорте. Я понятия не имел, как вести себя, если события выйдут за рамки предусмотренного, а потому решил опробовать ритуал на ином из своих кровных родственников. Таковых у меня было в количестве, а потому я не испытывал недостатка в кандидатах на возвращение в этот мир. Проблема заключалась лишь в том, что все они упокоились в нашем семейном склепе в Овьедо. Я отправился в Овьедо на машине. Мне пришлось проделать более ста шестидесяти миль по разбитым дорогам нашей славной страны, и бóльшая часть моего пути лежала вдоль побережья. Город сильно пострадал за время войны, однако, на моё счастье, кладбище Девы Марии в Овьедо уцелело. Я без труда нашёл наш семейный склеп. Я с удовольствием воспользовался бы останками моего отца, однако он, увы, лежал в земле далёкой Амазонии. Останки моей бабки по отцу сильно истлели, а потому мне пришлось остановить свой выбор на матери. Я с трудом терпел зловоние, каковое ударило мне в нос, когда я открыл гроб, однако отделил от скелета череп и левую руку и надлежащим образом их упаковал. Мне предстояло сжечь их по отработанной мною методике, прежде чем они будут готовы к дальнейшему использованию. Вернувшись домой, я провёл все необходимые приготовления. Я отмечал в рабочем журнале каждый шаг, чтобы впоследствии понять свои возможные ошибки. Не знаю, что бы я делал, если бы мне удалось призвать мать, но, скорее всего, без промедлений отправил бы её обратно. В конце концов, я намеревался лишь опробовать последовательность действий и необходимых Слов, чтобы в дальнейшем, уже в случае с Ильфорте, действовать наверняка. Я полагаю, в критический момент мне не хватило концентрации. Прах матери не соединился с духом её, который не смог миновать Врата, и Целое не явилось на свет. Последним, что я помню, был сильный ветер, поднявшийся в подвале. Я очнулся лишь спустя сутки, вымотанный до полусмерти, а потому был вынужден использовать одно из моих Существ для восстановления сил. Ладони мои были обожжены. Неудача не разочаровала меня, поскольку я был готов к такому развитию событий. Высылаю Вам подробную последовательность выполненных мной действий, а также Слов, каковые я произносил. В ближайшее время я буду занят пересмотром указанного протокола, а также испытаниями с использованием останков других людей. Неподалёку от моего дома располагается кладбище, где я намерен добыть материал для новых ритуалов. *** 10 февраля 1962 года, Санта Мария до Мар, муниципалитет Седейра, провинция Ла Корунья Габриэла, в ночь с 15 на 16 февраля я запланировал нечто, о чём рассказывать тебе не имею ни времени, ни желания. Однако намерен сообщить тебе следующее. Я нашёл способ уйти из этого мира туда, где смогу быть рядом с Ильфорте. Так уж получилось, ты единственная из моих кровных родственников, что ещё коптят небо. Я сумел сохранить свою долю в родительском наследстве, и после моего исчезновения она перейдёт тебе, поскольку мне уже будет абсолютно всё равно, как дальше сложится судьба моих счетов и имущества. Не пытайся вмешиваться в то, чего не понимаешь, просто прими как данность – я нашёл способ. Приезжай, если захочешь, и дальше разбирайся сама. *** - Думаю, у него получилось. Я знаю, это выглядит неправдоподобным, но, поверьте, Заэль – такой человек… Мне кажется, он никогда толком не подчинялся законам этого мира. Возможно, он вообще попал сюда по ошибке, родившись в нашей семье. Не я, как он всегда говорил, а он сам. Он не был похож на обычных людей, ему была дана сила, которая делала его чужим здесь. Он мог попытаться заглушить её, начать строить нормальные отношения с нами или с кем-нибудь ещё, жениться, завести семью. Но это его не интересовало. Он стоял позади своих барьеров, наблюдая за нами, как за мухами под увеличительным стеклом. Наша жизнь не занимает и сотни лет, а он, судя по всему, мог прожить тысячу. Я никогда его не любила. Но сейчас, когда я думаю, что всю свою жизнь, все отпущенные ему Богом таланты он положил на алтарь призрачной, маниакальной привязанности родом из детства, мне становится бесконечно жаль его. Ильфорте не был способен на глубокие чувства. Его любили, ему всё давалось легко. А Заэль видел лишь его. Я не знаю, получится ли у них что-либо в иных мирах, но здесь не получилось бы точно. Мать боялась, что Заэль сломает судьбу Ильфорте, но с годами я поняла, что всё было бы ровно наоборот. Я даже вообразить не могу, что делал Заэль все эти годы и как вообще это возможно. Но я… не знаю, наверно, потому, что знала его с детства, - я почему-то верю, что у него получилось. У него могли остаться дневники, но, думаю, всё это сгорело. Я даже не знаю, зачем ему потребовался такой пожар, как вы описываете. Это больше похоже на погребальный костёр и вообще не в духе моего брата – насколько я понимаю, он стремился не привлекать к себе внимания. Полагаю, он не планировал возвращаться. Я пробуду здесь несколько дней, начну понемногу разбираться. Не осталось ни дома, ни машины, - всё сгорело, поэтому речь пойдёт максимум о земле. Брата же скорее всего признают погибшим в результате несчастного случая. В любом случае, знаете, сеньор алькальд, я надеюсь, что в каком-нибудь из миров они будут счастливы. Я буду молиться за них, и, возможно, Господь услышит меня. *** Белое небо над чёрной землёй сияет тысячами шаров. В бесконечном Космосе дрейфует Привратник. Он – Бытие, он – Врата и Ключ к ним, и лишь ему позволено решать судьбы душ, блуждающих в бесконечном пространстве. Я видел это место во сне. Ни единое дуновение ветра не способно всколыхнуть чёрные барханы кварцевой пыли. Над пустыней безжалостно сияют тысячи солнц. Сотворённые из камня рукой неведомого творца, разрезают небо ветви каменных деревьев. Они не способны тянуться к свету, ибо свет здесь есть смерть, а в камне никогда не зарождалась жизнь. Тысячи солнц, покорные Привратнику, неустанно льют свет на чёрную землю. Они в Нём и Он в них, и это непостижимое божество испытывает светом подвластный ему мир. Пятьдесят лет назад ты бросил меня, Ильфорте. Пятьдесят гребаных лет. Как могло получиться, что я, рождённый позже, вдруг оказался старше тебя на полвека? Ты ушел в самом начале, не успев понять, насколько сильно я нуждаюсь в тебе. А я прожил эту жизнь один. Я старше тебя, Ильфорте. Я устал. Ты смотришь сквозь меня, когда я пытаюсь прикоснуться к тебе. Ты отвык от меня. Ты забыл, что мы всегда существовали друг для друга. Всё, что я делал в своей жизни, я делал лишь затем, чтобы вернуть тебя. Я создавал и убивал, я раскапывал могилы. Я затопил дом в горах водой Касарес, я пережил войну. Я сломал свою жизнь ради тебя, Ильфорте. Но я не нужен тебе. Твое внимание не принадлежит мне. В лесу кварцевых деревьев я видел человека без лица. Черная, бесконечная пустота Вселенной смотрит через него на меня. Всё, чего я достиг, ничтожно перед Ним. Если моя душа сможет заполнить пустоту, я позволю ему это. Я впущу его в мое тело, я стану его руками и его волей, я дам ему право действовать через меня. Взамен я получу силу, о какой не смел и мечтать. Ты видишь белое небо, но не видишь тысячи солнц на нём. Мир, куда ты попал, даже не понимая, как благосклонны были к тебе боги, ты воспринимаешь как должное. Я потратил полвека, чтобы попасть сюда. Все эти годы я хотел вытащить тебя отсюда, пока не понял, что лишь инвертированный мир, полный неестественных контрастов, может стать достойным пристанищем для нас. Здесь в бесконечном небе дрейфует Привратник, и он суть Врата и Ключ. Лишь в единении с человеком без лица я обрету настоящую силу. Я смогу поглощать души и порождать Хаос, и Он будет созидать миры моими руками. Я перестану воспринимать его как нечто чужеродное. Ты будешь моей первой жертвой, Ильфорте. Ползучие щупальца первобытного Хаоса позволят мне поглотить тебя. Я ждал пятьдесят лет и лишь сейчас понимаю, что это песчинка в масштабах Вселенной. Когда ты был жив, я шёл за тобой. Когда ты умер, я шёл к тебе. Я всегда был твоей тенью, я жил лишь ради ощущения, что нужен тебе. Разве заслужил я теперь твое равнодушие? Я никогда не был совершенным настолько, чтобы завладеть твоим вниманием. Я исполнял всё, о чем ты просил меня, я учился по твоим прикосновениям. Ты не умеешь любить, Ильфорте, ты знал об этом? Я пятьдесят лет ждал дня, когда вновь смогу посмотреть тебе в глаза. Я хотел, чтобы всё сложилось иначе. Единственное, что продолжает связывать меня с моей прошлой жизнью, - сломанная печать от урны с твоим прахом. Я использовал его, чтобы найти тебя во множестве миров. Я не смог провести тебя через Врата, поскольку моего Намерения было недостаточно, а твоим я не смог заручиться. Я снова был вынужден идти за тобой. Мы оба мертвы, брат. Ты выбрал свой путь сам, я же подчинился твоему выбору. Я ненавидел весь мир, я существовал лишь затем, чтобы никто не смог стать тебе ближе, чем я. Я сломал свою жизнь твоими руками - ещё до твоего отъезда, когда впервые позволил тебе взять меня. Я ждал, что ты вернёшься. Тебе никогда не пришлось бы силой брать то, что я готов был дать тебе добровольно. Останься со мной. Теперь мне придётся выбирать дальнейший путь для нас обоих. Даже если для этого я должен буду отдать душу пустоте.