Будем в порядке

***

Считать их братьями, казалось бы, – самое точное и разумное решение. Когда они смотрят друг другу в глаза, то и в светлых, и в темных читается уверенная поддержка, бессловное понимание, принятие всех проявлений, которые остаются в памяти. Тео, имея, собственных кровных братьев и сестер, определенно знает, что все эти аспекты действительно соблюдаются, но никто и никогда не сможет показать своё глубоководное дно. То, что лежит глубоко в душе – не доверишь даже самым близким людям. Вероятно, из-за непонятного стыда перед теми, кто верит в тебя больше, чем ты сам в себя. Самые глубокие тайны и эмоции человек открывает только себе и то, не без испуга в первый раз, но и не без знаний того, как поступить и что делать дальше. Что такое настоящее дно, Адам и Тео знают не понаслышке. Тем не менее, есть что-то прекрасное и волнительное от того, что всё настоящее, какое оно есть: и плохое, и хорошее, а так же есть всегда к чему стремиться. И, разумеется, рано или поздно достигаешь, о чём мечтал. Не зря было полученное высшее техническое образование, хотя бы для просто понимания математического анализа в жизни о том, что при конкретном условии существует предел, и, в принципе, этот предел довольно ясно даёт понять о чём-то конечном и, наверное, поэтому многие отказываются это воспринимать. Потому что не только упорная работа над собой, но и вера в собственные силы и светлое будущее были у Тео всегда, особенно с того момента, когда он начал работать с Адамом. Когда всё медленно, но получилось, несчастье превратилось в счастье, и видоизменилось до следующего уровня. Теперь размах вперед больше и, соответственно, такой же по величине он будет и в обратную сторону. Но пути назад нет. Второе начало термодинамики всё ещё в силе. Разумеется, никто не собирается сдаваться, но если вода выйдет за свои границы, в любом случае, можно сделать так же, как оно было, только так оно уже не будет. Что-то всё равно меняется. Что-то явно пойдет по-другому. Труд и вера в собственные силы, всё-таки, спасают, хотя бы карьеру, пусть не самого себя. Тео думает, что Адам и сам об этом знает, и поэтому никогда не обращается к коллеге с вопросом о том, как научиться контролировать свои самые отчаянные эмоции, когда всё бьет через край. Разумеется потому, что, по крайней мере, их дружеские отношения это выдерживают, пусть не способны явно ответить на те глубинные вопросы. Если было бы что-то большее, то вряд ли это можно было выдержать. Или можно. Только ситуация каждого из них совершенно не такая и Тео не думает вообще о том, что к такому возможно вообще когда-либо прийти. Дело не в том, чтобы разрушить то, что они имеют. Просто это совершенно не характерно ни для кого из них. Не в первый раз, но именно однажды Тео отчаянно хочет узнать, что же всё-таки это за эмоция, что же сидит так глубоко в душе у Адама. Без объяснений потому, что объяснять нечего – при исполнении на сцене песни, клавишник не смог сдержать слёз. Разумеется, если речь идёт о воде, – даже не о пути ко дну – о той, чьи волны захлёстывают и просто забирают... Тео этого не видит, а просто чувствует и не понимает того, как он может помочь. Мы поднялись со дна вместе, почему ты думаешь, что что-то снова пытается тебя унести? И почему я так бессилен? Он искренне и отчаянно хочет помочь, но заговорить об этом было бы неправильно. Не так просто. – Адам, как ты..? – Всё в порядке. Тео секундно думает о том, что впечатлительность и такая эмоциональность когда-нибудь скажется на нём не лучшим образом. Иногда кажется, что отдачи слишком мало, и поэтому он начинает всё крушить. В разумных пределах потому, что сцена – это, всё-таки, предел во всех материальных пониманиях. И, конечно, хотелось бы его не иметь во всём этом неконтролируемом потоке. Потому что необходим рядом человек, который будет понимать так, что всего будет достаточно – может, так просто будет казаться, но от этого спокойнее и осмысленнее станет жизнь. Тем не менее, мужчины это понимали, но кроме успеха, им открылось это конечно-бесконечное пространство, и пока к такому определенному, своему человеку каждый из них ещё не пришёл. Почти всегда у Адама всё сжималось внутри, когда он видел это крушение и внутреннее горение (или, скорее, наоборот – погружение в воду, со стремлением выбраться из неё). В это же самое время он тоже испытывал свои переживания каждый раз, исполняя их песни перед зрителями, но краем глаза он снова и снова видел это и не мог сделать ничего, только каждый раз мысленно, взглядом поддерживать и говорить, что всё хорошо. Пока не случилось тоже самое, только обратное. Голос с трудом удерживает, глубокий вдох – продолжаем. Всё внутри сжимается... Тео, ты не тонешь. Мы уже здесь. Мы уже всё это проходили. Ты знаешь, что ты не один. Третий закон Ньютона работает, надо же. Плюс-минус небольшая временная разница, в пару дней. И тогда Адам понимает, что насколько был несовершенен. Хотя, в самом начале, он думал, что сможет понять всё, но не постичь. Оказалось совершенно наоборот. – Тео, всё хорошо? – Да, я в порядке. Нет, конечно. Но никто не мог и дальше – зайти дальше. Недосказанность, наверное, здорово помогала говорить то, что всё равно воспринималось как общее в их творчестве. И с каждым разом всё лучше и лучше. С каждым разом всё сильнее и сильнее хотелось всё на эмоциях крушить. Но останавливаться – не пора. Если только чуть сгладить углы. И плавно уклонить в сторону, лететь над водой во время шторма, помочь добраться до безопасного расстояния и укрыть крыльями того, кто в тот момент нуждается в спасении больше. И даже если обоим нужна она одновременно. Плюс-минус небольшой временной отрезок. "Это и без слов понятно", – каждый из коллег подумал об этом и о том, о чём не следует даже думать, даже просто не характерно для них самих. Ведь всё шло достаточно гладко, без мучений, без неловкостей в том, что давно уже понятно, но абсолютно не принято. Тео не понимал, как это произошло, но он просто сдался касательно серьезного обустройства своей жизни, помимо творчества. И отчетливо понимал, что произошло на одном из концертов, вот только он так точно никогда не волновался. Если не учитывать все глубинные волнения за своего друга, то огромная волна, внезапно накатившая среди относительно стабильного штиля, просто безжалостно выкинула на берег Адама, дав понять то, что физически невозможно всё время так уверенно держаться. Разве после всего этого, я смогу тебя отпустить? Нет. Нет. И нет. Паника, которая длится не больше полсекунды, только подпитывает все неконтролируемые эмоции, одновременно блокируя их проявление. Что я могу сделать для тебя? Тео сам выслушал врача, разбирая как-то из-за своего происхождения беглый немецкий... Разумеется, Адаму нужно было время, чтобы отдохнуть, разумеется, что нужно было хотя бы немного времени и, разумеется, что Хатчкрафт начал отчасти винить себя в том, что не сделал то, что всегда мысленно подразумевал. Что я наделал, Адам? Андерсон окончательно опомнился от произошедшего, когда их привезли после сорванного концерта в отель. Прости меня, Тео, я думал, я сильнее этого. – Адам, как ты себя чувствуешь? – борясь с дрожью и волнением в голосе, спросил певец, аккуратно войдя в номер и закрыв дверь. – Лучше... Честно, уже лучше. Не буду врать, что всё нормально, – сказал музыкант с чем-то похожим на улыбку, но голос был ещё довольно слабый. Главное, что всё идёт к тому, что всё будет нормально. Тео мысленно передернуло от того, что он понял, что не сказал это вслух, и неуверенно продолжил: – Я так... – Прости меня, Тео... пожалуйста. –... волновался за тебя, – секунда ступора, молчания и, вновь более уверенно Хатчкрафт продолжил. – Нет! Не надо, всё хорошо. Вернее, бывает со всеми, мы всего лишь люди. – А я почти тебе поверил. В смысле про то, что я могу спасти тебя, – попытался пошутить Адам. – Только сам справиться с собой не смог. – И заставил меня волноваться и лишиться дара речи, – с тревогой, но и как-то с нежностью улыбнулся Тео. Спустя неловких пару секунд, добавил. – Можешь, Адам. Можешь... Вот только сейчас отдыхай, прошу тебя. И не оставляй меня больше вот так, пожалуйста. Так страшно быть одному теперь. Тео бросает и в жар, и в холод, то после этих мыслей, он встает и разворачивается, чтобы уйти. – Не уходи, пожалуйста, побудь ещё немного... Певец так же по инерции возвращается, присев на кровать. – Тебе тоже надо отдохнуть, я вижу, как ты напряжен сейчас. – А я вижу, что только ты способен меня полностью понять, можешь быть ближе, чем кто-либо, – посмотрел в глаза Тео Адаму. – Всё нормально, ты можешь мне довериться, я прошу тебя об этом. – Просто мы ничего подобного не говорили раньше друг другу, но всегда знали. – Я испортил момент, да? Прости, – улыбнулся и отвел глаза Тео. – Я ничего... не имею в виду. – Знаю, знаю. Я-то тебя хорошо знаю. По крайней мере, каким ты действительно можешь быть, – с ободрением сказал Адам. – Давно тебе доверился. Иначе не было бы нас сейчас. – А будем, если станем обо всём говорить, даже то, что невозможно? – Хочется верить, что такого просто не повториться больше, – улыбнулся Адам. Тео на минуту подумал, что с Адамом он невероятно силён духом, и откровенно в своих мыслях (не в самой глубине, ведь всё и так очевидно) называл это больше, чем любовью. Но не такой, как все бы подумали. (Может, за это стоит умереть. Но не так буквально.) А так, как подумали они сами, и как пронесли это и будут нести дальше. Над поверхностью, стараясь не упасть, и даже падая, но не дадут друг другу приземлиться. Хотя, все варианты предусмотрены. – Поцелуй меня, – внезапно вывел из молчания Адам Тео, но продолжая смотреть на него. – Я... Да, если ты хочешь, – певец уже почти наклонился, но сразу же одернул себя, устало усмехнулся. – Прости, я не так понял. Ты же не серьезно. О чём я думал? Но Тео наклонился и коснулся губами лба Адама. – Мы не можем быть ближе, чем мы есть, но если вдруг... – Просто иди ко мне, – музыкант подвинулся и потянул за собой Хатчкрафта. – Раскрывай свои крылья и... Не волнуйся больше. На что Тео лишь усмехнулся, но тут же стал серьезен: – Давай попробуем: больше говорить. Даже если кажется, что всего достаточно. Адам, соглашаясь, засыпает на плече у Хатчкрафта, и, несмотря на то, во что всё это может обратиться, их пути давно уже найдены и определены. Ближе, так ближе. Главное, что ни не секунду – далеко.