«Мельница» — «Чужой»
Ночь медленно выпускала Средиземье из полных сновидений объятий, и небо, который день закрытое тяжёлыми, вязкими облаками, на горизонте начинало медленно светлеть. Зелёные холмы, покрытые густым молочным туманом, наверное, даже не заметили, что настал новый день. Глухая деревушка, расположившаяся у подножия невысокой горы, склон которой покрывал густой лес, казалась совершенно вымершей. Предрассветная тишина была странной, неестественно зловещей, даже мёртвой. Он пришёл, лишь на час опережая рассвет. Но грязные мощёные улицы не услышали шагов: путник двигался бесшумно, мягкой поступью, словно зверь. Его лицо и фигуру закрывал плащ с капюшоном цвета старой травы — та слабая защита от переменчивого настроения природы, которую мог себе позволить одинокий странник. Тенью скользнув в переулок, он поднял ясный взор на непроглядные тучи и прислушался: ветер молчал, и ясно слышался осторожный шёпот — листья тихо шуршали, передавая друг другу весть — «Чужой». Стерёгшие деревья вороны взмыли вверх, издав громкий недоуменный крик, ножом разрезавший тишину. Переулок смотрел на путника хмурыми синими окнами, а мерцавшие в глубине огни казались тусклыми, холодными, осуждающими. «Ты не наш», — будто вздохнула улица, обдав незваного гостя промозглым порывом ветра. И снова всё стихло. Но вдруг он услышал чьё-то пение и, как зачарованный, пошёл на голос. Всеобщее безмолвие тяготило его, выросшего в окружении вечно звучащих арф и флейт. Вскоре странник приблизился к низкому трактиру, окутанному, словно цепями, ветвями раскидистой, но уже почти зачахшей вишни. Ещё немного послушав лившийся из-за грубо сколоченной двери голос, он решительно постучал. Дверь открыла молодая девушка, простоволосая, с чёрными кудрями и смуглой кожей. Узнав, что здесь ему найдётся крыша над головой, путник вошёл в душный, плохо освещённый зал, пропахший пивом, гарью и сырой рыбой, и, сняв капюшон, сел на пустую бочку. Он извлёк из складок плаща лук и колчан и поставил их рядом с собой. — Смотри! Глазам своим не верю! — услышал странник из глубины зала, — Эльф! — Чёрт побери, ты прав! Что ему нужно здесь? — вторил ему грубый, разгорячённый вином голос. — Миранда! — прокричала полная женщина, в засаленном чепце и с большими красными мозолями на руках. — Принеси гостю вина! И, резко понизив голос, она сказала, не то обращаясь к кому-то в темноте, не то говоря сама с собой: — Как странно! Что нужно эльфу в здешних краях? Ох, не накликать бы беду… Гость отказался от предложенного девушкой кувшина и поднялся в свою комнату. Чёрные кудри качнулись в недоумении, а в янтарных глазах засветилось живое любопытство…***
Он сидел возле окна и, рассеянно крутя в руке сорванный по дороге цветок горицвета, смотрел на море подпирающих низкое небо крыш. Но мысли его блуждали очень далеко от этого места. Взору вновь открывался родной, ещё не оплетённый паутиной лес: выученные наизусть тропы, покрытые прелой листвой, тысячелетние деревья, тянувшиеся вверх, к ослепительному солнцу, звонкое, весёлое щебетание птиц, успокаивающее журчание быстрой, кристально чистой реки. Там, в Лихолесье, музыка эльфов сливалась с дыханием природы, и каждый миг был полон света и смысла. Он помнил отца — его захватывающие рассказы о дальних берегах, кровопролитных сражениях и битвах, о людях, эльфах и гномах, о горах, вершины которых укрыты облаками, о бескрайних полях и поджидающих повсюду опасностях. В те времена его глаза сияли ярче света звёзд. Но однажды всё изменилось. Лесной король многое потерял в той битве. Есть вещи, которые не лечатся временем; некоторые раны уходят так глубоко, что не заживают никогда. С тех пор маленький принц больше не видел свою мать. С тех пор у ворот всегда стояла стража, в песнях зазвучали ноты тоски, а король эльфов стал замкнут, апатичен. Его взгляд приобрёл величавую холодность; и без того излишне сдержанный, он ещё больше замкнулся в себе, а улыбка больше никогда не касалась его губ. До того самого дня. Он помнил её — первую и последнюю. Величественная и смелая, она всегда видела прекрасное в обыденном, желала увидеть мир, пойти навстречу неизвестности и, если придётся, бросить вызов самой судьбе. Но судьба сама пришла к ней в образе темноволосого лучника, отважного мечтателя, верного своему слову и обещанию. Узнав любовь, она готова была бороться за неё до конца. До самого конца. Странник не мог не любить её, однако в сердце молодой эльфийки никогда не было места для него. Та битва многое изменила в нём. Он понимал, что не мог вернуться домой, и отправился на север. «Сто лет — мгновение в жизни эльфа. Отчего же тогда кажется, что сражение у Одинокой горы было так давно, и я отправился в странствие не менее полувека назад? Отчего два года тянутся целую вечность?» — думал путник. Утомлённый долгой дорогой и безуспешными поисками, он иногда забывал, куда идёт и с какой целью. Отвергнувший прошлое и ещё не нашедший будущее, он стал замечать, как колчан постепенно тяжелеет, а надежда, ещё недавно освещавшая путь, неумолимо угасает. Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошла Миранда. — Хозяйка испекла вишнёвый пирог, угощайтесь! — произнесла девушка, поставив поднос на стол. Ведомая любопытством, она спросила: — Как давно вы странствуете? — Немногим более двух лет. — Что привело вас в нашу тихую деревушку? — Я ищу Дунэдайн Севера. — Тогда вам нужно пройти всего несколько миль до крепости Мэлдир. Я слышала, что Странник недавно был там… Эльф вскочил и, тараторя слова благодарности, потянулся за плащом, но Миранда схватила его за руку: — Постойте! Отчего вы так торопитесь в заклятую пустошь? Останьтесь хотя бы на ночь, отдохните! Тем более на улице такой ливень! — почему-то девушка боялась его отпускать. Вздохнув, путник устало сел на кровать. — В последнее время здесь неспокойно. Народ всякое говорит, порой даже слушать страшно. А вы не боитесь? — она заглянула ему в лицо. «Какие у него глаза! Точь-в-точь цвета горечавки!» — Разве тот, кому нечего терять, может бояться? — он усмехнулся. После недолгого молчания Миранда направилась к двери, но, обернувшись, произнесла: — Может быть, здесь вы сможете залечить своё израненное сердце, — дверь закрылась. Терзаемый сомнениями, путник задремал, убаюканный монотонно стучащими по стеклу дождевыми каплями. Он видел сон, похожий на древнюю легенду, услышанную когда-то от отца… Снова сгустился мрак над лесами земли… Кольцо нельзя уничтожить, Гимли, сын Глоина, ни одним известным нам способом… Поползли слухи о тьме с востока, шёпоты о безымянном ужасе… Клинок вернётся на рукоять, корону король обретёт… Кольцо власти дождалось, пришло его время… Ещё до того, как эльф открыл глаза, он уже знал, что нужно делать. Звёзды гасли одна за другой, а по небу разливалась алая заря. Ветер принёс с холмов пронзительную песню рожка, в воздухе витал запах пряной зелени, свежей выпечки и ещё чего-то едва уловимого, но пленительного и манящего. Слышались плеск маленькой речонки, тихий говор сосен и щебетание внезапно прилетевших птиц. Распахнув дверь, Миранда выбежала на крыльцо. — Ушёл, — девушка подняла с земли оброненный кем-то горицвет. «Надо было спросить его имя», — грустно улыбнувшись своим мыслям, она подняла голову и, всё ещё не веря глазам, произнесла чуть слышно: — Вишня цветёт!.. А Леголас продолжал свой путь, зная, что вот-вот найдёт то, что ищет.