Сон сердца

– Он здесь, Одрос. Он вернулся. Все, как обещала Азура. – Он ли это, брат мой? Или вновь подделка? – Сердце говорит мне… что да, это он. Это Неревар. Имя мертвого короля звучит так, что еле слышно отзываются ритуальные колокола. Дрожь воздуха, нагретого кровью земли, разносится по всему Одросалу. Вся твердыня будто вздыхает о прошлом. Одрос молчит. В истинном сне, облекающем обоих братьев, его правильное золотое лицо кажется совершенно спокойным. – Чье сердце? – наконец, спрашивает он, и лишь тот, кто хорошо знает его, может уловить иронию в этих словах. Ворин усмехается, отворачиваясь. Прижимает руку к груди – изящную, не знавшую тяжелой работы руку мага. В ложной реальности рука чудовищно искажена, изуродована… но оба Дагота знают, что это лишь морок. Предатели украли часть силы, питающей истинный сон, и держат в заблуждении весь мир, выдавая себя за богов, а Шестой Дом выставляя чудовищами. Лишь немногие способны видеть правду, пока что очень немногие. И все же с каждым днем все больше Спящих, Видящих… скоро ложная реальность падет, морок рассеется. И новая заря воссияет над Ресдайном, когда истинный сон станет просто истиной. – Сердце Лорхана, конечно же. Мое не столь прозорливо, как ты прекрасно знаешь, – тонкие губы Ворина кривятся в гримасе отвращения. Ему всегда сложно давалось снисхождение, особенно к самому себе. – А Вемин говорил, что иногда не чувствует разницы. – Между сердцем и Сердцем? Да. Как и все мы. Иногда, – Ворин говорит отрывисто, между черными бровями вразлет появляется складка. – Иногда, – эхом отзывается Одрос. Сердце Лорхана слишком могущественно даже для искуснейших чародеев. Именно поэтому часть божественной силы смогли присвоить предатели – братья Дагот не способны контролировать святыню полностью. Сердце тяжелее, чем мир, в котором оно существует, оно проламывает собой слои бытия. Касаться его больно. Чудесно, сладостно – но мучительно. В этом есть что-то от скуумы. Одроса тревожит, насколько сильно Сердце овладело его братом: для самого Ворина «иногда», возможно, уже почти неотличимо от «всегда». Сам Одрос пытается держать в узде свою тягу к насыщению божественной силой, но эти усилия – попытки пловца покорить океанские волны. Рано или поздно вода накроет, закрутит, утащит за собой… – Я недавно снова выходил из истинного сна. Смотрел на морок предателей, – произносит Одрос, отвлекаясь от мрачных мыслей. – И что увидел? – Все то же. И не могу не признать, что это все весьма… достоверно выглядит. И жутко. Особенно эти куски мяса, которые они отрезают от себя и пожирают… и эти щупальца вместо лиц. – Не удивлен, – цедит Ворин. – У этой мрази всегда была извращенная фантазия. И лживый язык. К чему ты клонишь? – Ты сам видел это? Хоть раз? Его брат упрямо вскидывает голову: – Не желаю смотреть на ложь. Тем более на его ложь. Одрос не отступает: – Ты в принципе способен выйти из истинного сна, Ворин? Способен или нет? Тот раздраженно вздыхает. – Нам давно надо перестать называть это сном. Это все путает. Путает даже твой изощренный ум. Еще немного – и Акулахан сделает это реальностью, единственной реальностью. И нам всем уже пора погрузиться в нее полностью. Или ты не желаешь такой реальности? Славы Ресдайна? Процветания нашего народа? – Ты уводишь разговор в сторону, – Одрос качает головой. Тревожный звон ритуальных колоколов вторит этому жесту. – Нет, это ты говоришь не о том! Неревар, вот что заботит меня. Неревар здесь, но он все еще мертв. Мы должны воскресить его. Облечь в истинный сон. Посоветуй, как это сделать, брат. Одрос, размышляя над ответом, поправляет рукава своих роскошных черно-красных одежд. В ложной реальности их нет, в ложной реальности он полуобнажен и бос, его серая кожа покрыта морщинами. – Вемин спросил бы тебя, зачем это нужно, – осторожно произносит он. Ворин резко отмахивается: – Вемин ничего не стал бы спрашивать! Он назвал бы меня идиотом, которому мало одного предательства. Сентиментальным слюнтяем, погрязшим в прошлом. Именно поэтому я пришел к тебе, а не к нему. Одрос с сомнением смотрит на Ворина. – Наш брат прямолинеен и груб, но все же он редко ошибается. – Когда имеет дело со смертными, да. Но мы имеем дело с Азурой и ее пророчеством. Сказанное ею исполнится, не может не исполниться. Король вернется и спасет свою землю. Но предатели будут лгать ему, утверждая, что спасать Ресдайн нужно не от них, а от нас… от меня. «Дьявол Дагот Ур» – вот кем я буду для него, если он не узнает правду. Этого нельзя допустить. – Почему? – Потому что я не желаю еще раз умереть от его руки из-за их проклятой лжи! – Тебя именно это волнует? Ерунда. Налей себе бренди, брат, и успокойся. Ворин щелкает пальцами, и янтарная жидкость из украшенной бутыли сама льется в кубки. Братья поднимают их в салюте. – Конечно, не это, – тоном ниже говорит Ворин, пригубив дорогой напиток и откидываясь в кресле. – А то, что он победит. Значит, надо сделать так, чтобы он победил, будучи нашим союзником. Разве это не очевидно? – И как ты хочешь открыть ему правду? – Через сны. Морок пока что властен и над ним, так что я не могу просто послать к нему своего эмиссара с обличением предателей, предложением мира и искупления. Он должен хотя бы раз увидеть истинный сон, чтобы просто понять, о чем я говорю. – Главное, чтобы его разум выдержал. Ворин прикусывает губу. В этом и сложность. Половина… больше половины служителей Шестого Дома не выдерживают первого погружения в истинный сон, как ни пытаются Даготы подготовить их и уберечь от безумия. Они лишаются рассудка и оказываются неспособны обрести его снова… Впрочем, божественный дар наделяет их физическим бессмертием, и когда Акулахан будет готов, это тоже можно будет исправить, вернуть им утраченное, спасти всех… – Есть другой вариант. Мы просто можем убить это существо, как убили предыдущее, – рассудительный голос Одроса сбивает мысли Ворина. – Нет… в этот раз все иначе. – Так же ты говорил и в прошлый раз. И в позапрошлый. Ты снова выдаешь желаемое за действительное, Ворин. Они все одинаковы. В каждом из этих бедных безумных созданий дремлет искра… и в каждом ее можно затушить. Мы ведь давно решили, что будем откладывать исполнение пророчества до удобного нам момента. Время работает на нас. Предатели слабеют с каждым годом. А мы бессмертны. И снова перезвон колоколов – теперь звон их громок и торжественен. Весь Одросал поет о силе и славе. Ворин морщится, и звон стихает. – А Ресдайн? А наш народ? Мы бессмертны, а они пока что нет. Сколько всего у нас последователей? Сотня, две, три? А тысячи и тысячи остальных уже которое поколение умирают, не зная ничего, кроме лжи. Порабощенные, бессильные, запутавшиеся. Мы не имеем права больше тянуть. – Мы не имеем права проиграть. Остальное… допустимо. Не решай сердцем, брат. – Чьим сердцем? – отстраненно спрашивает Ворин, словно замыкая разговор в кольцо. Братья грустно улыбаются друг другу. В ложной реальности лица их пепельно-серы, уродливы и бездвижны. В ложной реальности вокруг их твердынь на Красной горе бушует моровая буря и бродят безумные корпрусные твари. В ложной реальности сердце Лорхана, плененное Дьяволом, тяжело бьется… и забывается в истинном сне.