santa monica & la brea

Они разрушили всё своими руками. Сломали, растоптали, сожгли. Это случилось не сразу. Как любая смертельная болезнь развивается постепенно, не вызывая никаких заметных симптомов в самом начале — их чувства умирали медленно. И Юнги умирал вместе с ними. Он пытался убить себя так же просто и незаметно, выкуривая по пачке в день, не смотря по сторонам, когда переходил через дорогу, нарываясь на пьяные драки в баре. Он пытался убить себя раньше, чем это сделало бы подлое чувство одиночества и тоски по мягким тёплым ладоням, что заставляли его чувствовать себя самым ценным в этом мире, когда его касались. Каждый день на протяжении двух месяцев, Юнги задавался вопросом, почему это произошло. Что стало отправной точкой? И была ли она? Или может судьба не имела для них иного сценария, и жизнь просто текла целенаправленным потоком. Прямо в пропасть. Юнги не верит в судьбу. Была ли во всём произошедшем только его вина? Или Чимин виноват тоже? Да, думает Юнги, виноват. Он ведь перестал любить меня первым. Пальцы крепче сжимают руль, и нога вдавливает педаль газа до упора. Трасса в это время абсолютно пустая. Скорость позволяет думать. Алкоголь в крови позволяет не думать слишком о многом. Юнги не знает, зачем едет ночью из другого города по знакомому адресу. Он и не задаёт себе этот вопрос. За окном проносятся дома и деревья, пляжи и пустошь. Всё сливается в свете луны в одну большую тёмную кляксу. А луна над горизонтом висит просто огромная. И она так же одинока, как и он сам. Вот только ей всё равно, луна не умеет так сильно скучать. Звон битой посуды и злые фразы звучат у Юнги в ушах, но он только пристальнее следит за дорогой. Периферийное зрение совсем размыто. Не нужно было, наверное, столько пить. Чимин перестал любить его первым. А Юнги не сумел вовремя всё спасти. Они пробыли вместе три прекрасных года, и они могли бы быть вместе всю оставшуюся жизнь. Но некоторые люди, даже если суждены друг другу, иногда не способны выдержать тех испытаний, что сваливаются на их плечи. Это всем известный факт. Может, Чимин и Юнги просто были такими людьми. Может, если бы не вечная занятость работой, может, если бы они были внимательнее друг к другу… может быть. — Зачем нам продолжать это всё, Юнги? — кричит в его воспоминаниях Чимин, и у него в глазах стоят злые слёзы. — Мы не любим друг друга больше. Я не люблю тебя. В глазах Юнги тоже стоят слёзы. Не злости и обиды, как в тот день у Чимина. Тоскливые слёзы. Именно поэтому зрение размывается. Ещё несколько минут слежения за дорогой, и он понимает, что находится в родном городе, который в спешке покинул в начале июля. Бросил всё, думая, что его ничего больше здесь не держит. Веря в это. Он уехал без сердца, с покорёженными от отчаяния лёгкими, и ноющей под рёбрами пустотой. Юнги сворачивает на знакомую улицу, вытирает выступившую на глазах влагу тыльной стороной ладони, и паркуется в знакомом до боли дворе. Ещё даже нет полуночи, но свет в окнах уже не горит. И теперь Юнги задаёт себе этот вопрос. Зачем он здесь? Он не понимает, что собирается сделать или сказать. Что-то бездумно тянуло его сюда. Спустя шестьдесят три дня, которые он провёл как в аду. Он эти дни даже не помнил. Ему нужно увидеть. Отстегнув ремень безопасности резким движением руки, Юнги покидает салон машины и быстрым шагом направляется к крыльцу. Необходимо увидеть. Чтобы вдохнуть. Он несколько раз нажимает на звонок и с замиранием сердца наблюдает за тем, как из ближайшего к двери окна, начинает литься свет. Секунда, две. Тихий щелчок. И у Юнги слабеют колени. В лёгкой пижаме, со спутанными светлыми волосами, Чимин стоит перед ним. Он молча смотрит — глаза от удивления круглые — и не говорит ничего. Юнги не понимает, что с ним такое, почему он не может дышать теперь, когда снова увидел. Горло сдавливает ком. — Ты самый красивый человек, которого я когда-либо встречал. Юнги медленно отрывается от блокнота, в который записывал свою лирику, и ошеломлённо смотрит на сидящего напротив Чимина. Вокруг него разбросаны тетради и учебники, на коленях открыт ноутбук, но глаза прикованы к лицу Юнги. — Не говори ерунды, — смущённо отвечает он. — Я серьёзно, — настаивает Чимин. — Юнги, посмотри на меня. Юнги вновь послушно поднимает взгляд. — Я серьёзно. Тогда Юнги откладывает блокнот и ручку и забирается на кровать. Сталкивая ноутбук с коленей парня, он заменяет его своими бёдрами и ласково обнимает Чимина за шею. Тот довольно улыбается, смотря Юнги в глаза. — Ты говоришь так только потому, что я нравлюсь тебе, — тихо дразнит Юнги. — Нет, глупый, — посмеивается парень в ответ и игриво кусает старшего за нижнюю губу, после чего проводит по ней языком и отстраняется, чтобы снова установить зрительный контакт. Его глаза изучают лицо Юнги ещё пару секунд, и в них плещется что-то, что заставляет каждую клетку минового тела трепетать. Что-то большое и сильное, что способно его раздавить, если неосторожно с этим обращаться. — Я говорю так потому, что пиздец как сильно люблю тебя. — Юнги? — так тихо и надломлено. Никаких громких криков и злых фраз. Битая посуда давно в мусорке. И лёгкие наполняются воздухом. Наконец-то, снова. — Чимин, — язык кажется во рту распухшим и свинцовым. Да и слов, которые хочется сказать, нет нигде. Разбежались, спрятались. Лишь бы он ничего не испортил, когда даже портить уже нечего. Лишь бы не сломал этот момент. Лишь бы мог побыть рядом ещё хоть немного. Надышаться перед смертью возможно, и сам Юнги станет тому доказательством. — Что ты здесь делаешь? — вопрос хриплый и всё ещё почти шёпотом. — Что ты здесь делаешь? — удивлённо, но, не скрывая радости, вскрикивает Чимин. Он скидывает с плеча сумку со спортивной формой, не заботясь о том, что она приземляется на пыльный асфальт, и бросается на Юнги с объятиями. — Я вернулся, — с облегчением бормочет Юнги в его волосы, крепко обнимая в ответ. — Я вернулся и теперь я весь твой. Столько, сколько только пожелаешь. Парень в его руках смеётся счастливо, а затем втягивает воздух судорожно через нос, когда из глаз начинают литься слёзы. — Я так скучал, господи, — всхлипывает он в поцелуй, и Юнги чувствует соль на своих губах. — Никогда больше не оставляй меня так надолго. — Хотел… увидеть тебя. Ресницы Чимина подрагивают. Кажется, он и сам весь дрожит. Юнги догадывается, что не от холода. Воздух на улице влажный и тёплый, каким ему положено быть в самом начале осени. Зима сейчас только у Юнги под кожей. — Увидеть, — глухо повторяет парень. Он закусывает губы до побеления, будто сдерживает слова, которые норовят вот-вот с них сорваться. Под его глазами залегли тёмные круги. И Юнги знает. Он тоже забыл, что такое сон. — Как ты можешь быть таким ненасытным? — рвано дышит Чимин, откинувшись головой на подушку. Его обнажённое тело покрыто испариной, и влажная чёлка липнет ко лбу. Юнги и сам выглядит не лучше, пытаясь восстановить дыхание, после двух раундов жаркого секса. И если честно, он никогда не наслаждался видом прекраснее. — Как ты можешь так быстро утомляться? — самодовольно ухмыляется Юнги, большим пальцем поглаживая влажную чиминову щеку. — Не я здесь молод и должен быть полон сил и энергии. — Да иди ты, — посмеивается парень в ответ, и в его голосе столько нежности, что у Юнги кружится голова. — Это у тебя выходной завтра, а некоторым рано вставать. Он бросает взгляд на электронные часы, мигающие зелёным циферблатом с прикроватной тумбочки. — Хотя выспаться уже всё равно не получится, — обреченно стонет Чимин, и когда снова поворачивается к старшему лицом, то видит хищную улыбку и горящие весельем глаза. — Ты серьезно? — спрашивает с толикой недоверия. Юнги улыбается ещё шире и пошло поигрывает бровями, на что Чимин громко смеется: — а, чтоб тебя, — и утягивает его в поцелуй. Когда-то они не могли выспаться по хорошим причинам. И Юнги убивает мысль, что он больше не сможет пережить подобное. Он не хочет так. — Ты зря приехал, — говорит Чимин слабым голосом. И это больно, это скручивает внутренности, но хуже всего то, что за этими словами слышно. Он тоже скучал, скучает, до скрежета в зубах, до ноющих суставов. Как скучал раньше, когда они друг друга любили, когда от разлуки задыхались. Как раньше, до того, как сами всё испортили. Здравый смысл растворяется в тишине ночи. Сердце в груди готово вот-вот взорваться. Лёгкие натягиваются от слишком большого количества воздуха. Мин Юнги ломается с треском и грохотом. — Ты мне нужен, — и ничто уже не остановит прорвавшуюся на волю правду. — Если пожелаешь, это в последний раз, пожалуйста, Чимин, я не могу это вынести. Он не понимает, что говорит, но ему и не хочется. Никакого смысла без Чимина в его жизни просто нет. — Я так соскучился, — Юнги не замечает, что теперь всхлипывает, — я ничего без тебя не могу, я вкуса не чувствую, я не помню, как радоваться жизни, я ненавижу писать музыку… это всё у тебя осталось, — его голос срывается. — Пожалуйста. Чимин трясётся как осиновый лист. И, наверное, он выбрал бы больше не ошибаться, не набивать шишки, не доставать из кровоточащих ран осколки. Но он сдаётся. Кивает и сдаётся, цепляется за воротник чужой рубашки холодными пальцами, и тоже плачет, когда их губы встречаются на полпути. С поцелуем, будто солнце проникает в вены Юнги. Несмотря на лето, он не видел солнца много дней. Но теперь ему не душно и не жарко, только тепло. Так тепло бывает, когда на рассвете куришь в окно, прижимаясь спиной к груди любимого человека. Искорёженные заледеневшие артерии внутри Юнги отогреваются в ласковых лучах. И вокруг взрываются фейерверки. Это как праздновать победу, после многолетней войны. Это как вернуться с этой войны домой живым и здоровым. Юнги любит Чимина. Никогда не переставал. И он знает, что Чимин любил его тоже. Сухие потрескавшиеся губы на его губах, всё ещё мягкие и всё ещё знакомые. В голову не приходит ничего этих губ ценнее, но только до тех пор, пока между ними, прямо в рот Юнги, не проскальзывает тихий стон. Тогда уже не остаётся никаких тормозов, никаких препятствий и стоп-слов — ничего не поможет. Юнги захлопывает входную дверь ногой, когда Чимин нетерпеливо тянет его за шею внутрь. Они не отпускают друг друга ни на секунду и двигаются по памяти. Юнги даже если бы ослеп, нигде бы в этом доме всё равно не споткнулся. Не со стонущим Чимином в своих объятиях. — Я тоже, — едва слышно, между поцелуями шепчет Чимин. Он затаскивает Юнги в спальню, торопливо сдёргивая рубашку с чужих плеч, и дышит тяжело, словно загнанный. — Я тоже соскучился. И это всё, что Юнги было нужно, чтобы окончательно потерять голову.

~

За окном занимается рассвет. В приоткрытую форточку проскальзывает прохладный утренний воздух; он приятно скользит по голой коже, вызывая по телу мурашки. Но Юнги сейчас слишком лениво, чтобы укрыться. И слишком всё равно. Они с Чимином уже долгое время лежат в полутьме, молча глядя друг на друга. Не пытаются вспомнить, но запоминают заново. Молчат, потому что говорить нельзя. Слова злые и грязные, никому ненужные, они всё между ними когда-то испортили. Или же их недостаток. Юнги не попытался встать и уйти, после того, как долго и нежно любил Чимина. Тот, в свою очередь, не попросил. Просто молча смотрел и впитывал. Это не могло быть их последней ночью. У Юнги в груди больно сжимается то, что осталось от его многострадального сердца. Он так не хочет. — Чимин-и, — едва слышно начинает он, боясь разрушить всё. Снова. Пальцы сами тянутся к чужому лицу, будто не поддаются контролю. Будто не могут больше находиться вдали от любимой кожи. Тыльной стороной ладони Юнги ведёт от виска к скуле, затем к челюсти и шее. Подушечки пальцев скользят к ключице и останавливаются на груди. Он нарушил молчание, но не знает, что собирается сказать. — Знаешь, — охрипшим от громких стонов голосом начинает Чимин вместо него. — Я думал, что больше тебя не увижу. Юнги замирает, затаив дыхание. — И я так сильно этого боялся. Вдох. В месте соприкосновения с грудью Чимина в пальцах жжение и вибрация, будто ударило током. — Я соврал тогда, — тихо продолжает парень, не дожидаясь ответа на свои слова. Юнги мычит вопросительно. — Это была неправда. Когда я сказал, что больше тебя не люблю. И мир вокруг рушится. Извергаются вулканы, сдвигаются литосферные плиты, океан заливает солёной водой всю планету. Чимин смотрит Юнги в глаза. Это была неправда. Когда я сказал, что больше тебя не люблю. Чимин смотрит Юнги в глаза, и Юнги видит в его взгляде вечность. Да, думает Юнги. Они разрушили всё своими руками. Но у них есть время, чтобы заново это отстроить.