***
— Открывай, мерзкий ублюдок! Либо ты сам нам откроешь, либо мы вломимся и свернем тебе шею! — Тэнко в очередной раз со всей силы пнула дверь, даже не вскрикнув от боли. Удивительно, что она ничего не почувствовала с учётом того, что от мощности её пинка даже осталась небольшая, но… всё-таки, очень заметная глазу вмятина. Так и дырку в виде подошвы шлёпанца сделать недолго. — Тэнко, не надо! Позади кучки сыщиков раздался голос запыхавшейся пианистки, которая, очень торопившись, даже не стала тратить время на одышку и сразу попыталась сказать что-то ещё, но в итоге закашлялась. Полагаю, всем знакомо чувство неприятного парализующего холода в горле, возникающее после непрерывного бега? Вот именно это она сейчас и чувствовала, стараясь хоть как-то успокоить стремительное биение своего сердца, чтобы суметь сказать хоть что-то, лишь бы повлиять на ситуацию. — Почему музыкантша бегает быстрее меня… — Кайто тоже не заставил себя долго ждать, но он хотя-бы не выглядел так же помято, как и его подружка. Что уж там, он довольно быстро пришёл в норму благодаря нескольким глубоким вздохам, опытный малый. — Внутри? Да? — Каэде задала самый важный и интересующий всех присутствующих вопрос, с некой опаской поглядывая на дверь, о которой ещё буквально пару минут назад сообщила Маки. В отличии от всех остальных лабораторий от этой сразу веяло непонятным чувством тревоги, потому что внешний вид двери не был-то уж и очень похож на приятное для посещения место. Даже лаборатория наёмницы, с большим количеством оружия для нападений и убийств внутри, не казалась теперь какой-то небезопасной по сравнению с тем, что предстало перед учениками прямо сейчас: дверь ярко-красного, даже, вполне можно сказать, вырвиглазного оттенка, деревянный бордюр, принт в виде стекающей красной жидкости на непонятного рода силуэты. Однако… Если приглядеться… То эти самые силуэты очень напоминали предметы для пыток: пилы, ножи, биты. — Что-то не нравится мне всё это… — пожалуй, Кируми озвучила мысли каждого, кто сейчас анализировал увиденное. — Что это за талант такой, мне интересно, — Рёма саркастично хмыкнул с едва приподнятыми уголками губ, но затем вернулся к своему прежнему привычному состоянию. Энтомолог же со страхам принялся перебирать пальцы между собой, явно нервничая от столь яркого и неприятного цвета, поглощающего весь коридор: — Гонте не нравится эта дверь… Амами-сан точно внутри? — Вот сейчас и узнаем, — Маки сделала несколько шагов вперёд, затем вежливо постучав по поверхности двери, как настоящая интеллигентка, что было ей, мягко говоря, не свойственно, поэтому своим поведением она очень удивила остальных, — Рантаро. Я обращаюсь к тебе. Мы знаем, что ты там. Зачем ты это сделал? Ноль реакции, обычная тишина. Ясно. Так он действительно украл деталь и открыл комнату самостоятельно, а теперь закрылся ото всех и не хочет никого впускать. Но зачем ему это? Он так не хотел, чтобы кто-то узнал его талант? И как он понял, что эта деталька именно от его лаборатории? — Ты имеешь право хранить молчание, вот только тебе придётся заплатить за него большую цену, — голос Харукавы звучал довольно решительно, но в то же время спокойно. Обхитрить его пытается? — Теперь это твоя территория, да. Но детальки были общими. Ты знаешь, в какой мы ситуации, но всё равно поступаешь таким образом. Ты понимаешь, что можешь поставить под угрозу чью-то жизнь? И свою, кстати, в том числе. Если ты действительно не хочешь умирать, то тебе придётся сотрудничать с нами. — Да чего ты с ним церемонишься, Господи. Просто попроси Гонту выломать дверь. С комнатой Кокичи сработа… Но его слова были прерваны громким писклявым воплем под ногами, из-за чего почти все участники убийственной игры тут-же подпрыгнули на месте, а затем стиснули зубы от злости. Ох, как же приятно было не видеть этого чёртового медведя хоть какое-то время. Монокума, как обычно, возник на пустом месте, будто обладая супер-способностью телепортироваться туда, куда захочет, чему бы ученики даже не удивились, если бы это было правдой. Такое ощущение, что нет того, что он не умеет делать. — Никакой порчи имущества больше! Я так разорюсь, бездари! — выкрикнул чёрно-белый медведь, со злым выражением лица махая своими лапками, — Я окончательно устал от ваших приколов, поэтому теперь портить имущество в академии я разрешаю только в том случае, если у ученика есть намерения на убийство, всё ясно? — А… Вот как. Ну, мы хотим убить Рантаро, это прям срочно, — Маки не растерялась, пожав плечами, — Ну, массовое убийство, ты понял, надеюсь. Все вместе его распилим болгаркой. Только никому не говори. Ну и ну. Она умеет шутить? Реально? Так ещё и с таким серьёзным лицом? Гениально. — Ой, правда? — директор сразу изменился в лице и почти моментально засиял, как доверчивый ребёнок, которому дали фальшивую, но довольно правдоподобно сделанную конфетку. Прям светится, какой счастливый, — Ох, тогда никаких проблем, ломайте две… Не держи меня за идиота, дура! А вот последнее предложение снова превратилось в агрессивный и озлобленный крик, от которого, однако, девушка даже не вздрогнула. Хах, зато закатила глаза с тихим вздохом! У этого медведя биполярное расстройство или же он просто притворялся, чтобы напугать студентов? Чёрт его знает, один вариант не отменяет второй. — Кстати говоря… Вы не видели мою милую Монофани? И снова резкая смена настроения, так ещё и на другую тему съехал. Почему он сам не может разбираться со своими детьми и следить за ними? Директор никакой, отец никакой, прекрасная комбинация. — Прости мне мою дерзость, но у тебя камеры везде, где только можно, а ты даже своего ребёнка найти не можешь? — у Кируми дёрнулся глаз. — Я не знаю, где она! Она просто пропала! Моя милая прекрасная Монофани, ах. Папочка так по тебе скучает, где же ты?! Как будто сейчас заревёт, ну и зрелище. — Мы устроили похороны после смерти Моносукэ, мои последние оставшиеся в живых детки так переживали, а теперь. Даже Монофани исчезла. Мы ищем её по всей академии, но её нигде нет. Умоляю, скажите, что вы знаете, где она! Моя милая до-о-оченька, я ведь так и не активировал в тебе громадного жука! Это был бы такой интересный поворот на какой-нибудь казни! — Цумуги, ты не даёшь нам нигде разобраться, а теперь просишь помощи? Как мы должны вести расследование, если ты запрещаешь нам даже шаг сделать? — позволил себе озвучить недовольство Рёма, прожигая взглядом директора, с которым он был почти одного роста. — О-о-о, неужели? — зубастая морда снова расплылась в злорадной улыбке, — А потому, что вы много своевольничаете! Особенно ваша свобода действий проявилось во время отключения света. И да, не зови меня Цумуги. Я — Монокума! И этот самый Монокума не будет вас жалеть за нарушение правил. — Ок, ищи свою дочь сам. Кому ты лапшу на уши вешаешь, коврик из медвежьей шкуры для пола? — Кайто пригрозил ему кулаком, выговорив самое большое по количеству слов оскорбление в своей жизни, — Помнится, что у нас нет никакого правила, которое запрещало бы нам выламывать двери. Тем более, хочу напомнить тебе: мы уже однажды выломали дверку в комнату Кокичи. А ещё: Миу навела беспорядок в лаборатории Химико, Анджи, по сути, сломала замки. Почему ты тогда нас раньше не наказал? Очнулся? — Или он просто не хочет, чтобы мы попали в лабораторию Рантаро. Из-за последней записки, возможно? Или проблема в чём-то другом, о чём мы не в курсе? И Маки, кажется, оказалась права, потому что на одно мгновение… Да. На одно, но всё же мгновение, мишка покрылся едва заметными каплями пота, а улыбка пропала с его лица. — Цумуги, мы уже знаем, что мастермаиндом являешься ты. Разве тебе ещё есть, что скры… — Двери без намерения убить — НЕ выламывать! — с очередным громким воплем перебила её машина для убийств, метнувшись в другую часть коридора, при этом громко топая своими металлическими ножками по блестящей поверхности пола. Куда это он так понёсся? И почему так взбесился? Почему не даёт ребятам заглянуть внутрь закрытой комнаты? В эту же секунду на одном из висящих на потолке телевизоров внезапно включился экран, после чего ученики были вынуждены наблюдать за открытием файла с уже введёнными правилами. Медведь не шутил: он действительно добавил новое условие для всех участников игры, чтобы остановить их планы.«Дорогие игроки, теперь в нашей академии запрещена порча имущества, которая не связана с убийствами. В случае нарушения данного нововведения вы будете очень больно наказаны. Если никто не хочет повторить судьбу Киибо — вы должны слушаться и соблюдать все правила игры на выживание. Спасибо за внимание!»
***
Введение нового правила добавило гораздо больше проблем, из-за чего ученики стали находиться в ещё более опасном положении, потому что теперь уж точно не могли ничего сделать, чтобы добраться до Рантаро, который заперся в лаборатории. Вот чем он там сейчас занимается? Почему не выходит? Почему даже ничего не отвечает? А вдруг он… Или… Вдруг его… Нет, ни в коем случае нельзя допускать такие мысли. Увы, но студентам не осталось ничего, кроме как предложить возможные варианты разрешения возникших затруднений, в результате чего они пришли к мысли о дежурстве. Да, однажды оно уже сыграло с игроками злую шутку, когда была эра консулов фан-клуба Атуа, а была она, между прочим, не так уж и давно… Но выбора особо не оставалось. Все игроки, по озвученной договорённости, забрали из комнат свои монопады, где они когда-то общались в виртуальном диалоге. Тот самый диалог, с которого и началась ужасная игра на выживание. Диалог, который даже диалогом нельзя было назвать, потому что эта виртуальная беседа, по своей сути, была причастна к смерти Кокичи Омы и Корекиё Шингуджи. Всего лишь очередная виртуальная нить отчаяния мастермаинда, которая даже по ту сторону экрана может довести человека до безумия. — Если Рантаро жив и решит покинуть лабораторию, то не дайте ему уйти и сразу пишите в моночат, чтобы мы все явились сюда без промедления, — дала указание Маки, держа свой собственный планшет, — Если у него вдруг есть какое-то оружие в лаборатории и он будет с ним в руках, то просто бегите, а только потом уже пишите, если опасность минует. Ваша жизнь — превыше всего. — Я не понимаю, в чём проблема просто подождать, — Кайто раздражённо почесал затылок, — Он всё равно, что ребёнок, который залез под кровать, потому что обиделся на родителей. Захочет жрать — покажется сам. В исполнении Рёмы последовал вздох: — Так-то да, но мы не знаем, что у него в лаборатории. — А вдруг он мясник и у него там тонны мяса?! — с лёгким испугом вскрикнула Тэнко, попятившись назад, — Смотрите, сколько пил на дверях нарисовано! Мне он всегда не нравился, я вам говорила! — М-мясник?! — Гонта напугался ещё больше. — Ой, я вас умоляю, не несите чепуху, — Харукава полистала чат, в котором давным-давно стояла тишина, после чего развернула экран лицевой стороной и показала всем присутствующим, — В переписке никаких команд не поступало, за исключением надписей с именами тех, кто покинул игру. Последним выбывшим из чата пользователем была Анджи. Я прекрасно помню, что Монокума говорил, что теперь умерший человек будет покидать чат не сразу, так что вариант узнать о состоянии Рантаро с помощью моночата, судя по всему, отменяется. — И что ты предлагаешь? — Мне не нравится такой расклад событий, но нам даже на руку, что он там заперся, если живой. Как-бы попроще объяснить… Если он украл деталь, то вполне мог задумать что-то не очень хорошее. По сути, он наоборот сам создал нам меньше проблем, потому что мы сможем держать его под наблюдением. — В таком случае я позабочусь о его питании, чтобы он не умер с голоду, — предложила Кируми, с осторожностью поглядывая на дверь, — Буду ставить поднос на пороге. — А нельзя подождать, пока он потянется за едой, а затем прищемить ему руку и ворваться внутрь? — астронавт недовольно цокнул, — Это же не будет считаться за взлом, разве нет? Наёмница покачала головой: — У меня была такая мысль, но думаю, что лучше переждать пару дней на всякий случай. Рантаро скорее всего такое предвидит и вряд ли откроет дверь. А когда он снизит бдительность и рискнет поесть, то мы уже воспользуемся тем планом, который ты только что озвучил. — О, класс! — на лицо юноши вернулась довольная и всё та же лучезарная улыбка, — Спасибо, что слушаешь меня, Маки Ролл! — Не называй меня так… — но она сразу спрятала своё лицо за планшетом, явно смутившись от услышанного. Каэде всё это время стояла молча, банально не зная, что сказать. Ей тоже не очень нравились такие методы предосторожности, но выбора просто не осталось, так что препятствовать решению своих друзей она не смогла, да и нужным не считала. Конечно, в глубине души она всё ещё надеялась решить всё обычным разговором с Рантаро, но понимала, что это вряд ли как-то изменит ситуацию. Да и будет ли Амами её слушать? Может быть он… на самом деле… вообще её недолюбливает? Поэтому и обошёлся с ней так? — Ребята… Могу я дежурить первая? Её вопрос поставил остальных в тупик, потому что сама просьба прозвучала довольно внезапно посреди всего разговора. Впрочем, как-либо препятствовать у союзников причин не было, поэтому игроки просто без лишних комментариев дали своё добро. — Через сколько тебя сменить? — поинтересовался Кайто, — Предлагаю дежурить каждые два часа, чтобы не сильно уставать. В случае каких-то проблем сразу пишем в моночате. Ах, и ещё, давайте сразу список дежурства составим! Нужно решить, кто будет дежурить ночью и точно не заснёт. — Ну, тут уже всё заранее решено. Отосплюсь, пока не закончится день, в таком случае, — пробормотала Маки Харукава, с тихим вздохом пожав плечами от понимания того, что ночка будет тяжёлой.***
Каэде сидела на полу, прижав ноги к себе, и облокотившись на дверь с ярко-красными рисунками — дверь той самой комнаты, которая являлась разделением между коридором и лабораторией. Дверь, которая, предположительно, принадлежала тому, чей талант был неизвестен с самого начала игры. Пианистка не знала, чем ей себя занять, поэтому просто продолжала сидеть на одном месте, вглядываясь куда-то вглубь темноты. Периодически она посматривала на лежащий рядом монопад, где-то глубоко в собственном сознании желая перечитать ту самую переписку, с которой начался самый первый виртуальный диалог, но когда рука уже тянулась к гаджету — девушка себя останавливала. Нет, ей станет только хуже от увиденного. Сообщения от ещё живых на тот момент Корекиё, Анджи, Химико, Миу, Киибо, Кокичи и… Шуичи — не то, что ей нужно видеть сейчас. Возможно, она бы уже смогла принять смерть абсолютного детектива, если бы её друзья не продолжали умирать в этой жуткой игре один за одним. Цумуги — монстр. Если она заберёт ещё и жизнь Рантаро, то психика пианистки пошатнётся еще больше. А ведь потом и Кайто может покинуть игру. Как и Маки. Как и Тэнко… Как и все выжившие. — Скажи… У тебя всё хорошо там? — она не знала, слышит ли её сейчас Амами, но остатки последней надежды всё равно заставляли её говорить с тем, кто сейчас находился по ту сторону двери, — Я очень надеюсь, что ты в порядке. Знаешь… Я много думала над тем, почему ты это сделал. Если вдруг ты переживаешь, то я не злюсь, правда. Я скорее… расстроена. Блондинка почувствовала, как её глаза дрогнули, но слезам волю не дала. Нельзя плакать из-за такого, она не какая-нибудь тряпка. — Я хочу верить, что ты обнял меня из добрых намерений. И… Ещё больше я хочу верить, что у тебя были причины так поступить со мной. Если тебе всё равно и я тебе на самом деле противна, то я больше не буду с тобой говорить, извини. Но ты правда всё это время был для меня важным человеком, как и все остальные. Я очень за тебя переживаю. Никакого ответа, как и ожидалось, не последовало. Стояла гробовая тишина: ни слова, ни стука, ни намёка на какое-либо движение за дверью. М-да уж, это бесполезно. Нет, даже не так. Это было бесполезно с самого начала. Амами не нужна её жалость и беспокойство, ему правда нет никакого дела до этого. — Я так и знала… — на лице пианистки появилась до невозможности болезненная улыбка. Глаза снова дрогнули, но на сей раз сдержаться не получилось. Девушка с трудом прикусила губы, чтобы всё же попытаться не дать себе всхлипнуть, но какое-то странное шуршание позади, которое она так отчаянно хотела услышать, заставило её вовремя опомниться. Будто кто-то в спешке подошёл с обратной стороны двери… Как это понимать? Из-под маленький дверной щёлки снизу медленно вылезла небольшая потрёпанная бумажка с каким-то мелким текстом. Неужели, он пытается что-то сказать? Сердце исполнительницы забилось сильнее от увиденного, поэтому она сразу же взяла листик в свои руки, вообще не думая о каких-либо последствиях или опасности. Удивительно, но она совсем не пожалела об этом выборе. Теперь её улыбка была по-настоящему счастливой, потому что аккуратно написанный от руки текст гласил:«Мне не всё равно, Каэде.»
***
— Порой мне кажется, что твой образ прекрасно бы подошёл под современную перерисовку картины «Казнь Джейн Грей». В твоём взгляде читается столько страданий, но при этом в глазах царит спокойствие. Будто ты находишься на кладбище и смотришь на могилу того, кто неоднократно запятнал свои руки кровью и пожалел об этом — примерно такие у меня ассоциации. — Ясно… — без особо энтузиазма ответила Маки и перевела своё внимание на одну из стен лаборатории, стараясь не двигаться, чтобы облегчить процесс рисования тому, кто сейчас сидел прямо перед ней: человеку, который без особой спешки зарисовывал её силуэт мазками масляной краски. Короткие и спонтанные мазки, но зато какие яркие! Сперва покажется — ничего необычного. Но нет, это было самое настоящее мастерство, — У меня какое-то странное предчувствие. — М? Предчувствие? Тебя что-то беспокоит, дорогая? — Не знаю. Как будто я что-то забыла. — Что же именно? Поведай мне, я довольно хорошо успокаиваю людей. По крайней мере, мне помогает Атуа. На нас можно положиться. — Такое чувство, будто тебя не должно быть здесь, Анд… — но когда она снова вернула взгляд на прежнее место, то перестала дышать. Её встретила до жути пугающая… прожигающая… спокойная улыбка Анджи Ёнаги — художницы, которая ещё секунду назад зарисовывала портрет так, словно с ней всё в порядке. Однако сейчас всё её тело истекало ярко-розовой жидкостью, а кожа на открытых участках тела напоминала мясное кружево, коим на самом деле являлись серьёзные ожоги. Что уж говорить про стёкла, торчащие из всех сторон конечностей, один так вообще почти насквозь проткнул правое плечо художницы. Кровь смешивалась с морской водой, которой пропиталась одежда после казни в больших песочных часах. Что она тут делает? Как она сюда попала? Точно… Она же умерла… Вот, что пыталось сказать предчувствие. Что всё это значит? — Твое лицо изменилось, так не пойдёт, — художница даже не шелохнулась, пока это говорила. Единственным движением со стороны Ёнаги, которое заметила Маки — был едва двигающийся рот, из которого доносился звук. А вот всё остальное тело будто вообще жило своей собственной жизнью: не дышало, не дёргалось от боли, вообще ничего! — Бери пример с них. Киё-ё-ё, Химико-о-о! Продолжайте позировать в том-же духе, вы умнички! На полу лежали бездыханные тела абсолютного антрополога и абсолютной волшебницы: Корекиё под Химико, а Химико — над Корекиё, при чём оба насквозь проткнуты несколькими большими кисточками, что приковывало их тела друг к другу воедино. Один с распотрошенной грудной клеткой, вторая со вскрытым животом и почерневшими ногтями. Харукава даже ответить ничего толком не смогла: просто застыла на месте, вглядывалась в растекшиеся по всему полу розовые лужи, ждала чуда, что это всё исчезнет, стоит ей лишь зажмуриться. Ха, размечталась. Ничего не исчезало. Но почему? Так не бывает. Не бывает! — Ты какая-то напряжённая, всё в порядке? — Анджи Ёнага аккуратно поднялась со своего места, направляясь мелкими шагами в сторону наёмницы, продолжая спокойно улыбаться. При этом, кстати, совершенно не моргая. Глаза стеклянные, будто какая-то холодная пустышка без души. Хотя... По сути, после исполнения смертного приговора — теперь так и есть. Маки озадаченно попятилась назад, потому что стоять к покойнице ближе, чем на два метра ей уж очень не хотелось, что было вполне справедливо. К тому же, учитывая, как просто и непринуждённо умершая переступила через трупы своих друзей — выглядело это зрелище ещё более жутко. — Куда ты уходишь? — одна из её ладоней была насквозь проткнута стеклом и уже через секунду Маки лицезрела, как девушка с треском вытащила из плоти громадных размеров осколок второй рукой, не издав не малейшего писка или вообще какого-либо звука боли, — Ну же, Маки, мне нужно закончить картину. Не уходи, иначе мне придётся заставить тебя оста… — Отвали! Первый попавшийся стул сразу же летит в голову художницы и та не успевает увернуться, однако продолжает стоять на том-же месте даже после столь сильного удара: лишь немного пошатнулась, шмыгнула носом из-за выступающей из ноздри крови, начала смеяться. Неужели… вообще не чувствует боли? Парализована? К чёрту, это не важно, она мертва. Маки разинула рот, впервые не зная, что ей делать, но лучше решения, чем побег, она найти не смогла, поэтому, сломя голову, бросилась к входной двери, дёрнув ту за ручку и выбежала за порог, но и тут ей не дали далеко унести ноги. — Харукава-чан, а ты куда? Знакомый голос. Ненавистный, детсткий, противный, насмехающийся голос. Всё верно, перед ней в темноте коридора находилась фигура Кокичи Омы. — Не лезь туда, где тебе нет места! Пошел прочь! Все пошли прочь, вам здесь больше не рады! — няня даже сама не заметила, как сорвалась на крик, яростно махая руками, словно прогоняя мертвецов, как демонов из самой настоящей Преисподни, но безрезультатно. Кокичи метнулся к ней с громким злобным хохотом, повалив на пол и демонстрируя свою улыбку во все зубы, при этом не останавливая порыв смеха, от которого закладывало уши. — Не трогай меня! — но как бы она не пыталась ударить его — он уворачивался и сжимал её руки до посинения, что было для неё в новинку. Никто ещё не доходил до такого уровня мастерства в поединке с само́й абсолютной наёмницей. Почему она не может попасть? Почему у неё не получается его стукнуть и вырваться? Времени на размышления уже нет: Ома психует и прижимает её к полу, крепко сжимая её горло руками и доводя девушку до предсмертного состояния. В этот момент над ещё живой Маки нависает довольная Анджи Ёнага с осколком в руках, после чего та поднимает оружие ввысь, лишь ещё более ехидно улыбаясь. — Если выжила в прошлый раз, то считаешь, что выживешь и сейчас? Шуичи это обошло стороной. Химико это обошло стороной. И тебя это тоже стороной обойдёт. Позволь мне расписать холст твоей кровью, а то совсем от тебя пользы никакой. Пока-пока! — Н-не над… Бам! Всё темнеет. Всё исчезает… Всё… становится ярко-розовым. Лицо прожигает острая боль. Руки, принимая поражение, наконец-то отпускают тело Кокичи, а шум в ушах и кашель прекращаются. Остаётся лишь ощущение чего-то липкого и стекающего по голове, а во рту начинает чувствоваться горький привкус металла. Проиграть мертвецам? Звучит, как несмешная шутка. Вот только в каждой шутке есть доля правды. Как однажды произнёс Монокума «Анекдот не будет смешным, если в нём никто не умер». Да… Анекдот под названием жизнь… По-другому и не назовёшь. Маки Харукава медленно открыла глаза, снова оказавшись в этой ненавистной комнате, в которой она была вынуждена провести, вероятно, весь остаток своей жизни вплоть до настоящей приближающейся смерти, которой её так навязчиво пытали во снах уже который раз. И причину она, к сожалению, назвать не могла. Никогда у неё ещё не было столько кошмаров, сколько в этой проклятой академии чёрно-белого медведя. Одно нахождение в стенах этого здания уже может свести с ума. В прошлый раз девушке приснилась смерть от рук Киибо, в этот раз от Кокичи и Анджи. Лучше не придумаешь… Но, помнится, Каэде тоже говорила, что ей начали видеться странные вещи с самого первого классного суда. Да и та ситуация с Кайто, когда он увидел окровавленную ученицу на копьях… — Харукава-чан! Маки подпрыгнула с кровати и вытащила небольшой складной нож из-под спальной одежды, обнажив лезвие в одно мгновение и направив его на источник звука, но позади никого не было. Вообще никого! Ни одной души, ни одного шороха, ни одного следа. Хотя голос якобы умершего Кокичи Омы прозвучал так, словно он сидел прямо за няней и прошептал ей на ухо её собственное имя. Даже его дыхание ощутилось так, будто бы он был прямо здесь и прямо сейчас. Мурашки по коже! Ещё немного времени выжидая опасности в боевой стойке, наёмница всё же успокоилась и тяжёло вздохнула, кинув уже сложенный в безопасное положение нож на кровать, а затем и сама вернулась под одеяло, наплевав на услышанное. Такого не может быть. Они все умерли. Иного не дано. — Пошёл ты к чёрту.