Часть 1
28 января 2019 г. в 16:42
Иногда — к сожалению, довольно часто, — они орут друг на друга так, что трещат все стёкла в здании, а остальные надевают наушники или беруши, чтобы ругани не слышать. Успокоить и усмирить ссору не получается, да никто и не пытается, честно говоря. Наученные горьким опытом, терпят, пережидают бурю, знают, что до драки не дойдёт. Не дойдёт, потому что…
Намджун просто не боец, по-хорошему, и все конфликты решает словесно, давя интеллектом. Джин, несмотря на то, что старший, вроде как даже берёт пример.
А ещё Намджун думает, что у Джина просто умопомрачительно красивое лицо, когда он злится, и ударить это произведение искусства не поднимается рука. Как бы зол он на него ни был.
Причины не бить в морду, наверное, есть и у Джина. Просто он их никогда не озвучивает.
Он вообще никогда ничего не озвучивает, чего уж там. Вечно в себе, вечно где-то вне пространства и времени. В этом они с Намджуном похожи — так похожи, что хочется всё же иногда как следует по роже съездить.
У Намджуна тараканов в голове — целая армия, у Джина их наверняка ещё больше. Мелких странностей, которые хочется подмечать постоянно, записывать в вымышленный блокнотик. Джун помнит все эти странности, может их по алфавиту назвать. Помнит, как рука иногда нервно дёргается, теребя ручку, как прядь волос постоянно наматывается на кончик пальца, как будто сами собой на тетрадном листке выводятся какие-то слова, смысла которых уловить не получается. Иногда Джин откровенно тупит в окно, не слушая, что ему рассказывают, иногда рассказывает какую-то фигню всем подряд по десять раз на дню. Иногда лыбится как придурок, наблюдая за остальными, иногда просто игнорирует, слушая музыку круглые сутки. Игнорирует, правда, не всех и каждого — только Намджуна, который пытается с ним заговорить.
Джун даже иногда не видит наушников, погрузившись в свои пространные рассуждения, а Джин, после получаса болтовни лидера, вдруг сдергивает невидимые до этого провода с головы и смотрит рассеянно.
— Что-то хотел? — спрашивает. Намджун старается не кривиться, не показывать, как обидно. Его ведь почти никто не слушает. Никогда.
Даже когда они кричат друг на друга, всё летит мимо ушей. Намджун может поклясться, что даже если он в пылу ссоры выкрикнет чёртово «я люблю тебя», эффекта не будет никакого. Да, любит. Да, морду бить не хочет, хотя иногда, несмотря на пацифистские заскоки, руки чешутся. Да, бесится. И боготворит его странности, не замечая, что для Джина он настолько же странен — может быть, даже больше.
Они могут игнорировать друг друга неделями, даже не обменявшись взглядами, наорать в один прекрасный день, превратив перепалку в эпичный скандал, громко хлопнуть дверьми, а потом спустя полчаса сидеть плечом к плечу за столом и вновь морозить друг друга. На них смотрят, как на чокнутых. Намджун не замечает, Джину пофиг. Вот, собственно, и всё.
Просто никто не знает, что у этих двоих есть одна маленькая тайна. Тайна, которая появилась из ещё одной бесячей странности Джина.
Он просто слишком мерзлявый. Слишком.
— Закройте окно, я замёрз, — и это несмотря на то, что на улице середина июля, и печёт так, что впору утопиться. Постоянно это «закройте», даже когда в комнате кроме него никого нет. Иногда в это время Намджун сидит позади или в противоположном углу дивана. Его не замечают. Интересно, Джин его имя вообще помнит?
Как ни странно, помнит — вспоминается благодаря тайне, которая заставляет Намджуна улыбаться. Он вспоминает о ней не к месту, то и дело смакуя каждый проведённый вместе момент. Иногда может зависнуть прямо во время разговора, и тогда уже ничто не вытянет из потока собственного сознания. Тайна их ему не кажется чем-то мерзким или неправильным, чтобы её скрывать, она просто слишком личная, чтобы кому-то о ней рассказывать.
Слишком дорогая сердцу.
Иногда, когда они прекращают игнорировать друг друга, Джин по ночам выползает из своей берлоги и нехотя тащится к Джуну. Стучит в дверь тихо-тихо, неловко переминается с ноги на ногу и, не дождавшись ответа, всё же заглядывает внутрь.
— Намджун… Я замёрз.
И тот просто не может не впустить его внутрь.
В комнате Джуна они говорят долго-долго, будто освобождаясь. Сокджин его даже слушает, что странно до волнительного трепета в груди. Здесь, в комнате у Намджуна, температура такая же, как в комнате Джина, как и в любой другой комнате, но Киму-старшему здесь абсолютно не холодно. Иногда, когда он приходит, Намджун почти спит — Джин тогда забирается к нему в постель и обнимает, тоже накрываясь широким мягким одеялом. Иногда он утыкается лицом в широкую спину Намджуна, дыша его запахом, иногда Намджун прижимает его к себе своими лапищами, гулко дыша в затылок. Иногда, когда они не спят, просто сидят на кровати и болтают о чём угодно.
Джин даже позволяет иногда к себе прикоснуться.
Разрешает иногда провести рукой по мягким волосам, пока ещё не до конца испорченным краской.
Иногда позволяет взять за руку и держать так крепко, будто вот-вот наступит конец света.
Иногда — каждый раз — он позволяет себя поцеловать. Намджун лукаво улыбается, склоняясь вперёд и чувствуя себя робеющим мальчишкой, и внутри, кажется, взрывается чёртова сверхновая, когда его губы касаются чуть трепещущих чужих. Покусанных и сухих, но таких желанных.
Иногда Джин даже позволяет ему похозяйничать языком у себя во рту. Не слишком часто — Джин вообще не любит французские поцелуи.
Иногда он позволяет Намджуну забраться горячими руками под одежду. Иногда он сам пытается его раздеть, скользя по телу холодными ладонями и заставляя Джуна дрожать. Иногда он отклоняет голову в сторону и позволяет целовать свою шею по миллиметру. Потом скрывает красные следы на коже под очередным свитером или водолазкой с высоким горлом.
Иногда Джин позволяет Намджуну несколько — намного — больше, чем обычный поцелуй или простое прикосновение к руке.
Джин говорит, переплетя с ним пальцы, что ему не нравится близость, однако с Намджуном она кажется ему особенной. Джун без наличия всякого интеллекта во взгляде улыбается от уха до уха — он для Джина особенный.
Джин обычно уходит с утра — до того, как Намджун просыпается.
Джин позволяет многое только ему. Намджун позволяет ему трепать свои нервы и терзать душу — то, чего ни одному человеку в жизни не позволял. Однако эта нервотрёпка не утомляет. Редкие вечера в одиночестве — да. Крики на весь Сеул днём и пустые разговоры ночью — нет.
Джин противный, замкнутый и мерзлявый. Даже наедине. Но рядом с ним Намджун забывает обо всём на свете, как бы глупо и банально это ни звучало.
Он его и правда, наверное, любит.
Ноутбук с досмотренным только что фильмом закрывается под давлением руки, луна светит в глаза через тонкий прозрачный тюль. На часах — десять минут первого ночи, сна ни в одном глазу. Не успев придумать, чем заняться дальше, Намджун слышит стук в дверь и скрип половиц под чужими переминающимися ногами. Дверь открывается за его спиной.
— Намджун… Я замёрз.
Джин противный, мерзлявый и странный. И весь целиком — его.
Намджун улыбается совершенно по-идиотски, оборачиваясь.