Кофе перемен

Саша, стуча зубами, тычет дергающимся ключом в замочную скважину. В голове бьет молотком: КОФЕ! пожрать ГОРЯЧИЙ ДУШ! сухая одежда лежать лежать тупо полежать БЛЯТЬ, НУ КАК ТАК МОЖНО?!.. Горло сдавливает от бешенства, просящегося наружу. Вот нахера долбаным персонажам не сидится в такие дни в своих гребаных книгах?! Весь день льет, как будто земля похмелиться не может. Он чуть не пнул кота Баюна с досады, когда книга доедала последние комки мокрой шерсти, таращащейся светящимися глазами. Артур не позволил, остановив ногу на подлете. — Ну Шур, зверюшка же. Непонятливая. Да и не виноват он. Ага. ЩАС. Стальные когти, чуть не вскрывшие его броню, и гулкий мяв "Сер-рдце!" сомнений вот вообще не вызывали. Дай такому разгуляться — он им всем сердчишки повыковыривает. Замок, наконец, поддается, и Саша вваливается тяжелым кулем за порог. Стаскивает кроссовки, наступая на пятки, и шлепает к своему скудному гардеробу, оставляя мокрые следы. Дрожит, вытаскивая толстовку. Кожанку — на пол, ее хоть выжимай, футболку следом. — Бля-аа, какой кофе, мне бы водки... Артур! Он оборачивается, только сейчас осознав, что не слышит напарника уже минут пять. — Че за... — недоуменно сощуривается он. Выходит на лестничную площадку, на ходу натягивая толстовку на голое тело, и кричит, перевесившись через перила: — АРТУ-УР! — вниз, в темные пролеты. Подъезд глотает его голос, но никто не кричит радостно в ответ. — Да ну нет, — жалобно произносит парень, закрывая лицо руками, идеально подражая картине Мунка. Он же не потерялся по дороге?! — Срань-срань-сра-ань... — смотрит он вниз, на вымокшие джинсы. Толку переодевать?.. Бодро, на остатках адреналина, он пробегает дворы, посекундно вертя головой будто шарнирной. Проклиная стоптанные в мозоли ноги и зная, что они будут гудеть весь вечер. Буквально краем глаза он успевает зацепить знакомую шевелюру у входа в зоомагазин, приткнувшийся сбоку от арки. Останавливается, выдыхая. Крупные капли отбивают чечетку на макушке. Прощай, теплая толстовка, тяжело облепившая плечи сыростью. Из сухой одежды осталась только водолазка. Он уверен, что сто пудов сляжет сегодня с температурой. Из-за него!!! — ДА КАК ТАК МОЖНО-ТО?! — всплескивая руками, орет он Артуру. Тот, улыбаясь во весь рот, шагает ему навстречу, загребая шлепанцами все окрестные лужи. Ладони — лодочкой. Внутри Саши уже ворочается знакомое нехорошее чувство, когда напарник, подойдя вплотную, приоткрывает ладони и капли пунькают на... — Хомяк, — пустым голосом констатирует Саша. — Хомяк! — повторяет он, отворачиваясь и обреченно бредя домой, не слушая восторженные артуровы "Смотри, какой прикольный!" и "Он такой мягонький, Шур!" СУКА, ХОМЯК!.. Мало ему гнезда, которое он постоянно убирает дома. Мало раскиданных по углам вещей. Мало взрывоопасного склада фейерверков под диваном. Мало всяких НЕПОТРЕБСТВ вроде пустых флакончиков из-под мыльных пузырей и оберток от киндеров по углам! Теперь еще и вонючего ХОМЯКА терпеть! — Господи, за что за что за что, — шепчет он, поднимаясь на пятый этаж и с силой вгоняя ключ в щель. Толкает дверь плечом что есть силы, надеясь, что она шибанет заходящего следом Артура как следует, этот гребаный ХОМЯК шмякнется и погибнет под гигантской сандалией. — Нахера... — сбрасывает он вымоченную толстовку на пол. — Вот нахера ты его купил... — Шур, ну сегодня ж зарплатка, я хотел потратить ее на что-то классное, — гладит пальцем пушистый комочек Артур, не обращая внимания, как с его рваных джинс в прихожей натекает океан. — Пушка, ты просто топчик... Парню хочется плакать. Он ему сто раз говорил, что ни с каким питомцем помогать не будет. Приходишь с задания с одной мыслью — не умереть в прихожей от усталости, а тут у тебя животное. Дай пожрать-поиграть-какашки-ссачки — ну вот это все. А Артур же сам дитя неразумное, его поди заставь какашки убрать. А ХОМЯК... он же еще и сам по себе воняет. — Ха, он лапками за меня цепляется! А-ааа... — растекаются позади в умилении. Саша молча мучается с джинсами, прилипшими к коже. Наконец, стаскивает с себя все, оставляя на полу, и шлепает к раскрытому шкафу. — Шур, он такой... — БЛЯТЬ, АРТУР! — орет, не сдержавшись, Саша. Нет сил уже выслушивать эти восторги! Копается на полке в сумрачной тишине — не хочется подходить к выключателю рядом с магом. Натягивает водолазку со штанами прямо на мокрое тело. Не находит чистых носков и привычно одалживает пару артуровых с пола разной расцветки — один хрен, тот не носит. Хмуро оборачивается. Артур виновато смотрит на него. — Шур, прости. Шур? Тот махает рукой — "безнадежен" — уходя на кухню. Вслед ему несется: — Он же немного места займет! "Немно-ого", — саркастично кивает Саша, щелкая чайником. Потом его добренькому другу захочется выпустить его погулять по квартире, и эта тварь ушмаляет к соседям, попутно накидав кучки говна, которое он потом будет выскребать неделями, натыкаясь в самых неожиданных местах. Он плюхается на табурет у шаткого стола, приткнувшегося у стены. Он его предупреждал. Пусть на улице живет со своим... ХОМЯКОМ. Шлепки ног по ламинату. Саша поднимает голову и еле успевает подставить ладони, потому как Артур решил ссадить гостя прямо на стол. — !.. Я ж тут ем! Саша жмурится, стискивает зубы, подавляя рвущийся наружу мат. Кусает губы. Крохотные лапки перебирают в его ладонях. Он гасит мысль раздавить это чудовище броней. Моральная травма Артуру — раз, ну и он все-таки любил в детстве животных — двас. — Дядь Стёп, это Шурка, он тебя уже любит, — нагибается над его ладонями маг. — "Дядя", — саркастично повторяет Саша, кивая. — "Стёпа", — встает, всучивая ему хомяка. Кругленького, с встопорщенным от рук пушком, цвета сгущенки. — Это ж в каком месте он у тебя дядя? — У него взгляд выразительный. Отважный прям, — сообщает Артур, поглядывая на черные хомячьи бусинки. — Как будто мир спасает. Парень обреченно льет себе плохо заварившийся кофе в пивную кружку за неимением чистой — не было сил мыть посуду вчера. Хоть он и ест один, но она всегда непостижимо копится при готовке. Он оборачивается с кружкой, опираясь на разделочный стол. Неторопливо прихлебывает огонь, согревающий внутренности, и чувствует, как понемногу расслабляются тугие вязки напряжения. Прикрывает веки, вдыхает стылый воздух кухни. Сквозь щели старых рам сочится озон, но тепло сухой одежды согревает его. Наслаждение. Теперь — поесть и можно жить... А чудовищу купить клетку, и он будет спасен от какашек по всему дому... к тому ж этой мелкой свинюхе можно скармливать объедки, а не выкидывать каждый раз с чувством вины за пропавшие деньги. — Хер с ним, — вздыхает он. — Пусть живет. Он отталкивается от столешницы и натыкается на подошедшего Артура. Наклон, теплые губы касаются его холодного лба. — Спасибо, — теплый тембр в ухо. — Кофе, — успевает шепнуть Саша, держа кружку на отлете, чтобы не вылить ее на мага. Еле успевает поставить ее на самый край стола: Артур обнимает его, сжимая чуть крепче, чем нужно. Отпускает, уловив недовольный выдох. Целует в губы, громко, впиваясь, прикусывая, не боясь быть отруганным, как бывает даже в пустых коридорах замка (сашина паранойя давно вышла из берегов). Скользит пальцами по линии шеи, чувствуя, как наконец согреваются внутренним жаром заледеневшие на влажном ветре руки. Саша все время шлепает по ним на улице, в магазине, в Библиотеке — где бы он ни касался его. Где бы они не находились, ему нельзя ни трогать, ни держать его за руку — нигде, кроме квартиры. А ему бездонно хочется. И сейчас преград нет. Можно все. Гром прокатывается пушечным ядром по кухне, и Саша слышит убыстряющиеся нитки дождя, срывающиеся с карниза. Трется лбом о плечо мага, впитывая его мокрое тепло, и тут же отстраняется, морщась — надоела эта сырость за день. — Снимай, — тянет он край водолазки. Артур улыбается до ушей, поднимая руки, словно сдаваясь: — Помоги. Саша, тяжело вздыхая, дергает наверх водолазку: — Ну наклонись, — маг нагибается и шутливо тыкается макушкой ему в живот. — Да Артур! — отступает он, вытягивая его из одежды и бросая ее на пол. Дожидаясь, пока тот, прыгая на одной ноге, избавится от дырявых джинсов, и тут же попадая в объятия. Согреваясь его обнаженным горячим телом и шумно выдыхая от выразительного толчка в пах. — Я так соскучился... — прижимается маг. — По чему? — с удовольствием впивается пальцами в его холодные ягодицы Саша. — Мы каждый день вместе. — Я имел ввиду другое "вместе"... — огорченно шепчет Артур. — Ох извини, что я упахиваюсь как конь. Помимо физического раздрая ему мешает протухший слоистый сток отвратительных мыслей, в который он раз за разом макается. О жрущем его тело цвете. О раскромсанных в черное мясо персонажах, стоящих перед глазами последние два года. О никогда не меняющемся Артуре, лишь недавно ослабившем свою одержимость автором. О собственной смерти, которой он боится так сильно, что иногда не может спать. Это его ежедневный бич. Давление пальцев мага сменяется впивающимися в его спину ногтями, отвлекая, напоминая, что он дома и в безопасности. И он поневоле реагирует: дневная усталость затуманивается текущими по его телу руками Артура. Он пытается снять резинку с его мокрых волос, но это непросто: маг опять взял тугую и теперь шипит — пряди больно натягиваются. — Да погодь... — аккуратно ведет резинку Саша, зажав пальцами хвост у макушки. — Я их выкину к ебеням. Чего мягкую не надел, я же штук десять напокупал! — Они не держат, — дуется маг. Будь его воля, так и ходил бы с распущенными, но — мешаются. В основном, конечно, Саше. Длинные влажные пряди наконец касаются щек, и Артур довольно закрывает глаза, радуясь окончанию экзекуции. Подхватывает Сашу, усаживая на стол, чтобы хоть так уравнять разницу в росте. — Артур, — уворачивается от поцелуя парень, екнувшим нутром запоздало вспомнив, что их недавно было трое. — Где хомяк? Блондин мотает головой на раковину рядом и снова тянется к его губам, но Саша отпихивает его, нагибаясь и в ужасе заглядывая в гору грязной посуды. — Сука... Снимает аккуратно сверху кастрюлю, стараясь не обрушить вавилонскую конструкцию. — Как те вообще пришло в голову!.. — Не успел подумать, — наклоняется Артур, передавая ему по тарелке. Посудная гора понемногу мелеет, и они обнаруживают хомяка в сашиной кружке. Оба облегченно выдыхают, и Артур вытряхивает мальца на ладонь. А следом и хомячьи какашки, сыплющиеся на пушистую маковку. — Пх!.. Артур прыскает и смеется во весь голос. Громогласно и счастливо, как Саша не умеет, но заражается и неловко похмыкивает вместе с ним. — Твою... Я больше никогда из нее не буду пить!.. Он осекается, встречая артуров взгляд. Маг улыбается, но уже по-другому — тише, спокойнее. И пока Артур добровольно моет его кружку, Саша смущенно смотрит по сторонам, изображая невозмутимость. Зная, что как только они разберутся с хомяком, то вернутся к тому, на чем остановились. Он слышит свое сердце, бьющееся этому навстречу. Сегодня он уснет легко, крепко обнятый и защищенный от своих кошмаров. За час Дядя Стёпа успел сворошить газетную хатку в углу трехлитровой банки, одолженной у соседей, и давно спит, объевшись завалявшимся перезрелым яблоком. В проблесках молний в темноте мелькает бледная кожа Артура, развалившегося голой звездой, и Саша, прижавшийся к его боку, намерзнувшийся за день.