***
Ему не повезло домой вернуться от гостей раньше времени. Жениха, что родители нашли — век бы не видеть. Барон Ирвин — толстый, наглый, бесцеремонный — Кэма уже собственностью своей считал. Полгода назад его сосватали — и согласия не спросили. Ирвин, как Кэма увидел, ухмыльнулся довольно, тут же лапать полез. Полвечера Кэм терпел и вымученно улыбался. Потом не выдержал, сбежал, сославшись на головную боль. А дома свои гости оказались. Въехав во двор, Кэм сразу увидел в темноте незнакомые силуэты. Слуга, который молодого хозяина привёз и теперь сзади шел, вскрикнул неожиданно, но Кэм обернуться не успел. Ему руки заломили и затащили в дом. А там всё вверх дном. Дверцы шкафов, горок, сундуков и ларцов — всё нараспашку, посуда и одежда навалены огромными кучами на полу. Даже покрывала и ковры тяжёлые притащили из верхних комнат. Грабители Кэму все на одно лицо показались — грязные, косматые, в кафтанах на голое тело и рваных рубахах. Шрамами покрыты — у кого повязка на глазу, у кого ноздри вырваны, и у каждого второго клеймо на груди. Атаман только выделялся ростом и внушительной мускулатурой. — Глянь, какой птенчик залетел! Сынок хозяйский. Ручки нежные, а волосы, что твоё серебро! Среди бородатых рож мелькнуло молодое лицо, синие, смеющиеся глаза. Но Кэм разглядеть не успел, страшно было — а убьют никак? Трясущихся от ужаса слуг заперли в подвале и Кэма к ним поволокли было, но один из бородачей остановил, повертел, руки пощупал. Другие засмеялись. — На кой тебе эта белоручка, а, Ленни? — А ничего, — ухмыльнулся Ленни. — В хозяйстве всё сгодится. В ответ громовой хохот, удар по затылку и темнота.***
Очнулся Кэм от того, что кто-то жарко вылизывал ему лицо. Застонал, глаза открыл и увидел перед собой собачью морду. Кэм дёрнулся — руки связаны. Кое-как пса отпихнул, на бок повернулся и обнаружил, что лежит в углу большого зала, на куче сена. Оборванцы разного возраста орали, делили добычу и щедро делились тумаками, под ногами визжали и вертелись огромные псы. Затылок у Кэма от боли пульсировал, кожу на лице стянуло от засохшей крови. Внимания на него никто долго не обращал, тело затекло от неподвижного лежания, и пёс настырный всё лез. — Да уйди же ты! — в сердцах сплюнул Кэм. — Ага, очнулся! — бородатый Ленни к Кэму направился. Собаку шуганул и вздёрнул юношу на ноги. У последнего от резкого рывка голова закружилась, проморгался уже за столом. Рядом орали песни оборванцы, обнимались и тут же дрались. Девицы откуда-то вынырнули. На одной, очень красивой и юной, мачехино ожерелье сверкало. Остальные красотки грязные, как и их кавалеры, но в шелках, кружевах, таких же грязных, и в золоте. А напротив Кэма тот же парень молодой, которого ещё дома запомнил. Волосы тёмно-рыжие бронзой отливали и кожа белоснежная. А глаза уж до того синие — куда там мачехиным сапфирам. Смотрел не отрываясь, и Кэм уставился, не моргая. На миг даже забыл, где находится. Но долго глазеть не дали. Ленни к себе развернул, опять по плечам гладить начал, по груди провёл. — Руки бы мне развязали… — А на что тебе руки? Главное, чтоб рот свободен был, — сострил Ленни. Вокруг загоготали, сальные шутки посыпались, и Кэма вдруг так за волосы дёрнули, что слёзы брызнули. — Глаза, а? Серые, а? Кудри, как серебро блестят. Хоро-о-ош! Целка ещё? Ничё — дело поправимое. Дальше всё очень быстро произошло. Рыжик, что напротив сидел, исчез и мгновенно перед бородачом оказался. Последний волосы Кэма выпустил и с воплем рукой затряс. — Да ты что, Фарей, с ума сошёл? Рыжий поводил у него перед носом ножом, оскалился и прошипел: — Только тронь! — Чегой-то? — взвился Ленни. — Я его себе присмотрел! — Ты себе много чего присмотрел — вон, уже за пазухой не помещается. — Кто успел, тот и съел! — Бородач торопливо куртку запахнул, но встретился взглядом с рыжим и рукой махнул. — А, хрен с ним, забирай! Связываться с тобой — себе дороже. Бери эту белоручку, может, научишь его задницу себе подтирать, поди, и этого не умеет. Его и продавать-то толку нет — не купит никто. Вокруг снова все хохотом взорвались, а названный Фареем ловко чиркнул ножом, верёвка, опутывающая запястья Кэма, упала, и он с наслаждением потёр затёкшие руки. Добычу со стола смели, появился кабанчик запечённый, утки жареные, караваи хлеба, и драгоценное батюшкино вино рекой потекло. Хохот, пьяные вопли и песни. У Кэма голова ещё сильнее разболелась. — Пойдём отсюда, — синеглазый Фарей ткнул его в бок. — Пока не оглушили.***
— Непривычно тебе, — засмеялся он, когда оказались наверху. Кэм с любопытством огляделся. Похоже на спальню. В нише кровать огромная с резными столбиками, на полу шкуры, трещины на стенах коврами прикрыты, разбитое окно подушкой заткнуто, чтоб не дуло. Под стенами тоже сундуки с добычей. Для тепла две жаровни с тлеющими углями. Кэм в окно глянул и увидел светившиеся вдалеке огни Дэлмора. — Мы в Старом Городе? — догадался он. — Ну, а где же ещё разбойничьи притоны могут быть, как не здесь. Слухами земля полнится. Не боитесь? Фарей засмеялся: — Думаешь, сюда стражи сунуться посмеют? Это они нас боятся. — И облав не было? — Были, да не одна. Но, как видишь, живём не тужим, — Фарей грустно улыбнулся. — Домой хочешь? — Ну уж нет, — отмахнулся Кэм. — Что я там не видал? Мне здесь интересно. Только пусть твои родственники ко мне не лезут. — Не бойся, не посмеют, — заулыбался Фарей. — А я смотрю, тебя здесь уважают, — протянул Кэм. — Так наш атаман — мой дядька родной, отцов брат. — А где же сам отец? — На каторге, где же ещё? — фыркнул Фарей. — А мать сбежала с матросиком. Давно ещё. Только дядька у меня и есть, а я у него. — Ты, выходит, принц воров? А я, стало быть, теперь твой пленник? — Ну да! — довольно ухмыльнулся Фарей. — Я давно слугу хотел. Будешь мне еду подавать, постель стелить… что ещё-то? — Спинку в ванной тереть, — подсказал Кэм. Фарей скривился: — Не, фу! Я в реке купаюсь. А умыться, вон там в углу лохань стоит. И ты умойся — лоб у тебя в крови. Одежду тоже смени, — Фарей кивнул на сундуки. — Там всего полно. Кэм соскрёб с лица засохшую кровавую корку, обтёрся рукавом и, с трудом открыв тяжёлую крышку сундука, выудил первую попавшуюся куртку. Оказалась синей, бархатной, с серебряными пуговицами. Явно у какого-то бедолаги, вроде него самого, позаимствовали. Рыжик, развалившийся на кровати, с интересом наблюдал. — Ну? И что же дальше? Приказывай, хозяин. Фарей плечами пожал, засмеялся: — Чего приказывать-то? Поди, не привык, чтоб тебе самому приказывали? Звать тебя как, красавчик? — Кэм. — Живи так, Кэм. Скучно, знаешь… Чего я в жизни видел, кроме этого, — он обвёл рукой комнату. — Поговорить не с кем. Наши-то… обчистят кого, напьются — песни горланят, да дерутся. О, слышишь? Не поделили чего-то опять, — засмеялся Фарей. — А ты образованный, да? Много, поди, всего, знаешь. Может, и мне чего расскажешь? Кэм подошёл к кровати и нахально развалился рядом. Голова у него прошла, а заодно с болью растворился и страх. Да и разум, похоже. Подцепил пальцем золотую цепь на шее Фарея и легонько потянул его на себя. — А я думал, ты меня для другого спас. — Для чего? — удивился рыжик. — Большой мальчик уже! Должен знать. — Ты как ведёшь себя? — возмутился Фарей. — Ты мой пленник, будь скромнее. Я могу… — Давай, — Кэм подался к нему. — Смоги уже. Я не против. Фарей взвился: — Да что ты, в самом деле? Девка, что ли, продажная? Из богатой семьи вроде… Так теперь богачи своих деток воспитывают? — Трудно удержаться, — признался Кэм. — Я таких красивых, как ты, не видал. Глаза у тебя как сапфиры сияют, кожа нежная, а губы, наверно, сладкие. Сладкие, как малина, что в лесу… А тебе рассказов надобно. Могли бы и поинтереснее чем заняться. Тебе понравится. — Хватит, — Фарей попытался оттолкнуть Кэма. — Пойду, пожалуй… Надо мне… — Да никуда тебе не надо. Пугливый какой — и не скажешь, что разбойник. Явно не в родню свою. А кожа какая… — Кэм провёл пальцем по ключице, не сводя глаз с растерянного лица Фарея. — Везде ли она такая? — А я почём знаю… — Вот и узнаем сейчас… Фарей вскочил. — Ничего себе! Не успел и рук освободить, а уж ко мне тянет. Думал, что от Ленни тебя спасаю, а, похоже, наоборот… Хотел чем поинтереснее заняться? Иди-ка ты… О, дров принеси! — Как скажешь, — вздохнул Кэм. — Спать-то где я буду? — и скривился недовольно, когда рыжик на тюфяк показал. Кэм спал на тюфяке только первую ночь, да и то не всю. Дождавшись, когда Фарей уснёт, встал тихонько и нырнул к рыжику, разметавшемуся на широкой кровати. У Фарея тело сильное и гибкое, кожа шелковистая. Кэм обнял осторожно, и Фарей, вздохнув, прижался к нему. Так и проспали всю ночь в обнимку. А утром потянулся, провёл по телу Кэма и, вдруг проснувшись, резко сел. — Ну ты и наглый! Разве я разрешал? Кэм невинно пожал плечами: — Замёрз. Фарей, ещё не проснувшийся толком, выглядел, как растрёпанный птенец. Волосы рыжие, сзади длиной до лопаток, а спереди срезаны ножом, явно сам постарался, и торчат во все стороны. Взгляд растерянный, губы припухли, ну как не поцеловать? Кэм потянулся и быстро прижался к его губам, пока не опомнился. Фарей только глазами захлопал: — Вот же пленники пошли!***
Разбойники на него внимания больше не обращали. Бородатый Ленни ещё повздыхал и переключился на одну из девушек. Последних тут достаточно было. И блудницы, и воровки, и попрошайки. Джана — младшая жена главаря — самая красивая и нарядная, в меховой душегрейке и мачехиных побрякушках. Кэма пытались работой загрузить, заставить убираться и воду таскать, но Фарей голос повысил — трогать Кэма не велел. — Да и куда ему! — гоготали разбойники. — Небось, тяжелее ложки отродясь ничего не поднимал. Кэм ходил везде, глядел с любопытством. Дом полуразрушенный, но когда-то роскошные хоромы были. Кое-где мебель ещё сохранилась, та, что хозяева с собой не увезли: дубовые шкафы с резными дверцами, из стен разукрашенные светильники торчали. Окна теперь отсутствовали, на полу хрустели осколки посуды, кости, тут же собачье дерьмо на каждом шагу. Разбойники кроватями не заморачивались, сена притащили, коврами и шкурами накрыли. Так и спали вповалку. Во дворе тоже горы мусора и грязи, дырявые бочки и ведра, битые статуи, что прежде дом украшали, только кое-где чахлые кусты жасмина пробивались и редкие цветы, словно испуганно, из вытоптанного цветника выглядывали. А сад так бурьяном зарос, что и не войти. У Кэма в родном доме разве так? Чистота, кусты розовые, все дорожки песком посыпаны — сад солнцем пронизан. В самом доме ни пылинки — армия слуг бегает, трёт и моет с утра до вечера. Но Кэм домой и не торопился. Никогда ещё в таком интересном месте не был. А интереснее всех — рыжий синеглазый Фарей. Среди приятелей Кэма много красивых парней было, но разве таких? Все холёные, все одинаково-приторные. И сам Кэм такой же. Модные кафтаны, пиры и скачки — вот главные темы всех разговоров. А тут такая жизнь настоящая, яркая, красочная, полная опасностей — каждый день, как последний. И оружие у них настоящее, а не как у батюшки, что на поясе для красоты висит — когда ножа рядом нет, яблоки им режет. А какое счастье за столом взять руками кусок мяса и вцепиться зубами. И чавкать, и пальцы облизывать, и тут же смеяться и говорить с полным ртом, и никто шипеть не станет, что он себя ведёт неподобающе. О доме и отце почти не думал, зато барона вспоминал часто и улыбался про себя. Вот женишок-то обозлится. Пускай бесится — не всё ж на его улице праздник. Спал Кэм по-прежнему в постели Фарея. Тот пытался было шикнуть и прогнать, но Кэм такое несчастное лицо сделал. — Жалко тебе, что ли? Кровать огромная, а мне холодно ночью. Простужусь, что делать будете? Фарей рукой махнул. — Но чтоб лапы свои подальше от меня держал, — пригрозил он. Кэм кивнул, а проснулись вновь в объятиях друг друга. Кэм руками развёл. — Само как-то вышло.***
Освоился он быстро, со многими нашёл общий язык, и даже Ленни его по-приятельски по плечу хлопал. — В Дэлморе-то тебя ищут, — сообщил он. — А слухи ходят, что ты сам нас на свой дом навёл. Отцу отомстить, за то, что женить тебя против воли хотел. Я видал твоего женишка-толстопуза, — засмеялся Ленни. — Вовремя мы тебя украли! Только вот обратно тебе нельзя. Говорят, что отец твой злой-презлой, грозится, что найдёт тебя и… — И? — И место твоё теперь здесь, — закончил бородач. — Да только ты, я смотрю, не очень-то расстроен. Кэм и впрямь не расстроился. Отца он не очень любил и, похоже, это взаимно было. Батюшка лишний раз и не подходил, чтоб обнять, а вот за розги чуть что — хвататься любил. Зад Кэма с ними хорошо знаком был. Мачеха тоже только о нарядах и украшениях думала. Кэма старый слуга воспитал, любил как родного сына. А как умер, больше у Кэма никого близкого и не было. Про себя он сбежать давно мечтал, едва его сосватали. Так-то бы духу не хватило, а теперь будто сама судьба помогла. Кружевную рубашку свою он сменил на куртку, шёлковый шарф на широкий ремень. Волосы, что прежде ему завивали, постриг покороче и перевязал шнурком. А вместо изящных туфель с блестящими пряжками сапоги себе по размеру нашёл. Кое-кто уже шутил, что из Кэма неплохой грабитель получится. Незаметно и плавно он вписался в разбойничью шайку и выбросил из головы прошлую жизнь. И пусть господином больше никто не назовёт, в рот смотреть не станет и пылинки сдувать… Кэм и сам был готов с кое-кого сдувать, чтоб только с ним поласковее. Вот только Фарей от него шарахался. Отчаянный и бесстрашный парень, никогда за спинами других не прятался, как на вылазку в Дэлмор — первый и попробуй отговори! Оскалится, глазами сверкнёт — и невольно попятишься. Но стоило наедине с Кэмом остаться — сдувался разом и нервно дёргаться начинал. А в Кэма будто демон вселился. И как некогда барон Ирвин к нему самому лез, теперь он к Фарею тянулся. — Неужели не нравлюсь? — Нашёл бы ты себе девушку по вкусу, — сердито отпихивал его рыжик. — У нас много красавиц. — Мне только ты по вкусу. Женщины Кэму не нравились: слишком шумные, горластые и нахальные. В открытых нарядах, плечи и груди напоказ, а после удачного налета, перепив вина, и вовсе… Кэм хоть и оделся, как все, а всё одно отличался от их приятелей. Первое время к нему приставали постоянно. Кокетничали, пытались на колени сесть, целоваться лезли. А Кэм только ещё усерднее за рыжим ухаживал. Постель лично перетряхнул, перестелил, одежду ему выбирал и лучшие куски мяса подавал. Посмеиваться над Фареем уже стали. — Шустрый у тебя помощничек! А массаж делает? А спинку ночью чешет? Фарей вспыхивал и лез доказывать, что спину свою он никому чесать не даёт. Зато кулаки об чужие рожи чесать любит. — А жаль! — хохотали мужики. — Сперва он тебе, а потом ты ему… Да его самого уже давно пора почесать — так и напрашивается. — Домой не пора тебе? — с надеждой спрашивал Фарей. — Там заждались небось. — Ещё чего! От тебя никуда, солнце моё рыжее! — Не успокоишься — выгоню! — угрожал Фарей. Кэм хохотал: — Ой, напугал! — и тянулся поцеловать. Фарей вконец обозлился и велел Кэму в общем зале ложиться спать. Ну конечно! Будет Кэм после постели да горячего юного тела Фарея в общем зале, среди храпящих мужиков! Нахально поднялся в комнату рыжика и, не успел Фарей рот раскрыть, давай рассказывать всякое… Про горы огненные, что на юге, и волшебное ночное сияние, что на севере. Про многоруких богов, гигантских птиц и невиданных зверей. У Фарея глаза огромные, к Кэму подался: — Ух и врать горазд! — Я не вру, — обиделся Кэм. — Про всё в книгах есть. А вулкан сам видел. Давно, правда, и далеко… Мы на корабле плыли и видали, как из горы огненный дым прямо в небо. — Не сердись! Ещё что-нибудь расскажи. — А вот и не буду! — обиделся Кэм. — И ухаживай за ним, и рассказывай… А сам? Только толкаться умеешь: «Не тронь да отстань»! А теперь и вовсе выгнал. — Ну-у… А приставать не будешь? — Буду. Фарей глаза закатил. Кэм снова ловко приник к его губам, быстро чмокнул и сбежал.***
Кэм перерыл одежды рыжика, отобрал самые красивые, на его взгляд, наряды, выбросив всю рвань. При помощи двух мужчин притащил в спальню огромную лохань и нашёл флаконы с ароматными маслами. Мужики посмеивались, но помогли. — Ну-у, сейчас намоются… Кэм сам горячей воды натаскал, и рыжика поманил. Фарей лишь фыркал. — Я не твой бывший женишок, мне без надобности. Кэм плечом дёрнул: — Ну, тогда я искупаюсь. Подай-ка мне вон тот пузырёк. Фарей только руку протянул, как Кэм схватил его и толкнул его в лохань. Рыжик только руками взмахнул, плюхнувшись в воду и обдав Кэма брызгами. Вынырнул мокрый и злой. — Ты с ума сошёл? Да мне только свистнуть… — Мокрый свистеть будешь? — Кэм спокойно руки на груди скрестил. — Народ не смешил бы. Фарей ноздри гневно раздул, но рубашку стащил — швырнул в Кэма. — А теперь выйди! Я не стану мыться при тебе. — Ой, да мы стесняемся? — Станешь тебя стесняться, когда глазами так и ешь, — проворчал рыжик. Кэм засмеялся. Помог Фарею стянуть штаны, налил в ладони ароматного настоя для волос и, встав на колени, стал голову ему мыть. Фарей едва не застонал от удовольствия. Глаза закрыл, чуть ли не замяукав. — Ой, приятно-то как! Кэм нежно массировал кожу головы, незаметно на шею перешел. Фарей опомнился, когда шаловливые руки к животу поползли. — А ну, брысь! Кэм встал: — Ну и противный же ты! Чего строишь-то из себя? — Ничего я не строю! — огрызнулся Фарей. — Я тебя не хочу, неужели не понятно? — Ой, ну кого ты обманываешь, Фарей? Если бы ты не хотел, меня тут давным-давно бы не было. Тебе только дядьке своему шепнуть, а ты молчишь. — Я не маленький, чтоб взрослым жаловаться. Я могу и сам… — Пока что ничего не можешь, — перебил Кэм. — Фыркаешь только. Если б у тебя девчонка была, я бы понял — так ведь нет. Зато как ты смотришь на меня, я вижу, и как отнял у Ленни, тоже помню. Метнулся, аж стол чуть не опрокинул. А потом что? Струсил? — Я струсил? — вспыхнул рыжик. — Признайся уже, что это так. Не бойся, я никому не скажу. Фарей встал в полный рост. Вода стекала по коже, а сапфировые глаза метали молнии. Ни дать ни взять мраморная статуя древнего божества. Кэм от восторга онемел. — Знаешь что? — процедил Фарей. — Пусть я неграмотный и читать не умею, зато считаю хорошо. Может, тебе рёбра пересчитать, чтобы понял — трус я или нет? — У меня, кроме рёбер, и поинтереснее что найдётся, — ухмыльнулся Кэм и тут же от удара на пол полетел. Чертыхаясь, Фарей замотался простынёй и, подойдя к Кэму, легонько пнул ногой: — Вставай, чего разлёгся? Кэм не шевелился. Фарей бросился на колени, затормошил, перевернул на спину. — Кэм… Да как же… Я же не сильно… — и оказался пойман. — Ах ты… Кэм договорить не дал. Притянул к себе и впился поцелуем.***
— Трогал тебя здесь кто-нибудь? — шептал Кэм, касаясь губами кожи за ухом. Прикусил легонько за мочку, на миг забираясь языком внутрь маленького уха. Щекотнул шаловливо, и Фарей поежился. Кэм скользнул губами по шее, перешёл на ключицы. — А здесь тебя кто-нибудь ласкал? Говорил тебе хоть кто, какая у тебя здесь нежная кожа? Фарей только вздохнул и просипел что-то. Кэм же больше не спрашивал, теперь занятый его сосками. Трогал губами, словно пробовал на вкус. Причмокнул, оторвавшись на миг от одного, и тут же перешёл на второй. Фарей чувствовал его руки на спине — водил пальцами по позвонкам и, еле касаясь, обводил лопатки. Руки у Кэма ласковые и нежные, и у Фарея подрагивали конечности. Ещё пытался оттолкнуть, но не мог. И сдался. Закинув голову, вздохнул, млея от ласк. Кэм перешёл на бока — приятно и немного щекотно, потом на живот… Пальцы и губы тёплые кольца по коже выводили, кружил вокруг пупка, на миг ввинтил язык внутрь, и Фарей едва не вскрикнул. Вскоре терпеть щекочущие ласки уже стало невыносимо. А Кэм не торопился. Спустился ниже и медленно провёл языком длинную дорожку вдоль бедра. Было стыдно, но Фарей только сильнее развёл ноги. Кэм ласкал нежно, едва касаясь кожи, и ему это нравилось не меньше, чем рыжику. Накрыл губами головку члена, и Фарей захлебнулся от неожиданности. Пытался толкнуться в горячий рот, но Кэм крепко держал за бёдра, не давая шевелиться. Не брал член в рот, а только облизывал головку и отстранялся. — Что ж ты издеваешься… — хрипел Фарей. И когда уже был готов заорать, Кэм заглотил полностью… и снова сразу выпустил. — Хватит… не мучай… — Это тебе за твои отказы, мой рыжий недотрога, — прошептал Кэм. Фарей попытался сам взяться за член, но Кэм ему руки перехватил. Опять целовал, вылизывал, водил языком по стволу, пока Фарей не начал извиваться и голосить. Тогда сжалился и насадился ртом до основания. Рыжик всхлипнул и не сразу почувствовал скользкий палец в заду. От неожиданности замер, и Кэм ловко ввёл второй. И снова сосал, заглатывая до основания. Фарей в ощущениях потерялся. Не заметил, как Кэм приподнялся, сделал движение и, рыжик на мгновение пришёл в себя. — Больно? — улыбаясь, спросил Кэм. — А теперь? Одно движение — и рыжика выгнуло, перед глазами у него поплыло всё. Кэм двигался мягко и неторопливо, с каждым толчком даря блаженство, и Фарея уносило всё дальше и дальше из этого мира. Хватался руками за простыни, за деревянное изголовье, за плечи Кэма, а тот ловил ртом его пальцы. Наслаждение стало непередаваемо, и в какой-то момент Фарея скрутило в тугой узел и будто взорвало. Перед глазами мерцало, волнами пробегало по телу и медленно отпускало. Фарей тряпичной куклой валялся на кровати, не в силах пошевелиться. Кэм, улыбаясь, склонился над ним. — Давай только без этого, ладно? — еле шевеля языком, сказал Фарей. — Без чего? — Этих твоих: «Я же говорил»! — Не буду, — Кэм засмеялся и вытянулся рядом. — Надо помыться бы. — Ага, — кивнул Фарей, но с места не двинулся. Кэм тоже не шевелился. Думая, что он уснул, рыжик повернул голову, но Кэм, подперев голову рукой, смотрел на него. — Ну и чего? — Я говорил, что ты красивый? — Тысячу раз. — И жутко вредный, — улыбался Кэм. Фарей не ответил — глаза закрывались. Проснулся Кэм один. Обычно будил его рыжик, пиная и пихаясь, но утром под боком никто не пыхтел. Внизу Фарея тоже не обнаружилось, а Рей на немой вопрос Кэма засмеялся: — Сбежал куда-то. Что, завалил-таки нашего Фарея? Уж слыхали, как он голосил под тобой. Кэм хмыкнул довольно, но Рей подошёл вплотную и сказал: — Я не против, что он с тобой в любовь играет, но учти: обидишь — живьём кожу сниму. Фарей объявился только к вечеру, когда Кэм уже нервничать стал. Глянул хмуро и наверху скрылся. Кэм оторопел. Поморгал недоумённо и следом пошёл, но дверь заперта оказалась. Стучаться Кэм не стал, спустился вниз, нашёл местечко в углу, на охапке сена. Утром рыжик спустился. Подошёл было к Кэму, но тот взмахом руки остановил. — Не волнуйся, я понял, что тебе не понравилось, — спокойно сказал он. — Можешь спать спокойно, больше не пристану. — Что-о? — вытаращил глаза Фарей. — Да с чего ты взял? — И бегать за тобой больше не стану. Сколько можно терпеть, я не деревянный, в конце концов! Ночью я было подумал… но ошибся. Ледышка ты, — и, не обращая внимания на захватавшего воздух Фарея, продолжил: — Дядька твой меня на дело зовёт, говорит, пора в люди выходить. Вот украду себе мальчонку поласковей, тогда и славно будет, а ты… — Да я… — Фарей осёкся. Взъерошил волосы, глядел почти с испугом. — Что ты там себе напридумывал? Мне одному надо было побыть. Я ж ни с кем ещё… А тут ты, да ещё с таким напором. И вовсе я не ледышка! Я-то сперва подумал, что ты другой. Когда тебя увидел там… в твоём доме… Испуганный такой был. Я сразу понял, что у Ленни тебя заберу и защищать от всех буду. А пришлось самому… Ты просто прирождённый разбойник. Смелый, никого не боишься. Суток не прошло, а ты уж был на равных со всеми. А меня и тянуло к тебе, и… Ну да, боялся. А теперь ты собрался в город с Реем… хочешь стать таким, как он… как все. Я этого не хочу. — Чего же молчал? — выдохнул Кэм. — Только как тебе скажешь? Рот откроешь, там уже твой язык. Кэм закусил губу. — С Реем я тебя не пущу — забудь, — продолжал Фарей. — Я думал, что мы могли бы в городе жить, я работу найду, — сказал он. — Думаешь, я только воровать умею? Подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику запросто устроюсь. Хошь к плотнику, а хошь — глину месить. — Мне нельзя обратно, меня узнают сразу. — Вот-вот! — оживился Фарей. — Оно и к лучшему. Давай уедем? Рей, конечно, побесится, но отпустит. Ты рассказывал такие истории — я тоже хочу всё увидеть, и горы огненные, и дворцы, и храмы… У меня денег достаточно… — Вдвоём? Опасно. — Ба-а! — Фарей захохотал. — А с нашими на вылазку — не опасно? Так кто из нас трус?