Хотеть касаться

Я не любила её, но мне нравились её светлые волосы, которые завивались на кончиках. Мне нравились её голубые глаза в обрамлении светлых ресничек. Я обожала её вишневые щёки. Все это мне было по нутру. И я поглощала её взглядом, жестами, мимикой, улыбками, равнодушием, отвержением, отторжением. Я могла пройти мимо, оставив за собой шлейф моих любимых духов и знать, что она ощутила этот запах. А могла оставить вместо шлейфа улыбку, которая заставляла эту девочку забывать о том, что вот-вот прозвенит звонок. Я задыхалась от равнодушия, а она задыхалась от чувств. Я разрывала по ночам свою душу на части от одиночества, а она закутывалась в тёплый плед и выдавливала из себя слёзы, чтобы хоть как-то облегчить осознание пустоты с моей стороны. Такие близкие и такие далёкие. Такие схожие и такие абсолютно разные. — Здравствуйте, Александра Евгеньевна! — радужно улыбаясь, ласково произносила она, а я наблюдала, как в уголках её глаз собираются маленькие морщинки. — Здравствуй, котик, — мило улыбалась я, зная, что именно моя улыбка сможет её воскресить даже в самый ненастный день её жизни. И мы расходились. Я не вела у них ничего, поэтому могла позволить себе неформальное общение, которое и началось в каком-то из месяцев моего концлагерного пребывания в школе. — Здравствуйте, Александра Евгеньевна. А Вы правда смотрите аниме? — с такого неловкого вопроса с её стороны и началось наше более тесное общение. — Да, а какой жанр тебе нравится? И всё. Я не помню, как мы перешли на ты, как я стала узнавать её прошлое, настоящее и планы на будущее. Я помню лишь мысли о разнице в возрасте и о том, что же будет. — Саш, можно я утром приду перед твоими уроками? — немного задыхаясь, произнесла она, записывая голосовое. Я невольно представила, как она прижимает к своим пухлым губам микрофон и старается шептать так, чтобы это услышала лишь я, даже, если осмелюсь включить запись среди толпы. «Можно)», — коротко ответила я, приписывая смайлик и зная, что это её заденет. А ведь могла бы голосовым. Еще до начала нулевого урока она появилась на пороге моего кабинета, аккуратно приоткрыв дверь и заглядывая внутрь. Увидев мой радушный взгляд и немного осмелев, она вошла, мягко ступая по скрипучим деревянным половицам аудитории. С того момента мы, казалось, стали ещё ближе друг к другу. Я не хотела впускать её в своё сердце. Она была слишком юна, между нами не могло быть ничего больше скрипучих деревянных половиц аудитории и коротких сообщений. Между нами не могло быть ничего, кроме её тёплых улыбок и моих холодных взглядов в ответ. Не могло и я не собиралась ничего допускать. — Саш, ой, Александра Евгеньевна, — сделала она ударение на моём отчестве, заметив, как в класс вошли ребята, — можно я зайду завтра? Я кивнула и выдавила из себя ласковую улыбку, попутно отвечая на приветствия тех, кто вошёл. Она вышла. Я забыла о ней. Дни тянулись. Я рыдала. Иногда вливала в себя алкоголь. Иногда забывалась со случайными людьми. Иногда с неслучайными, но все же забывалась. Она писала мне часто. Фактически каждый день. Делилась впечатлениями, сбрасывала фотографии. Она была моя. Хотя сама того не осознавала. — Саш, ты дома? — раздалось глухо в трубке, ещё больше заглушаясь всхлипами. — Да, ты хочешь придти? — я немного забеспокоилась. — Если можно… — видимо, она что-то еще хотела сказать, но решила дождаться моего ответа. — Да. Знаешь куда? — Да. Чтобы знать, что для меня такое беспокойство, нужно знать меня. Меня волнует лишь работа. Ни о каких чувствах и речи быть не может. Только деловые отношения и я. Я и деловые отношения. А здесь во мне что-то дрогнуло… Давно забытое, странное. Как будто среди паутины ожил паук, который уже и разлагаться начал, и решил создать что-то прекрасное, распутав старую паутину и вытерев пыль в комнате. Я ощутила, что я переживаю за кого-то, кроме себя. Она пришла и мы провели вечер в разговорах. Обсуждая личное, неличное, важное, неважное, больное, здоровое, нужное, нежное, властное, опасное, наше. Моя девочка ушла, а я стояла, держа ключ в руке, думая о том, как же прекрасны её волосы, как же невинны её губы и как же я жалею, что не могу её удержать дольше, чем на долю секунды в своих объятиях. Время шло. Она приходила ко мне на чай, на разговор, на объятия дольше доли секунды. Мы стали ближе. Запретная близость, которая вызывала отторжение у всего моего естества. «Разве можно? Разве возможно? Разве такое допустимо?» — в один голос кричали мне мои внутренние пауки. — Котик… — я улыбнулась. Мои щеки стали под цвет жидкости в моем бокале. — Почему ты всегда зовёшь меня котик? — она смущенно улыбнулась, немного недовольно оценивая содержимое моего бокала, которое пустело. — А почему нет? — я опустила взгляд на её руки. Она держала их на столе и сплела пальцы. — Ты меня боишься? — Нет, с чего ты взяла? — заметив мой взгляд, она спрятала руки под стол. — Да так… — я улыбнулась и посмотрела в окно, за котором давно уже виднелось лишь черное небо и светлячки звёзд. — Я хочу лечь. Ты со мной? Я упала на кровать и уткнулась в потолок. Она робко легла рядом. — Как думаешь, какой вкус у бесконечности? — я повернула голову и уткнулась взглядом её щёку. — Вкус шоколада? — она засмеялась. — Хм, возможно, — я даже не подумала бы об этом. Я придвинулась к ней ближе и приобняла. Я ощутила, как ее волосы под моей рукой издали звук, похожий на шелест листьев. Боже, как она прекрасна. Она лежала и смотрела на меня, подтянув под себя колени и запустив руки между них. Её губы были слегка приоткрыты, а глаза широко распахнуты. Не было возрастных рамок, не было времени, не было меня, не было её, были лишь мы и вечность. — Тебя когда-нибудь брали на понт? — тихо прошептала я, боясь, что вот-вот захлебнусь своими же словами. — Нет, — она легко засмеялась, а я видела, как за этим смехом скрывается чертовски сильное смущение. — А хочешь, я возьму? — я присела на кровати и она тут же повторила за мной. — В смысле? — она недоумевающе улыбалась. — Слабо меня поцеловать? — я улыбнулась и ощутила, как предательские морщинки в уголках глаз выдавали то, что мне явно не восемнадцать. Она лишь смущенно улыбнулась и произнесла что-то наподобие «не знаю». Я почему-то тоже смутилась. Чувствовала себя школьницей. От меня веяло вином, но я была не пьяна. Я осторожно приблизилась к ней и провела пальцами по её щеке. Она мгновенно отозвалась на мои действия и задрожала. — Боже, ребенок, ты так дрожишь… — я попыталась убрать руку, но она тут же её перехватила и остановила на своей щеке. Я следила за её глазами. А её глаза смотрели куда-то вниз. Но внезапно она распахнула ресницы и посмотрела прямо мне в глаза, рассекая темноту и выискивая своё отражение в моих глазах. Я сглотнула. Ощущала, как моё сердце готово было не просто выпрыгнуть, а вырваться птицей, которую насильно заперли в клетку. — Поцелуй меня… — срывающимся голосом шептала она, глядя на меня. Я не могла не сделать этого. Я просто прижалась к ней губами, ощущая, как её пальцы сжимают мои пальцы. Я глотала воздух, глотала её губы и ощущала, как хочется продолжения. Я глотала свою жизнь, выдыхая всю свою боль и чувства, которых не было. Я выдыхала, а за окном густела ночь. Я жила. А она расцветала в моих руках.