Я стал отцом

Стенц ввалился на кухню во второй половине дня, привычно зацепившись ногой за ящик с картошкой и выругавшись на русском в три этажа. Вадим сделал вид, что не слышит очередного требования убрать этот ящик к чертям туда, где ему место. Возможно, потому что сам он этот ящик легко перешагивал. Стенц же, когда был не занят ничем, цеплялся ногами за всё, что плохо стояло. То, что было кроме того не прибито, обычно отправлялось в чудесный полёт. Ругань при этом стояла такая, что наёмники прямо заслушивались. Не переставая шипеть, Эмил полез в холодильник. — Молоко где? — буркнул он из белоснежных холодных глубин. — Сэр, — Джон только закончил готовить, вытирая руки полотенцем, — вам помочь? Сегодня суп. На второе макароны, котлеты меня Вадим научил делать. Остались хот-доги и немного яблочного пирога. Могу вечером ещё сделать. Стенц выглянул из-за дверцы недовольно пищащего холодильника и окинул его взглядом одного глаза. Выражение этого взгляда было достаточно хитрым. — Жиром мы скоро тут все заплывём. О, нашёл! Вынырнув с пакетом молока, он жадно прямо к нему присосался. — Может, в чашку, сэр? Если нет, я пошёл к себе. Стенц сунул молоко обратно и утёрся рукавом. — Культурологи все вокруг, грамотные все стали… Может, мне ещё не материться? Закончил, что ли? Может, с нами посидишь? Телек посмотрим… Джон сглотнул и бросил отчаянный взгляд туда, где стоял Вадим. Но тот уже ушёл, из гостиной раздавался его зычный голос. Опять ругаются с Килликом из-за кресла. В гостиной стояло только два кресла. В одном всегда сидел Стенц. Второе было вакантным. Иногда его занимал Тайлер, когда печатал на телефоне какие-то особо личные сообщения. Мулкани даже ржал, что у Кипа, наконец, появилась девушка. Когда Тайлер не печатал это личное, он любил сидеть между Моттсом и Мулкани, по-всякому высказывая им симпатии. Мулкани млел, откровенно наслаждаясь, когда Кип гладил его колено или бедро. Моттс его хватал в захват и слегка придушивал. Это уже нравилось Кипу. Вадим любил сидеть в кресле, потому что его большое тело не помещалось рядом с другими. А Киллик просто любил всех доставать. Сейчас разборки тоже прекратились из-за компьютерщика. Значит, будет снова хмуриться и строчить свои тайные послания. Стенц уже требовал у него телефон. Пока мягко, всё же боялся обижать их гения. — Это приказ, сэр? — Да, — просто сказал Стенц. — Сидишь в подвале, как сыч, ребята нервничают. Дождёшься, что Киллик притащит литературу по психологии… с сомнительным содержанием. — Ладно. Джону ничего не оставалось, как потащиться в зал. Место у телевизора лично для него выбиралось просто. Кто первым цапнул — на того и рухнул. В этот раз первым цапнуть успел Моттс. Сегодня жаркий вечер, поэтому большая часть компании расположилась на полу. Диван занимали только Моттс с Дергом. Моттс тут же практически уложил Джона на себя. Дерг положил его ноги себе на колени. Сбросил кеды и стал ласкать стопы, аккуратно массируя. Почти блаженство. Джон действительно устал, гоняя целый день на кухне. Моттс поцеловал его в висок: — Спасибо. Вкусно было. Кейл вообще не понимал, из какой стали сделан этот парень. Он легко удерживал его на груди, хотя Джон был всё же больше него. Стенц привычно забрался в своё кресло. Потянулся было за пультом, но плюнул на эту затею. Вместо этого цапнул с подоконника коробочку и вчитался. — Тайлер! Эй, Земля вызывает. Тут две недели нужно или три? Я что-то забыл. — А? Тайлер явно был в загадочном «далеко». Или поругался со своей крошкой. Потому что щёлкал по кнопкам как остервенелый, не обращая ни на кого внимания. Стенц просто кинул в него коробком. — Я говорю, сколько мы уже эту штуку используем? Не слишком ли долго? А то мало ли, что случится… Мулкани тихо хихикнул. Типа поёрзал, что неудобно. На самом деле сместился в сторону дивана и прислонился затылком к подлокотнику, скосив на Детку глаз. Ненадолго, но всё-таки. Церн перекатился со спины на живот. — Две недели нормально. Не отвлекайте меня! Я попозже, ну, в общем. Так начинайте. Джон дёрнулся, но Моттс почти тут же зафиксировал его в крепком захвате. — Не бойся. Будем аккуратно. — У, гения унесло в ебеня, — сообщил Киллик. — Не поспей к раздаче, умник! Церн дотянулся и упёр у хакера ту самую коробочку и бросил её Дергу. Стенц меж тем закинул ноги на подлокотник кресла. Следующим движением он обычно соскальзывал на пол и постепенно перебирался к дивану. Как зверь на охоте. На любимую добычу. И это явно его заводило. В этот момент Тайлер уронил телефон, и что-то в нём загадочно щёлкнуло. — Где моя дочь, сукин сын?! Ты месяцами слал ей игрушки, фотографии Джона! Сколько ты хочешь?! Или нет? Хорошо, я заткнусь! Я больше не пойду в ваш проклятый Белый Дом! Не смейте отбирать у меня ещё и дочь! Стенц свалился из кресла. Буквально. Впрочем тут же перекатился по ковру и встал на четвереньки. — ТАЙЛЕР-Р-Р! Рык получился знатный: задрожали все стёкла. Этот рык означал обычно, что кому-то вот-вот открутят башку. Но до этого владелец башки сам жутко захочет, чтобы ему её наконец открутили. Киллик подавился пивом и надсадно закашлялся. — Етить вашу мать… — выдал Вадим. — Мэм, я… в общем… она купила другой телефон. Я пытаюсь его отследить, но она купила его с рук. Я стараюсь. Если… если меня прямо сейчас не убьют, я найду её в течение пары минут. Джон свалился с дивана. Моттс правильно сделал, что его отпустил. И Кейл попытался броситься к телефону. Вадим схватил его и зажал рот рукой. — Нет-нет! Она и так на взводе. Только не сейчас, мужик. К тому моменту Стенц уже даже пришёл в себя. Волна ярого гнева схлынула. Поднявшись, он в два шага пересёк гостиную. — Быстро, кратко, по делу: что случилось, когда и где? В мотивах позже разберусь. Если будет, с кем. — Если кратко, сэр. Я переживал за девочку. Простите. Люблю детей. Я вышел с ней на связь, когда были ещё в пустыне. Просто СМС-ки. Слал игрушки, слал фото Детки, чтобы показать, что он жив. Взял слово не говорить матери. Знал, Эмили необычная девочка и не будет делать глупости. Мне нужно было бить тревогу, когда она… вскрыла пароль этой линии. Но пароль был простым. Имя её отца. И когда она попросила пистолет. Я отправил пистолет, естественно, без патронов. А потом, после последнего фото… В общем, я думаю, она интересовалась. Можно что-то прочитать в интернете. Про шпионов. Она забрала свои сбережения. Оставила дома телефон, потому что… он… был засвечен. Думаю, сейчас она садится в автобус до этого города. Конечно, её тормознут на границе, но зная Эмили… Её это не остановит. Прошу, подключите. Кого-нибудь. А потом можете убить меня. Знаю, что дурак! Но ребёнок… Простите. Я всё время забываю, чья она дочь. — БЛЯТЬ! Стенц взвыл просто на месте. Страшным взглядом окинул Детку. — Волчья она дочь, долбоёб! Кейл, официально дозволяю его придушить! Его же любимыми проводами! Моттс, готовь автомобиль. Вадим, телефон! Поймав на лету трубку, он быстро набрал какой-то номер. — Да, обещал не звонить! Да, припекло! Срочно найди информацию… С этими словами он скрылся из виду. Судя по звуку, направляясь в сторону арсенала. Скип вжался в кресло, глядя, как Кейл приближается к нему. — Он ушёл? Ваш, главный? Дай мне поговорить с мужем! — Бля, — пролепетал Тайлер, поняв, что телефон ещё на громкой связи. — Дай, — кивнул Моттс, — мы ничего не скажем. — Быстрее, — Тайлер дал телефон, — мне нужно продолжить поиск. Джон дрожащими руками схватил трубку, падая на колени у кресла. Он пытался схватиться хоть за что-то, какую-то опору. Опорой оказалась рука Тайлера. — Я жив. Я тебя люблю. Мы её найдем. Я… я вернусь, как смогу. Не звони больше. Тебя могут убить.

***

У Эмили внутри всё тряслось. Ей удалось забраться в автобус, но он едет только до последнего приграничного городка. Дальше нужно думать. В сумке был пистолет. Нужно добыть патроны. На коленях планшет, в руках телефон. На планшет она поставила ту прогу, защиту от прослушки, которую нашла в интернете. Выйти на закрытую линию с тем человеком пока не выходило. И она не знает, друг он или враг, сможет ли помочь. Жив ли? Она оставила телефон и короткую записку матери. С извинениями. И фото, последнее, со зданием исторического значения. В Мексике только один город с такой церковью. Они смогут найти Джона сами. Не нужно больше никого ждать. Автобус заскрежетал тормозами. И стал останавливаться. На остановке одиноко ждала женщина. Ничего примечательного в одежде: чёрная тонкая кофта с вырезом, чёрные джинсы, песочного цвета кеды. На плече — небольшая сумка с перекинутой курткой. В ухе модная гарнитура. Примечательны были разве что её огненно-рыжие волосы, волной лежавшие по плечам. Она что-то сказала водителю, расплатилась и прошла по салону. Автобус потихоньку двинулся дальше. — Можно присесть? — улыбнулась она, поравнявшись с Эмили. Эмили бросила на женщину затравленный взгляд. Нет, стоп, как там писали в книгах? Нужно выглядеть естественно. Враг читает лица. — Ага. Эмили напустила скучающее выражение, продолжая мучить телефон: как же этот человек настраивал свою закрытую линию, а? Проклятье! — Спасибо. Женщина пристроила сумку с курткой на полку и села рядом. — Меня зовут Майя. А ты, наверно, Эмили Кейл? — Да, я Эмили Кейл. Но это, знаете… Ерунда. Сейчас я просто девчонка, которая едет в гости к подруге. Ага, вот так. Немного информации для размышления. Там так писали. Больше говорите. Пустой трёп. Люди запоминают мало, когда говоришь много. И рожу такую, потупее. Женщина усмехнулась: — Понимаю. У тебя, наверно, зубки болят? — Не-а. Хотите жвачку? Получилось. Красная линия связи настроилась сама. Он ищет её! Позвонить? Она всегда боялась. А что если просто опять написать? Эмили начала печатать сообщение. «Привет, Люси. Твои предки тебя не прибили? Я еду, если что». — Спасибо, не откажусь. Мне показалось, у тебя что-то с лицом. Майя приподнялась со своего места и потянулась к окну. — Дай-ка я прикрою шторки… Дальше всё было точно совершенно случайно. Автобус дёрнулся на ухабе, вынуждая Майю ухватиться за багажную полку. Сделала она это неловко: сумка, стоявшая рядом с её багажом, подозрительно сильно грюкнула об пол. Что-то скользнуло к ним под сиденья. Эмили никогда не думала, что она такая спортивная. Чёртова пушка, упакованная по всем законам контрабанды, выпала из сумки, как будто его специально сверху клали! Эмили постаралась прикрыть его руками. Куда там! Сама выбрала со злобы самый здоровый. И этот псих, анонимус с кроликами, его и прислал. — Ха, ха. Простите. Сувенир. Мы как бы с подругой… это. Любим военную атрибутику. Подарок везу. А, вот. Она сунула пушку поглубже, передав женщине жвачку. Хоть бы не заорала! В это время в гостиной все сидели очень тихо и дымили очень сильно. Джона трясло. Вадим подливал ему в стакан. Тайлер окружил себя тремя ноутами и Шивой. Сладкому тоже предпочёл сигарету. — Бля, ну как женатик. Только жену за жопу, а тут ляльке подгузник менять, — Киллик выбросил бычок и запалил новый. — Вы не думайте, я ж переживаю. — Не твой, — сказал Моттс. — Что ебу, то моё. Результат хоть есть? — Да! Нашёл! Она на связи. Спрашивает, жив ли я. Тут же на столе всхрипнула рация: — Скажи, что недолго тебе осталось. Или как хочешь. Мы тоже уже нашли. Спроси у папаши, что её успокоит. Они идут на контакт. И да, про пистолет поговорим особо! Вот только вернусь. — Ничего, — Джон покачал головой, — раньше, ну, помогало, когда я ей дарил что-то, связанное с политикой. Сейчас не знаю. Она прёт как танк, если злится. Но ей нужен вожак. Она… я не знаю, как Моттс. Она сильная, но ей нужен вожак. Если только этот психолог поедет искать меня вместе с ней. И ей нужен враг. Если Стенц ей позвонит, и она осатанеет от злости, ей можно сделать укол снотворного. — Классная девка, — улыбнулся Дерг. — Сколько ей, Кейл? — Одиннадцать, — Джон уронил лицо в ладони. — Нет, не доживу, — ухмыльнулся Дерг, уворачиваясь от подзатыльника Вадима. — Молчать! — Стенц явно был зол. — Так и быть, сделаем. Вадим, бутылку убери. То, что меня нет, ещё ничего не значит. Дай ему сигарету, в кресле остались. Ждите. Связь вроде бы отключилась. — Боже, боже, — Тайлер поглаживал Шиву, — только бы она не вляпалась. — Дебил. Ты. Но хороший. Сука, — улыбнулся Моттс, запаливая Джону какую-то странную сигарету. — Что мне ей ответить? Стенц! — Тайлер, ответь, что папа её злится. Почти не враньё. А мы на местах поработаем, — выдохнул Стенц. И, судя по шороху, рацию всё-таки вырубил. Майя бросила взгляд в окно. Их только что обогнала машина. — Знаешь, мой друг тоже любит оружие. Он хороший специалист. Не хотела бы познакомиться? Бывший военный, под настроение любит что-то такое рассказывать. Служил в Пакистане. — Хм, нет. Я вообще как-то отошла от этой темы после Белого Дома. Это для подруги. Парень прислал сообщение: «Я жива. Но папа злится. Езжай домой!» «Я близко. Лучше встреть меня во дворе». Как бы чётче написать, что ей нужна помощь в пересечении границы? Но Майя уже достала трубку: — Алло! Да, Дэн, прости, что так поздно. Не спишь? Уже не спишь, прости. Тут со мной девочка… ну да, ты знаешь. Из Белого Дома. Что? Сейчас, подожди. Она прикрыла трубку: — Слушай, поговори с Дэном минут пять, ладно? Если он не ещё не сбросил звонок и не пошёл дальше спать, значит, ему интересно, — Майя подмигнула. Проклятье! Мало того, что нужно пудрить мозги этой тётке, так ещё и её парень! То ли вояка, то ли журналист. Ладно, успокаиваемся. Ты хорошая девочка. Ты звезда новостей. — Ладно, только пять минуток. Мне мама должна позвонить. Беспокоится, как я еду. Эмили взяла телефон. Тяжёлый, странный, на вид очень дорогой. С таким туристы обычно не ездят. — Эм, здравствуйте. Я Эмили, слушаю вас. — Что ты делаешь, Эмили Кейл? Это странное ощущение. Эмили помнила, как в первом классе верзила Карл разорвал её рисунок, который она рисовала для Джона. Листы мира рвутся с похожим звуком. Ненависть поднялась изнутри удушающей волной. Она повернулась к женщине и улыбнулась ей как можно милее. Нужно было ещё взять нож для ближнего боя. — Еду в гости к подруге. А почему вы интересуетесь, сэр? Тихий, сдавленный смешок. И серьёзный голос того террориста: — Потому что твои родители против. Возвращайся домой. Ему страшно. — Я доеду, сэр. И клянусь, если ты станешь у меня на пути со всеми своими солдатами, всем своим оружием, я умру. Но прежде, чем умереть, я тебе перегрызу глотку зубами, мразь! Эмили толкнула всем телом женщину, вырываясь в проход. Люди вокруг испуганно зашептались, один мужчина начал вставать со своего места. Автобус резко затормозил, вспыхнули знаки блокировки дверей. — Уважаемые пассажиры, прошу всех оставаться на своих местах. Мы пробили колесо, на ремонт нужно время. Темноволосый мужчина подхватил девочку на руки. Эмили ничего не успела сообразить. Женщина будто её только обняла, но тело стало лёгким, невесомым. Эмили закрыла глаза, проваливаясь в сон. — Всё в порядке, не волнуйтесь. Это моя дочь. Могу показать документы. Расступитесь. Шон чувствовал себя хуже, чем когда-либо в жизни. Потому что ребёнок, обычный ребёнок, оказался сильнее его. Он вышел из автобуса и перенёс девочку в служебную машину. Уже почти положил на заднее сиденье, когда этот гад вышел из своей тачки, подошёл вплотную, встал рядом. Эмили даже во сне сжала кулаки. Как будто чувствовала присутствие зверя. Шон снял пиджак и накрыл им малышку. — Не знаю, кто из чинуш у тебя сосёт, но если ты её тронешь, я тебя убью. Конечно, меня тоже убьют. Но, по крайней мере, я буду знать, что семья Джона в безопасности. Кто тебе эта малышка? Почему ты подключил операцию? Зачем светиться ради ребёнка? — Ты не поймёшь, — поморщился Стенц, явно не пребывая в восторге от спонтанного допроса посреди ночи. — Но она ему дорога. И я никогда не одобрял эти детские крестовые походы. И сам бы никогда их в это не втянул. Майя, ты забрала у неё пистолет? — Да, — женщина протянула ему Беретту. — Господи, Дэн, кто додумался до такого? Она же ребёнок! Стенц только вздохнул, покачивая в руке пистолет. И разглядывая девочку на сиденье служебной машины. Достал телефон: — Сняли с автобуса. Спит. — Дай трубу, — Моттс отобрал у Тайлера сотик. Все по-прежнему сидели в гостиной. Джон спал, положив голову Тайлеру на колени. Тут встрепенулся. — Всё хорошо, везут домой, — сказал Тайлер. — Стенц. Езжай сюда. Поговорить хочу. Он дурак. Но это не проблема. О проблеме говорить. Кейл спит. И Моттс бросил телефон обратно их горе-гению. — Напиши жене. Скажи. Ребёнка везут.

***

Мелани сидела в кресле, раскачиваясь. Гора таблеток на столе не решала проблему. Она слышала голос Джона. Голос, дрожащий от ужаса. Он предупредил, как мог. Позвонили в двери, на пороге стоял тот парень, Шон. Он передал ей на руки спящую дочку. — Завтра у неё будет болеть голова. Нет, не спрашивайте, как. Считайте, тот человек — друг Эмили. И он помог. — Друг? — Мелани усмехнулась горькой, старческой усмешкой. — Насколько это возможно. — Я проклинаю твоего президента. Убирайся. Она отнесла дочку на кровать. Укрыла одеялом. Эмили только на минуту открыла тяжёлые веки: — Я пыталась, мама. Он был так близко. — Я знаю, дорогая. Знаю. Спи. «Волк в зиндане». Завтра она встретится с тем человеком, она готова.

***

Стенц вошёл в гостиную тяжёлыми шагами. Рухнул в кресло. И выложил на стол пистолет. Обвёл всех взглядом и прочистил горло: — Итак. Граждане детолюбцы, сочувствующие и прочие долбоёбы. Призываю вас поделиться прямо сейчас всем, что ещё вы творите в адрес этой семьи, а мне не считаете нужным сообщать. Диверсанты, бля, недоделанные… — Я — больше ничего, — тихо сказал Тайлер. — Если нужно понести наказание, я готов. — Мысленно творим все, — ответил Вадим, — готовы, как говорится. Может, Кейла оттащим в спальню, прежде чем начнём разборки? — Ну почему? Пусть поучаствует. Всё равно не спит, — буркнул Стенц, потирая лоб. — Ибо у меня хреновое настроение, и я боюсь не сдержаться. Потому что когда ребёнок орёт, что порвёт тебе глотку зубами, это в известном смысле посылает настроение по пизде. — Шеф, можно я выступлю? Так как долбоёб главный, да? — Киллик почесал лоб. — Ты нас не пойми превратно. Раньше с Деткой всё было понятно. Враг. Игрушка. Трахали. А потом стало как-то непонятно. Совсем непонятно. То есть каждый думает, как бы помочь ему свинтить, хоть винтить и некуда. Но типа тебя боится. Он у нас уже кто? Друг? Любовник? Жена? — Да ясно, почему боится, — Стенц закурил сигарету, соображал он явно туговато. — Это психология, причём, как ни странно, террориста. Я — лицо врага. Хотя я давно уже не делаю ничего сверхъестественного. Просто не люблю давать ложные надежды. Сбежит от нас — пришьют или упекут в одну из Чёрных Тюрем, ибо политика. И именно поэтому, дорогой ты наш гений, я не хотел лезть к его семье. Мы танцуем смертельные танцы, парни. Не женское это дело. Мулкани кашлянул: — Ну, Майю-то ты привлёк… — Майя — случай особый. И нет, мы не будем её обсуждать, — Эмил пожал плечами. Стряхнул пепел в битую чашку. — В общем, Карл, последнее верно. То, что на букву «ж». И нет, не «жопа». — Меня опять никто спросить не хочет? — тихо уточнил Джон. — Не-а, — ответил Киллик, — считай, что к договору на тело прибавился договор на душу. С процентами, так сказать, отдаёшь. Ну что, ребята, расползаемся спать? Судя по роже Моттси, которая ещё каменнее, чем обычно, трахаться тут будут только они с шефом. Мозгами. — Мозгами, угу. Моттс, пойдём. Остальным расползаться… деятели. Мне пора уже делать ставки, кто меня быстрее доведёт до инфаркта. Моттс молча встал и пошёл в оружейку. — Детку в клетку, — бросил он через плечо, — шефа мне. Всем спать. Затрахали. Стенц даже не слишком-то делал вид, что увлечён осточертевшими стволами на полках. — Излагай. — Когда ты их заберёшь? Нам. Себе. Ты подумал? Ребёнок это увидит. Он красивый. Она красивая. Мы не сможем. Держаться. Ты их. Сломаешь. Куда ребёнка? Стенц плавно повёл плечами — не то пожал, не то будто пытался что-то с них сбросить. — Через два месяца будет свидание. Официально: Кейла с женой. Неофициально ёбаные смотрины. Пока я её только слышал, да мельком мы видели в Белом Доме. Знаешь, если ты считаешь, что это уже перегиб, то прибей меня прямо сейчас. Скажешь, что сам на ствол насадился. Спорить не станут. — Это перегиб. Не могу. Люблю тебя. Нужен дом. Для них. Не здесь. Не с Кейлом. Она может приходить. Не девочка. Он прогнётся. Со временем. Она — никогда. Она как ты. Ваши души. Одинаковые, — Моттс улыбнулся одними губами, глаза оставались холодными. Стенц закатил глаза: — Ну так работай, романтик. Сделай им дом. Всё равно придётся выдёргивать, этот Шон молчать не станет. Я урод, Моттс. Но иначе защищать своё я не умею. Подумал: — Она рыжая. Как относишься к рыжим? — Не знаю, — Моттс пожал плечами, — баба в доме. Даже иногда. Помогите нам боги. Можно мне тоже что-то послать? Девочке? — Умоляю, не пистолет. Додумался же. И фотки разумно фильтруйте. Вырастет, доживёт — может, узнает, что папа порою гуляет в изящных трусиках. А я попробую… не знаю. Но я попробую. Блять, ты меня понял, я не умею так чётко выражаться, как ты! — Ура. Я стал отцом! — сообщил Моттс и свалил. Оставив Стенца в остолбенении.

***

Мелани вернулась в пустую гостиную. Возвращаться в пустую спальню она уже не могла. Она и раньше была пустой. Но раньше, втайне, глубоко внутри Мелани надеялась, что они с Джоном вновь сойдутся. А теперь? На что надеяться теперь? Она стала листать фото на телефоне дочери. Она ей не сказала, несла всё в себе, договаривалась с этим… педофилом проклятым! Или нет? Мог ли этот человек реально им помогать? Жив ли ещё этот дурень? Неожиданно телефон в её руках зазвонил. Мелани вздрогнула всем телом и поднесла телефон к уху. В душе острой иглой кольнула надежда. — Джон? — Женщина, твой муж сегодня едва не полысел. Чем ты следишь за ребёнком? Явно, что не глазами. Господи, они просто психи. Все эти гады — отборные психи! — Я занята, отираю пороги контор. Ищу хороших убийц для вас. Но, наверное, их всех наняли на работу. Взрывать Белый Дом, воровать чужих мужей, детей сводить с ума. В трубке раздался вздох и тихий звук, намекающий, что мужчина курил сигарету. — Это политика, Мелани. Джон влез в чужую игру и едва не погиб. Если я отпущу, он утонет в этом дерьме. Девочку привезли? Мне пришлось выдернуть людей из постели, чтобы они её сняли с автобуса. — Да. Благодарю. Завтра я пойду договариваться о встрече. Итак, какова цена? Что вам нужно? — Поговори со мной, Мелани. Нет, не сейчас. Я буду звонить. И ты будешь со мной говорить. А впрочем… можешь спросить: что я могу рассказать тебе про твоего зеленоглазого волка? Мелани сглотнула. Этот мужчина, его голос. Она чувствовала себя перед ним обнажённой. Нет, даже не как женщина, которую хотят. Как открытая рана на теле. И Джон, боже, Джон столько месяцев в руках у этого человека. Может, даже в буквальном смысле! — Что ты можешь рассказать мне про моего волка? В трубке раздался тихий смех, голос стал вкрадчивым: — Он очень любит, когда ему чешут спинку. И сладкое. Тирамису. — Я… я знаю про спину. И про пирожное. Я умею его печь. Что ещё? — Гнев в его глазах заставляет дрожать. Но это не страх, это глубже. Один взгляд — и ты попросту тонешь в желании. Как никогда в жизни. Даже если ты видишь, что он готов тебя убить, что он не в себе. Его хочется поцеловать. Обвести языком эти полные и такие умелые губы. — Он любит, когда целуют ресницы и кончик носа. Когда он очень устал, он закрывает глаза на минуту, как если бы читал молитвы. Он любит футболки с животными, но, считая это детской бравадой, носит такие только дома. Он может, играя в мяч, несколько минут не давать ему упасть на землю. Он носит кепки козырьком назад, хотя знает: я этого терпеть не могу. Почему ты не отдашь то, что тебе не принадлежит? Только потому, что ты сильнее? Слёзы текли по щекам Мелани почти неслышно. Этот мужчина — чудовище. Но он — единственный, кто за эти месяцы говорил с ней по-человечески. — Потому что хочу принадлежать ему. Ещё он любит наклониться и потереться кончиком носа перед тем, как лизнуть твои губы. И ещё он умеет танцевать. Ты знала, что он умеет танцевать? — Да. Я знала. Но он редко танцевал для меня. Ты так и не сказал, чего ты хочешь? Мучить меня? Пришли мне фото, на котором я увижу своего мужа. Так, как видишь его ты. Мужчина жарко выдохнул: — Подожди секунду. Фотография пришла очень быстро. Кейл раскинулся на волчьей шкуре. Он был в ошейнике, В кадр попала рука Эмила, когда он гладил его по щеке. Мелани закрыла глаза, жар между ног и злость смешались в яростный коктейль. — Чего ты хочешь?! Что тебе надо, ублюдок?! Думаешь, я от него откажусь?! Пошёл ты нахрен! Я его верну! Мы его не оставим, понял, ты, говнюк, извращенец! Блядь, откуда ты взялся на нашу голову! — Не кричи, Мелани. Я не прошу от него отказаться. Ты приедешь к нему. И если ты его любишь, ты останешься с ним. Ты покажешь мне, как видишь его ты. Как его любишь ты. Когда он касается моих волос, он зовёт тебя. Неслышно, одними губами. Откликнись на этот зов. — Что? — Мелани показалось, что крыша дома обрушивается ей на голову. Она недооценила, насколько главарь этой банды болен. — Но… как же Эмили? Я не могу, не могу оставить её. — Не оставляй, — лёгкая усмешка. — И не пугай моих парней. Тайлер хотел как лучше. Он, Мелани, гей. И любит больших взрослых самцов. Другие тоже не причинят вреда твоему волчонку. И я не причиню. Никогда. И не потому, что она зла на меня. Я детей не трогаю. Принцип. Я убил того, кто заставил меня от принципа отступить. — Она… но… я… она может увидеть. Боже, боже, о чём я говорю. Что я обсуждаю. Боже… — Не зови богов в нашу тёмную жизнь. Она не увидит, я обещаю. Когда вырастет, расскажете сами. Или нет. — Где? Когда? Мне сразу брать её с собой? Это, вы понимаете… Нет, чёрт, вы не понимаете. Вы больны. — Тебе объяснят. Приедешь одна для начала. Увидишься с Джоном. А потом мы подарим вам дом. И защитим от любого, кто попробует втянуть вас в свои игры. — Я… мне… Я должна выключить телефон. Я сделаю. Простите. Мелани бросила телефон и кинулась в туалет. Её скрутило рвотой, перед глазами всё поплыло. Но если это единственный способ, может быть, малый шанс спасти Джона из этого ада. Может быть, дочь простит её. Она не может, просто не может выбрать между ними. Счастье для дочери или её жизнь среди чудовищ? Надежда для мужа или быть шлюхой монстров, пока не надоест? И где гарантия, что этот псих, наигравшись, не убьёт их всех?! — Прости, малышка. Мама должна рискнуть. Умывшись, Мелани как сомнамбула побрела в глубину дома. Ноги сами принесли её в спальню дочки. Она легла рядом с ней, обнимая свою маленькую смелую малышку, и уснула, прижимая её к груди.