***
Вообще, всё это помешательство началось ещё в начале шестого курса. Ничто, как говорится, не предвещало. Но классический и шаблонный завтрак в Большом Зале разделил все на «до» и «после». Тогда, помнится, Поттер в очередной раз показывал, что хорошим манерам поведения себя за столом он обучен не был и довольно громко рассказывал какую-то — довольно забавную по реакции окружающих — историю. Драко, который всегда сидел по правую руку от Блейза только фыркал на это бескультурье и закатывал глаза, всем своим видом показывая, что не одобряет поведения этих плебеев. А Блейз, не иначе как случайно зацепился взглядом за гриффиндорского тихоню — Невилла Лонгботтома. Тот сидел чуть поодаль от Золотой Троицы, но тоже внимательно слушал рассказ. И, в конце, как и все остальные — засмеялся. Красиво. Чуть поднимая голову, обнажая ровные белые зубы. Линия его подбородка была настолько эстетично-прекрасна, что Блейз тогда просто не смог вдохнуть, стараясь запечатлеть в памяти эту картину. И то, как мягко перекатился на длинной шее кадык, когда, отсмеявшись, Невилл отпил из кубка тыквенный сок. Сам Невилл мало походил на того пухлого и неуклюжего мальчишку, которым был на первом курсе. Всё, что осталось от прежнего Невилла — это робость и тихий голос. Для начала, он довольно сильно похудел и вытянулся, превратившись из тугого ростка в гибкую лиану. Которая прекрасна, потому что тот, кто смог увидеть её цветение, не забудет этой красоты никогда. Как Блейз. Потому что он увидел и вот уже третий месяц не может выкинуть из головы этот образ. У него вошло в привычку наблюдать за Логнботтомом в Большом Зале, на совместных парах и иногда просто в коридорах. Даже если у них пары в разных концах замка, Блейз тащился поближе к курсу Гриффиндора, прячась за доспехами или в темноте какой-нибудь ниши. Он не мог прекратить этого. Вообще. Никак. Самое страшное в этой всей ситуации, что из-за Невилла он не единожды ссорился с Драко, своим лучшим другом. Ну не мог Блейз не отмечать в слух некоторые вещи, которые касались Невилла. И Драко очень скоро просто достало слушать то, как Невилл красиво улыбается (Блейз, серьезно?)… То, как Невиллу идёт эта белая рубашка с резными пуговицами из перламутра (Черт, Забини! Как ты вообще эти пуговицы смог разглядеть? Ах, там растительный орнамент? Да ты конченный, Блейз!)… То, как мило Невилл смущается (Блейз, хватит уже! Сталкер несчастный!)… И, конечно, каким прекрасно-одухотворенным Невилл становится на травологии (Блейз, я вызову санитаров из Мунго, если ты сейчас же не прекратишь это!)… А еще, Невилл… (Просто заткнись уже!)… В общем, Забини страдал и тащился от вида Невилла, как удав по паркету. Малфой его сначала демонстративно игнорировал каждый раз, когда Блейз начинал свою шарманку, но потом его это настолько достало, что Драко понял: пока его друг не превратился окончательно во влюбленную хаффлпаффку, нужно действовать. Для начала — следить за ним, чтобы тот уж совсем очевидно не пускал слюни на объект своих воздыханий. Далее — откровенный разговор, во время которого нужно было максимально резко пресекать все вздохи на тему «А Невилл…». Потому что если их не пресекать, то разговор перетечёт в монолог Блейза, в котором тот по дцатому кругу будет перечислять все видимые и не очень достоинства несчастного гриффиндорца. Малфою не свойственно было это, но ему действительно в какой-то момент стало жаль Лонгботтома, потому что спятивший на его почве мулат был сущим наказанием.***
— Вечером поговорим. Хватит уже мотать сопли на кулак! Соберись и вари чёртово зелье! — Рассержено буркнул Малфой и сам уставился в их котел. Блейз на это еще раз страдальчески вздохнул, и Малфой только чудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Снова. Иногда ему казалось, что от идиотизма этой ситуации и очередного выверта чокнувшегося на любовной почве Забини, однажды он просто вывихнет глазные мышцы и не сможет снова вернуть глаза в нормальное положение, на веки оставшись из-за этого инвалидом. «Травмирован невыносимой тупостью окружающих» — вот, что напишут ему в анамнезе колдомедики и разведут руками, но, к счастью, этого тупого жеста Драко тоже не увидит. Вот это вообще было сейчас не важно. Важно то, что нужно составить план разговора с этим дураком, у которого в голове одни розовые сопли, а при взгляде на несчастного Лонгботтома, эта гадкая слизь с блестками и благоухающая розами начинает подтекать изо всех щелей. Буэ-э-э!***
Впрочем, дальше пара прошла без происшествий. И они даже сварили сносное зелье, несмотря на то, что Забини все еще был несколько рассеян и, кажется, грустил из-за того, что произошло чуть раньше. Драко порой хотелось совсем по-магловски сфейспалмить, но он понимал, что этот жест явно скажется на его репутации и мог себе его позволить только когда никто не видит, наедине с собой. — Скажи, Драко, вот он же прекрасно разбирается в ингредиентах! Но почему тогда так фатально каждый раз ошибается в расчетах и путает время их добавления! Это очень странно, потому что Невилл гений в травологии! Он просто не может не разбираться в зельях, там же больше половины составляющих — это та или иная часть растения! И… — Кажется, разговор с вечера придется перенести на «прямо сейчас». Потому что если Драко услышит хоть еще одно слово о Невилле, то просто задушит Забини. — Так сядь с ним в следующий раз и помоги! Все! Ты меня заколебал уже! — Хорошо, что они чуть отстали от своих по дороге в гостиную факультета, и их разговор не слышал, вроде, никто. А если и слышал, то все равно. Многие на факультете если не знали, то догадывались, что Забини с начала этого учебного года немного не в себе. Правда, они надеялись, что это пройдет. Наивные. — Ты думаешь?.. Он же… — Блять! Забини! Вытащи голову из жопы и уже наберись смелости к нему подкатить! Я решительно больше не намерен выслушивать твое нытье! Ты становишься отвратительнее с каждым днем все больше и больше! Где твоя хитрость? Какого черта ты вообще делаешь на Слизерине, если ведешь себя хуже Хагрида перед мадам Максим?! Хватит сотрясать воздух и действуй! — Драко просто не выдержал и выплеснул буквально все, что последние месяцы в нем копилось. Конечно, он мог высказаться еще куда более нецензурно, но притормозил с этим. Зато Забини буквально просиял, как домовик, которому сказали «спасибо». — Ты настоящий друг, Драко! — Эти неловкие дружеские обнимашки Малфоя бесили неимоверно, но он в очередной раз за этот бесконечный день закатил глаза и обнял на пару секунд Блейза в ответ. — Просто иди и сделай это, — последнее напутствие перед «боем». Драко было бы смешно, если бы речь не шла о его собственном друге и о его, Драко, дальнейшем эмоциональном спокойствии. Блейз разорвал объятия и, круто развернувшись на каблуках, от чего его мантия взметнулась (почти как у их декана), убежал в сторону лестниц. Драко же выдохнул и, прислонившись к стене, наконец смог предаться позорному занятию —сфейспалмить. — Говоришь, просто набраться смелости и подкатить, Малфой? — Драко вздрогнул всем телом от того, что буквально в паре дюймов от него каким-то неподдающимся объяснению образом оказался чертов в-каждой-бочке-затычка-Поттер. Руку от лица он убрал просто молниеносно. Судя по решительному взгляду зеленых глаз, которые прятались за отвратительными стеклами не менее отвратительных круглых очков, Драко несдобровать сейчас. Они одни в этом чертовом коридоре. И, если что, до палочки, которая была в ножнах на левом запястье, Драко дотянуться не успел бы. А Поттер смотрел на него яростно, на его скулах расцвел алым румянец, как бывает, когда тот в бешенстве. Значит, сейчас будет что-то совершенно некультурное и, более того — вопиюще-безобразное. Скорее всего, из драки Малфою не выйти с победой, но он надеялся, что хотя бы сможет пару раз съездить по этой очкастой физиономии. — Не твое дело, Потти, — привычно огрызнулся Драко, напрягшись, как сжатая пружина и, стараясь предугадать, откуда прилетит первый удар. — Да? А если я скажу, что и мое тоже? Мне понравился этот твой совет, например… — Что ты… Воистину. Совет Блейзу Драко дал прекрасный в своей экспрессии и банальности одновременно. Но то, что этому же совету решит последовать Поттер, хрен знает каким образом вообще слышавший их разговор… Это было выше всех его, Драко, моральных сил. Потому что чертов Поттер целовался действительно горячо. И, в каком-то смысле, они сейчас дрались. В третьем из последнего десятка смысле. И что бы это ни значило, Драко не очень-то и хотел выйти из этой драки победителем. Только вот сфейспалмить снова, уже от собственных мыслей, ему хотелось почти до дрожи в пальцах. Поэтому, во избежание, так сказать, он вплел пальцы в растрепанные черные волосы, еще больше их лохматя и мягко массируя Поттеру затылок. Тот довольно застонал в поцелуй и теснее прижал Драко собой к холодной стене коридора. А Драко наслаждался долгожданной тишиной и белым шумом в своей голове, потому что все мысли разом из нее вылетели, спасибо этому очкарику. Чертовы грифы. Все неприятности от них!***
Блейз уже поднялся наверх и почти дошел до входа в гриффиндорскую гостиную, когда все же опомнился и притормозил. До обеда было еще прилично времени, значит, Невилл сейчас либо в библиотеке, либо пошел в теплицы. Блейз решил рискнуть и, не одеваясь, рванул как был — в форменной мантии, даже не наложив на себя согревающее заклинание, в теплицы. Потому что Невилл был довольно сильно расстроен после зельеварения. А среди растений он чувствовал себя всегда в приподнятом настроении, ему нравилось за ними ухаживать и иногда разговаривать с ними. Даже с этими адскими мандрагорами. Забини не чувствовал холода, несмотря на то, что снег уже лег, а дело шло к декабрю. Он был полон решительности и если бы знал, что такое ледокол, то был бы согласен с таким сравнением. И, видимо, Боги услышали его молитвы. Невилл сидел на колченогой табуретке в самом дальнем от входа углу теплицы и задумчиво гладил лист оксалиса звездчатого, если Блейз правильно помнил, как называлась эта подделка под клевер. Забини ступал тихо, стараясь до поры не привлекать к себе внимания. Сколько времени он вот так вот наблюдал за ним, прячась? Прав был Драко. Стоит уже найти в себе смелость и хотя бы попытаться заговорить. — Привет, — ну, Блейз пытался, правда. Идиота косноязычного кусок! Невилл вздрогнул от его приветствия и резко обернулся. Блейз к тому времени уже успел подобраться к нему поближе, на расстояние вытянутой руки, даже, может, еще меньше. Невилл казался напуганным, и его потрясающие глаза смотрели на Забини с немым укором. — Пришел посмеяться надо мной? — Сердито проговорил Невилл, хмурясь и скрещивая руки на груди, полностью развернувшись к мулату. Тот только фыркнул на это предположение. — Нет, зачем мне над тобой смеяться? Может, я помощь предложить хотел? — Блейз подвигал бровями, что, он точно знал, со стороны выглядело смешно и даже несколько убого. Невилл, впрочем, улыбаться не спешил, наоборот, нахмурился еще сильнее. — Просто иди своей дорогой, пожалуйста, — тихо проговорил он и отвернулся от Забини. Тот явно не ожидал того, что разговор закончится, едва начавшись. В его мечтах все заканчивалось совсем, совсем иначе! — Может, разрешишь проводить тебя в Большой Зал? Скоро обед… — Блейз и не думал отступать, потерпев всего одну неудачу. — Спасибо, я не голоден, — бесцветным тоном отозвался парень и сложил руки на высокий стол, на котором стояли горшки с разными растениями. — А если я тебе сюда принесу чего-нибудь? Хочешь пару сандвичей с сыром и помидорами? И немного яблочного сока? — Блейз знал, что Невилл точно не откажется от сока, его он любил куда больше, чем даже сливочное пиво. А еще этот чудик ел мясо очень редко, а Блейз в своих наблюдениях был уверен на все сто. — Слушай, что тебе нужно? Ты проспорил кому-то? Так скажи, я подыграю, и ты от меня отстанешь, — а вот что Блейз сначала не заметил, так это то, что Невилл похоже начал скатываться в депрессию. — Может, ты просто мне нравишься? И я хочу, чтобы ты обратил на меня свое внимание? Не было никакого пари. Если хочешь, могу поклясться магией, — ну, раз обходные маневры не работают, значит, нужно «бить» в лоб. Во всяком случае, так это работало в учебниках риторики. Невилл тяжело вздохнул и снова повернулся к нему. И очень грустно посмотрел в глаза. От этого взгляда, желудок Блейза сжался в комок размером со снитч и так же начал трепетать, словно эти чертовы крылышки золотого мячика. — Значит, ты просто решил надо мной пошутить? — Да какого черта? Я не хочу тебе причинить зла, я правда думаю, что было бы плохо, пропусти ты обед! И я… Черт! Я готов принести тебе еду сюда, в обход некоторых правил. Я не хочу, чтобы ты так загонялся из-за зелий, могу помочь тебе с ними и объяснить непонятные темы. Мне правда интересно, как прошел твой день и я хотел бы когда-нибудь иметь возможность тебя поцеловать, хотя бы в щеку. И держать твою руку в своей. Я никогда бы не стал над тобой смеяться. И я понимаю, что мы с разных факультетов, я понимаю, что моя мать… Никогда не одобрит этих отношений, но я… Я плохой сын и, видимо… Черт… Я даже не знаю, зачем тебе все это говорю. Просто я достал уже этим Драко, и он дал хороший совет: наберись, Блейз, уже решительности, подойди к нему и объяснись… А я не знаю, как все это тебе сказать так, чтобы ты понял, что я… Каждый раз, когда вижу, как ты улыбаешься, мне просто крышу срывает, и я не могу ни о чем думать потом, кроме того, как это красиво. И как ты сам красив. Будто распускаешься, подобно одному из твоих цветов. Черт… Невилл, я… Я несу полный бред, да, вместо того, что надо было бы тебе сказать… — Действительно бред. Блейз никогда не признавался никому в своих чувствах. И уж тем более, не имел опыта в том, как делать это красиво и романтично. Зато он был и в обычных ситуациях довольно словоохотлив, поэтому сейчас бедный Невилл был вынужден выслушивать целый монолог. Хотя это давало время подумать, правда же? — Ты странный, тебе же говорили? — Спросил наконец гриффиндорец, прекратив хмуриться, но смотря все еще недоверчиво. — Да, Драко каждый раз это повторяет, когда я начинаю ему рассказывать, как ты красиво смеешься. А еще один раз он называл меня чокнутым, когда я рассказал ему, что тебе идет та рубашка с пуговицами в виде листочков из перламутра. Представляешь, он грозился вызвать мне санитаров из Мугно! — Представляю. — Эй! Ты должен был по всем канонам успокоить меня и сказать, что вовсе никакой я не странный! Как ты мог! — Блейзу же не показалось, что Невилл едва-едва улыбнулся. Одними кончиками губ? — Почему? Если тебя успокаивать и уверять, что все хорошо, то это будет ложью. А разве это хорошо? Нужно говорить друг другу правду, это… — голос Лонгботтома совсем уже стих, и он потупился. И о, Боги! Он покраснел. Блейз от этого зрелища чуть не скончался на месте, думая, за что хвататься первым — за сердце или за иной орган, который находился несколько ниже и снаружи. Черт. Краснеющий Невилл выглядел настолько трогательно, мило, романтично, фантастически, беззащитно, что от переполнивших его эмоций Забини чуть не завыл волком. Хорошо, что сообразил — за такое его точно пошлют и будут правы. Так что он ограничился только глубоким вздохом. Для успокоения. Себя самого. — Правильно. Но вот я сказал тебе правду, и неужели ты в нее поверил, Невилл? — Спокойно, главное это не потерять нить их разговора, отвлекаясь на созерцание этих прекрасных, изящных кистей рук, которые опять поглаживали листок какой-то зелепухи со сложным невыговариваемым названием. — Ну… Либо ты гениально врешь и притворяешься, либо ты ошибся факультетом, — Невилл пожал плечами, стараясь выглядеть безразличным. — Я не вру. Зачем мне врать об этом? Знаешь, я ведь не просто так это говорю. Я правда очень хочу, чтобы ты дал мне шанс. И ради этого шанса я готов пожертвовать многим, в том числе своей семьей, потому что моя мать изгонит меня из рода быстрее, чем я успею произнести твою фамилию. Я бы не пришел к тебе вот так, считай, с повинной, если бы колебался или не был уверен в том, что чувствую по отношению к тебе. Все, чего я прошу — это дать мне шанс. Один чертов шанс, и все, — мда, как-то это все жалко получилось. Разве что на колени еще опуститься, на сырую рыхную землю, не обращая внимания, что пачкает дорогие брюки. И Блейз на полном серьезе думал, что это — хорошая идея, если он так сделает. К счастью, Невилл, видимо, шестым чувством понял, что сейчас случится что-то ну уж совсем из ряда вон и, встав с табурета, шагнул навстречу Блейзу. И, о, Боги! Взял его за руку. Медленно, словно размышляя о надобности такого шага, переплел их пальцы. Контраст светлой, молочно-белой и темной, бронзовой кожи — завораживал. Забини не мог поверить в происходящее и, как полный идиот, встал столбом, пытаясь дышать ровно и не накинуться на робкого парня с объятиями, поцелуями и еще с чем-нибудь столь же эмоциональным. — Ты… — Неуемность характера требует подтверждения тому, что Блейз себе там надумал. Но Невилл только самыми кончиками пальцев касается его губ — полных, четко очерченных, останавливая этим очередной раунд словесного поноса. — Я считаю, что смелость — одно из лучших человеческих качеств. Но я хочу все же спросить. Твоя мать… Все правда так плохо? — Не то, чтобы эта была та тема, которую Блейзу хотелось развивать, но изящные пальчики больше не касались его губ, и он снова мог говорить. Этот прекрасный цветок больше не пленил его голос, милостиво вернув возможность говорить, забрав его сердце и даря счастье от ощущения его теплой ладони в своей. — Она пожирательница. Но я не встану на их сторону. Я не хочу бессмысленной войны ради мифических ценностей, которые сами же и попирают, развязывая эту войну. Я против этого… Но от меня ожидают того, что я приму метку этим летом и стану одним из них. Я… Я не смогу. Не смогу убивать, не смогу пресмыкаться перед… — Забини сам не заметил, как сильнее сжал руку Невилла в своей и отвел взгляд. Изящнейший и прекраснейший из всех цветов снова лишил его воли, подчинил себе, заставляя смотреть в глаза с золотистыми крапинками вокруг зрачка. Коротко касаясь подбородка, поднимая голову и чуть разворачивая. Снова прямой зрительный контакт. И Блейз готов на что угодно, лишь бы продлить эту пытку еще на пару секунд. О, как ему хочется поймать и вторую руку Невилла, осторожно и нежно сжать костяшки пальцев, поднести их к лицу и потереться о нежную кожу тыльной стороны ладони, как огромному коту — щекой или даже носом, вдохнуть едва различимый цитрусовый аромат, освежающий и ненавязчивый. А затем запечатлеть клятву своей верности поцелуем, оставленным на запястье, где запах становится чуть сильнее. Прекраснейший из всех цветков пахнет тонко и слабо, заставляя Блейза задыхаться, давиться воздухом, силясь снова и снова уловить этот аромат. — И ты ищешь защиты? Средств к существованию?.. — Голос Невилла снова стал холодным и совсем тихим. — Нет конечно! Зачем мне это? Я даже в худшем случае не буду бездомным или нуждающимся. Я не ищу защиты, я ищу ответ на свой вопрос, потому что даже если я все это говорю тебе зря, то я… — Не зря. Блейз. Черт. Мерлин. Его назвали по имени. Впервые. Невилл знает его имя. И оно так прекрасно звучит из его уст. Блейз на секунду прикрывает свои темно-карие глаза, наслаждаясь. — Но ты же… — стоит лишь убедиться в правильности выводов. Шанс, кажется, один на миллион, но все стоит того. — Я дам тебе шанс, о котором ты так просишь. Попытаюсь помочь, возможно. Напишу бабушке… — Нет, не нужно. Просто дай мне шанс, я постараюсь разобраться с остальными проблемами сам. Они сейчас еще далеки, а то, что ты согласился позволить мне быть рядом с тобой, это делает меня счастливым идиотом, не способным думать вообще ни о чем… Невилл, прости, я понимаю, что тороплю события слишком сильно… Но скажи, можно ли поцеловать тебя?.. В губы… О, Невилл снова покраснел. И отвел глаза, стесняясь такого откровенного вопроса. И, внезапно, своего ответа. Потому что он не смог выдавить из себя ни слова, смог лишь едва заметно кивнуть. Но Блейзу и этого было достаточно. Он аккуратно, согнутым указательным пальцем поддел Невилла за подбородок, заставил того чуть поднять голову. И, смотря в изумленные, чуть слезящиеся, бездонные глаза он медленно приблизился своими губами к его губам. И очень нежно и осторожно, слегка лаская пухлую нижнюю, поцеловал. Не настойчиво, но бесконечно сладко. Блейз понял для себя одно: он бесконечно проклят и отравлен сладким нектаром цветка, прекраснейшего из всех существующих. Его цветка, если можно говорить такое про того, кого нельзя присвоить — он только сам может решить, что принадлежит кому-то. Достойному этой принадлежности. Блейз безумно хочет стать достойным, он костьми ляжет, он ни разу не соврёт своему цветку, всегда будет учтив и предупредителен, не потребует никогда от него ничего взамен и будет заботиться о нём ровно столько, сколько ему дадут на то возможность. Его больше не волновали проблемы, которые обрушатся на его голову в будущем. Его прекрасный цветок отравил его, дав попробовать свой вкус, подарив надежду и жар объятий. Все остальное — не важно.