Дежавю

На двадцатом вторнике Антон сдался. Он больше не мог просыпаться раз за разом в своей комнате и пытаться спасти друзей. У него ничего не получалось. Они погибали у него практически на руках, и каждый раз он чувствовал себя все хуже. Все эти возвращения во времени, кажется, забирали все его жизненные силы, а то, что ему приходилось переживать, еще и добивало его морально. У него больше не было сил сражаться. Единственное, чего он хотел, - разорвать круг. Проснуться в другом дне, в котором ребята будут живы. Но ничего не выходило. Теперь Шастун видел единственный выход. Ведь если его не будет, то все закончится. Просто некому будет возвращаться в очередной вторник, и все снова будет идти своим чередом. Все. Кроме самого Антона. Проснувшись в очередной из вторников, парень встал на ноги сразу же. От этой резкой смены положения у него закружилась голова, и он неловко повалился обратно на кровать, чтобы после подняться снова. Ему было все хуже. Каждое чертово возвращения становилось все больнее, а по пробуждении он практически чувствовал, как часть сил оставляла его. Ведь вряд ли это было нормально. Снова зазвонил телефон, но Антон даже не подошел к нему. Вместо этого он направился в ванную. Сегодня все решится. Сегодня он все исправит. Он снова неосторожно задел стакан, забытый на раковине. Осколки маняще блестели в свете единственной уцелевшей лампочки. Тяжело вздохнув, он схватил самый большой, рассматривая его. Как же вовремя он забыл о существовании стакана. Как же вовремя он разбил его. Теперь ему не придется искать что-то еще. Возможно, будет не слишком удобно, но чего только не сделаешь. Он не знал, как это делается. Нетрудно догадаться, что он никогда ничего подобного не пробовал. Ему и не нужно было. Он был доволен своей жизнью. Он был рад находиться там, где он находился, и делать то, что он делал. Но теперь… Зачем-то он сел в ванну прямо в одежде. Видимо, не хотел запачкать коврик, подаренный мамой на новоселье. Осколок резал кожу плохо – ему пришлось провести по руке несколько раз. От запястья к локтю. Кажется, так эффективнее? Он слышал, как разрывался телефон, и завороженно наблюдал за тем, как кровь медленно стекала по белой коже и капала, окрашивая дно ванны. Ему было больно, но он успокаивал себя мыслью о том, что скоро все должно было закончиться. Шастун мог потерпеть эти долгие минуты, чтобы потом наконец наступило облегчение. Он почувствовал усталость не сразу. Кровь вытекала слишком медленно, поэтому он, схватив стекло дрожащими пальцами пораненной руки, сделал на пробу небольшой надрез на другой. Глубже. Чтобы больше не чувствовать ничего. Чтобы заснуть и не просыпаться. Говорят, когда человек умирает, перед его глазами проносится вся жизнь. Антон не брался утверждать, возможно, с кем-то было действительно так, но Антон видел только стену ванной, покрытую какими-то белыми разводами неизвестного происхождения, перед собой. Он видел тусклый свет единственной лампочки и белый коврик, который так и останется чистым. Мама. Что она подумает? Антон так бессовестно поступил, даже не попрощавшись. В какой-то момент в мозгу уже почти терявшего сознание парня промелькнула абсурдная мысль о том, что стоило ей все-таки позвонить, и он даже попытался вылезти из ванной, чтобы добраться до телефона, пока еще не было поздно, но рука соскользнула с бортика, и Шастун упал, больно ударившись головой. На ковер все-таки упало несколько капель крови, и Антон, с сожалением отметивший это для себя, выдохнул. А жаль. Он был весьма неплох. Уже теряя сознание, он услышал, как распахнулась дверь в ванную. Странно. Ведь он заперся. Ни у кого, кроме Стаса, не было ключей от его квартиры. Антон отдал дубликат ему, ведь свои он постоянно забывал, поэтому было очень удобно, когда у кого-то, кому он мог доверять, были свои. Но сейчас (Антон это прекрасно помнил!) Шеминов был на съемках. А значит оказаться здесь он никак не мог. Он почувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его запястья, осматривая, а после на них легли смоченные полотенца. Последним, что он услышал, перед тем, как знакомые чувства овладели им, был незнакомый мужской голос: - С тобой еще возиться мне не хватало!