***
Тэхен выползает из своей комнаты только к обеду, он останавливается возле двери, глядя сверху вниз на три небольших корзинки с цветами. Он хмыкает, а после поочередно заносит их в спальню, бережно ставя на письменный стол из красного дерева. Лилии, маки и магнолии, Ким ощущает мороз в комнате из-за открытого окна или, может, из-за того, как восхитительно смотрятся эти цветы. Он вынимает все три маленьких свертка из корзинок.«Лилии, потому что непорочность.» «Маки, потому что очарование.» «Магнолии, потому что это ты.»
И у Тэхена в венах кровь стынет, когда глаза пробегаются по аккуратно выведенным «твой сводный брат», и почему-то перед глазами яркий образ усмехающегося Чонгука, как всегда чувствующего свое дурацкое превосходство. Юноша подумывает сжечь эти дарования, но опоминается, ведь цветы ему жизнь не портили. Тэхен возненавидел свой день рождения с тех пор, как госпожа Ким и господин Чон погибли, потому что отныне его не будят ласковые руки матери и доброжелательная улыбка ее мужа, которого мальчишка никогда не звал отцом. Теперь его удел — светский вечер, который устраивают лишь из приличия, в особняке с партнерами сводного брата, его подчиненными и лишь парой приятелей самого омеги. Чонгук впервые дарит ему цветы, он всегда ограничивается лишь кругленькой суммой, перечисленной на карту юноши, хотя все, что нужно младшему — внимание и нормальное отношение. Ну или хотя бы позволение валить на все четыре стороны, чтобы никогда больше не встречаться с альфой, который одним своим видом вызывает страх, злость и огорчение. Ближе к вечеру в комнату к омеге наведывается Юнги, который закатывает накрашенные глаза на вид брата своего босса — растрепанные волосы, словно не знающие прикосновения расчески, полосатый растянутый свитер и черные спортивные штаны; и почему именно ему приходится возиться с этим чертовым недоразумением? — Ты хоть в курсе, что в семь часов придут гости? — Мин раздраженно цокает, после чего надувает и лопает пузырь из жвачки, ловя на себе смятенный, а после недовольный взгляд. — Гук-и будет в бешенстве, если ты спустишься в таком виде. «Гук-и,» — с отвращением повторяет в своей голове Тэхен. — Да пусть хоть взорвется, это мой день рождения, я ничем никому не обязан, — юноша озлобленно бурчит, опуская взгляд — знает, что обязан, пока живет в этой семье, под крылом своего ненавистного братца. Юнги, будто прочитав тэхеновы мысли (мальчишка бы не удивился, если б омега и впрямь умел, потому что тот смахивает на ведьмака с этими его подведенными глазами, выпирающими острыми ключицами и черной утонченной одеждой), рассмеялся холодно, и Ким поежился. — Оденься прилично, не порть Чонгуку праздник. Бестия брата напоследок окидывает Тэхена оценивающим взглядом, а после почти неслышно скрывается за дверью. Тэхен пишет пару сообщений в чат с Чимином, после чего начинает лениво и неохотно собираться на «праздник Чонгука». Он вытаскивает из шифоньера шелковую блузу, сшитую под японское кимоно, в сочетании черного и зеленых оттенков, кожаные брюки, которые он надевал лишь однажды, когда Пак Чимин настоял на их первом походе в клуб, и причесывается. Придирчиво оглядев себя в зеркале, он кривит губы и достает из верхнего ящика комода черный карандаш и бальзам для губ, все-таки это его день рождения, ему хочется выглядеть привлекательно. Омега плавно ведет линию, обводя свои овальные глаза, а после пару раз проходится слабыми мазками по слегка потрескавшимся губам. Юноша медленным шагом покидает второй этаж, минуя лестницу, и сердце отчего-то щемит. По всему первому этажу, оставленному богато и роскошно с дизайнерской помощью, раскиданы люди, которых Тэхен знать не знает, да и не больно хочет узнавать. Он бегло оглядывает помещение и не находит макушки цвета вороньего крыла, поэтому просто плетется в гостиную, где тут же натыкается взглядом на Чимина, который беседует с Юнги. Тэхен спешит к другу, которого он рад видеть среди всех этих неизвестных лиц. Он накидывается на Пака с медвежьими объятиями и утыкается носом в его шею. — Осторожно, эта лиса может тебя сожрать — и глазом не моргнешь! — шепотом заверяет Ким, когда губы оказываются рядом с ухом Чимина, который смеется, и день Тэхена приобретает краски. Омега выпускает друга из своих рук, поворачиваясь к Юнги, который держит в своих изящных руках бокал с искрящимся и отливающим золотистым шампанским. — Где Чонгук? — юноша спрашивает без тени улыбки на лице, поймав насмешливые глаза Мина. — Скоро подъедет. Соскучился? — звучит так, словно призывает к очередному противостоянию, но сейчас Тэхену немного плевать на шлюху своего сводного брата. И как по щелчку пальцев гости стихают и в огромную гостиную входит могущественная фигура. Черный костюм, укладка и пронзительный взгляд, рвущий душу Кима на куски, как оголодавший зверь терзает свою неспособную противостоять жертву. Вот только Тэхен будет противостоять, пока его разум трезв, он просто так не сдастся. Дьявол надвигается и ложится тенью на него всего. — С днем рождения, Ким-Чон Тэхен, — зубасто улыбается альфа, и смотрит так, будто видит душу Тэхена насквозь. Омегу сейчас стошнит от волнения. А юноша будто голос потерял, как Русалочка в сказке, только та его сама отдала взамен на человеческие ноги, а Чонгук забрал его голос, ничего не отдавая взамен и прихватив еще кое-что. Этот мужчина и впрямь пытается забрать его душу, а когда придет время — забрать в Ад и самого омегу. Чону нравится эта дрожь в теле напротив, он будто питается страхом брата. И Тэхен отключается. Он приходит в сознание, когда выпивает уже четвертый подряд бокал шампанского, вкус которого уже на языке ощущаются приевшимся и немого мерзким. Омега ищет взглядом Чимина, но не находит, а после понимает, что необходимо вырваться на воздух из этой духоты, потому что уже становится как-то дурно. Подросток плетется на третий этаж особняка, собирая почти все углы дома своими плечами. Когда он оказывается на просторной площадке балкона, то облокачивается прямо на белое мраморное ограждение и смотрит вниз, на двор, который пустует, только машины и цветы, запах которых юноша может почувствовать даже с этой высоты. В саду растет много всякого, но особенно полно там красных роз, о посадке которых каждый год настаивает Чонгук. Если однажды сводного брата пристрелят или что-то вроде того, Тэхен пообещал себе, что на его могиле будет множество этих самых роз. Словно сквозь дремоту он чувствует на своей талии крепкие ладони, которые разворачивают его к альфе. Лицом к лицу со врагом своих кошмаров, и Тэхен уже не уверен пьян ли от шампанского или от кого-то поблизости. Юноша ждет удара по лицу, обидных фраз, но хватка на теле ослабевает, и Чонгук вынимает что-то из кармана своих брюк. Ким следит за тем, как сводный брат достает из аккуратной коробочки украшение, поблескивающее в свете фонарей, что расставлены по всему саду, который цветет где-то внизу. Следующее мгновение — металлический холод на шее и ключицах. — Это мой тебе подарок, дорогой брат, — последнее слово звучит как-то странно, так его произносит альфа шепотом, рядом с тэхеновой тонкой лебединой шеей, в которую хочется вгрызаться зубами, оставляя свои метки, чтобы знал свое место. Омеге кажется, что он совсем дышать перестал, что сейчас его ослабевшее мертвое тело расслабленно упадет прямо в лапы зверя. Он и впрямь чуть не падает, когда чувствует как холодные губы касаются его уха, а после острые зубы прикусывают хрящ, тонкие пальцы цепляются за широкие плечи, не то отталкивая, не то находя их опорой. Грубая рука взлохмачивает его пшеничные волосы, и Ким прикрывает глаза. А когда открывает — он уже один стоит, все также опираясь на ограду, не понимая, как еще не рухнул с этого самого балкона. Тэхен растерянно касается самыми кончиками пальцев цепочки на его шее.***
Ким Тэхену жутко: он сталкивается с Чонгуком, который как всегда одет с иголочки в его идеальном черном костюме, очевидно, куда-то собирается, на лестнице; и все бы ничего, если бы не скользящий взгляд глубоких глаз, в которых Тэхен захлебывается точно в океане. Омега видит синее адское пламя в этих самых очах, и он абсолютно не готов гореть в этом огне. Страх юноши пропитан какими-то наркотическими веществами, иначе почему Чон чувствует зависимость?***
Оставшийся день Тэхен хоть и не сильно, но чувствует облегчение от практически пустующего обиталища, за исключением людей из персонала. Когда брат находится в особняке, омеге кажется, будто он заточен в клетке с опасным хищником, где сам юноша — корм для него, кусок мяса; страшно. Ким изображает на листе графитом еще не увядшие цветы, что стоят в корзинках на письменном столе, когда слышит какое-то грохотание, отдающееся в ушах ужасным гулом, и что-то в его голове бьет тревогу. Дьявол вернулся домой. Испуганный взгляд натыкается на распахнутую в комнату дверь, и мальчишка подрывается с места, спеша ее закрыть, но замирает напротив, так и не дойдя. Перед его глазами руки альфы, грубо оглаживающие изящное тело рыжеволосой девушки, чьего лица он узреть не может и которая доходит Гуку едва до его точеного подбородка. Но — очень жаль — бездонные пытливые чонгуковы глаза смотрят прямо в его растерянные, цепляясь и испепеляя душу Тэхена дотла. Воздух пропитан клюквой, патокой и такими знакомыми запахом еловых ветвей и тягучим парфюмом. Привлекательное и пугающее одновременно лицо трогает довольный оскал, когда руки его спутницы оказываются на крепких плечах, сжимая их. Ким слышит стон и тяжелое дыхание. Еще секунду — дверь захлопывается с характерным звуком, и Тэхен налегает на нее своей спиной, жмуря глаза в попытке выжечь этот момент из своей памяти. Что-то во взгляде брата совсем иначе; не щадящий холод и властность сменились жаждой, одичалостью и неотступностью, когда он смотрит на Тэхена, которому это совсем не нравится — хочется сбежать, укрыться, исчезнуть.***
Тэхен собирается в художественную школу, когда время на часах показывает пятнадцать минут третьего после обеда. Он хватает из холодильника клубничное молоко, закидывает его в свой рюкзак и спешит в холл. Не небольшой вешалке висит сизое пальто в пол, которое омега впопыхах накидывает на себя, и он уже спешит к закрытым дверями, как слышит тяжелые шаги и шарканье по паркету. Ладонь останавливается в воздухе рядом с дверной ручкой, и Ким прикрывает свои глаза. Он разворачивается, чтобы увидеть сводного брата в черной кожаной куртке, его цвета вороньего крыла волосы взлохмачены, и Тэхен признает, что такой небрежный вид альфе к лицу, ему, собственно, всяко хорошо, потому что сам Чонгук является довольно красивым человеком. У него яркие выразительные глаза, в которых, так и видит омега, бесы пляшут, с черными густыми ресницами, V-образной формы голова и запоминающаяся хитрая ухмылка. Отрицать привлекательность Чона было бы глупым поступком. Чонгук оглядывает младшего с головы до ног и хмыкает. — Я отвезу тебя на твои занятия, — он говорит тоном, не терпящим возражения. Тэхен смотрит, насупившись, но против ничего не говорит, да и смысла возражать — нет. Он стоит еще пару секунд в особняке, когда брат проходит мимо, не задевая, но Ким еле держится на ногах, когда невидимая волна могущества Гука хочет пригвоздить его к стене. Омеге не нравится, что они едут в автомобиле альфы, за рулем которой нет водителя; это один и кругов Ада — ни единой души, только он и Дьявол. Юноша глядит в окно со стороны своего сидения. Было бы неплохо уехать в Японию, как только ему стукнет двадцать, там бы он начал новую жизнь, не боясь на каждом шагу встретить пронизывающие глаза, ловящие волнение мальчишки; к сожалению, Тэхен знал, что просто так его не отпустят, он, может, так и скончается в этом самом доме, который так не мил. — Почему ты везешь меня? — омега задает вопрос, переводя взгляд с окна на свои колени. — У тебя, наверное, дел полно. Пытки, убийства, работа с бумагами, договора с партнерами, встречи в офисе своей кампании — у брата дел и впрямь множество. — Я всегда готов найти время, чтобы провести его с тобой, — Чонгук кидает короткий взгляд на бледнеющего Тэхена, который ловит тень усмешки на пурпурных губах. — Мне жаль, что мы редко видимся, — голос тягуче приторный, звучит чересчур лживо. Тэхен сжимает пальцами подол пальто. — Вранье, — юноша практически шипит, как дикий котенок, которого Чонгук все никак не приручит. — Тебе плевать. Альфа вбирает носом воздух в свои легкие; жарко — тело омеги совсем рядом, но он совсем далекий, никак не хватается в когтистые лапы Чудовища. Мужчина окидывает замершего Тэхена мрачным взглядом. — Безразличие — последнее, что я испытываю по отношению к тебе, душа моя, — слова отдаются эхом по всему салону машины, и Чон возвращает свой взгляд дороге. Омеге кажется, что он задыхается, когда горячая цепкая ладонь оказывается на его беде, крепко сжимает, а после почти ласково оглаживает. Перед глазами мутнеет, и, может быть, юноша собирается заплакать, потому что в месте соприкосновения кожа полыхает, потому что нутро ощущает близость сводного брата совсем не по-братски, его тело воспринимает Чонгука как альфу, и мальчик не знает, как повлиять на это. Авто паркуется на стоянке, и Тэхен дергает ручку, чтобы поскорее сбежать, но та заперта. Он переводит боязливый взгляд на Чона, которого, очевидно, пунцовые щечки и дрожащие губы забавляют. — К пяти водитель будет ждать тебя здесь, — брат звучит сурово, и его выражение лица вновь принимает обычный вид — спокойное, но угрожающее. — Если сбежишь куда-нибудь, пеняй на себя, Тэ-Тэ. И замки щелкают. Ким распахивает дверцу и выскакивает из машины, вырываясь на свежий воздух, на свободу. Спустя пару мгновений, авто отъезжает, а после и вовсе скрывается. Все иначе: Чонгук вышел из-под контроля. Он покинул Преисподнюю, чтобы найти Тэхена и утащить его душу вместе с собой обратно.***
Вечеринка по случаю дня рождения Тэхена.
Чимину кажется, что весь мир вокруг него кружится, колени подгибаются, когда он вваливается в ванную комнату, что выполнена в черно-белых тонах; омеге не нравится — он люби яркие цвета, поэтому его собственная ванная в желтом цвете. Омега останавливается напротив большого зеркала перед раковиной. Он включает напор холодной воды на полную, подставляет под льющуюся из крана жидкость горячие ладони, наклоняется и обдает румяное лицо водой, облегченно вздыхая; конец макияжу и двухчасовым стараниям. Пак пропускает тот короткий момент, когда дверь тихо приоткрывается, но прекрасно слышит ее хлопок. Через плечо он смотрит на Мин Юнги, который своей изящной и медленной поступью напоминает кошку. «А может, и рысь,» — думается Чимину, глядя на чужую зубастую улыбку. Юнги неторопливо приближается к соблазнительному омеге, что напоминает ему элитную шлюху — блестки по всему лицу, подводка под глазами слегла растеклась от влаги, тушь размазалась. Глаза младшего блестят, когда Мин оказывается совсем рядом, почти вплотную. Теплое дыхание опаляет чиминову шею, его ухо, щеки — хочется сгореть в огне юнгиевых глаз, на дне которых точно Ад. Но Юнги не похож на Дьявола, он скорее Демон-искуситель, тот, что пытается купить твою душу на Чертовом перекрестке. Его близость змеей обвивает тело Чимина и сдавливает так, что дышать трудно. Юнги специально этого мальчика по всему дому Чонгука искал. И нашел. — Ты совсем не похож на своего друга, — рука Мина трепетно оттягивает каждый волос на голове Чимина, заставляя оголиться каждое из нервных окончаний. — У тебя на лбу написано, что ты развратная мышка, как бы ты не пытался этого скрыть, — шепот прямо на ухо, а после слабый укус в челюсть. — Да ты и не стараешься это скрыть. Распаляющие ласки в миг обрываются, и Чимин распахивает свои глаза, прежде чем оказывается перевернутым и нагнутым над раковиной, которая уже почти до краев наполнилась водой. Он пытается проморгаться, в то время как Юнги ведет своими длинными тонкими пальцами по его спине, а после забирается под атласную рубашку и оглаживает горячее тело, которое дрожит по руками. Пьяный Пак сам дурманит омегу, как Шардоне, хочется испить до дна. Светло-карие глаза следят за порочной картиной через зеркало, встречаясь с парой других глаз, в которых видна лишь похоть. Тело мальчика мгновенно реагирует на прикосновения омеги, и он подается полными бедрами назад, изгибая губы в призывающей ухмылке. Пальцы Мина оказываются на пухлых греховно красных губах и проталкиваются в жаркий плен рта. Внутри так влажно и горячо; занять бы этот грязный рот чем-то большим, нежели просто пальцами. Чимин входит во вкус и с удовлетворением на лице мокро лижет эти самые пальцы, прикрывает глаза, ловя розовым язычком собственные слюни, стекающие по юнгиевой руке. — Ты похож на развратную блядь, — старший омега ахает, с неприкрытым удивлением на лице наблюдая за извращенным подростком. Чимин втягивает щеки, расставляя свои ноги шире, пока задницей трется о возбужденный член Юнги через ткань, и у них обоих крышу рвет от того, что зажимаются в чужом доме, что оба омеги. Омеги всегда более чувственны по отношению друг другу, особенно во время секса, и это еще больше заводит, ведь им никуда не нужно торопиться, они могут всю ночь отдаваться друг другу без остатка. Легкие Мина наполняются терпким запахом малины и корицы, который он собирает с тела Чимина.***
Чонгук жестом руки подзывает к себе Юнги, посетившего его кабинет, чтобы отдать некоторые документы. Тот хмыкает и неторопливо подходит ко столу, заваленному какими-то бумагами, папками и приклеенными ко всему подряд стикерами. Лисьи глаза смело заглядывают в горящие чем-то огнеопасным чонгуковыми, которые разбирают всего омегу на мельчайшие детали интереса ради. Чон в постели лучше некуда, но Мин порядком устал от этого альфы, высасывающего из него всю жизненную энергию; сначала было просто фантастически, но синяки по всему телу, ломящая кости боль уже надоели. Увы, возвратиться к началу так просто не выйдет, потому что с какого-то момента Юнги стал игрушкой для Гука, и тот от него словно зависим, как от героина. У Мина красивое тело, хорошенькое личико и сучьи стоны, он заменяет альфе боксерскую грушу, висящую в тренажерном зале, что находится на нулевом этаже особняка, Чонгук распоряжается Мин Юнги, как ему только вздумается, и его все устраивает. В итоге привлекательный омежка вновь оказывается на бедрах своего босса, покрывающего бледную кожу на его шее цветущими кроваво-красными бутонами поцелуев страсти, покусывает. Мин обреченно прикрывает глаза, чувствуя прибирающееся в его хрупкое тело наслаждение, которое вскоре превратится в тянущую боль, — ничего нового. Все в миг прекращается, как только слышится звонок телефона альфы. Чон рычит, хватая мобильник и отвечая на входящий вызов. Юнги следит за лицом Гука, которое из раздраженного превращается в разгневанное. — Я все понял. Жди меня на месте, — альфа произнес сквозь стиснутые от злобы зубы. Задница Юнги лишь чудом не оказывается на жестком полу, когда Чонгук скидывает его с себя, и омега мысленно отрывает эту тупую башку. — Ебаный Тэхен, — все, что слышит Мин, когда альфа скрывается где-то в коридоре, оставив его одного в светлом кабинете. Парень ухмыляется, прекрасно зная, что Чонгука к Тэхену тянет не по-братски, и что теперь этот глупый ребенок, который разбудил в Чоне зверя, огребет по полной. Но Юнги его не жаль, нет, ему даже хотелось бы на это посмотреть.***
Тэхен плетется вслед за высокой и статной фигурой брата, который, кажется, сейчас его прибьет. Юноша нервно теребит свои пальцы, даже на дорогу не смотрит; жутко страшно, пугает это гнетущее молчание, лучше бы как только встретил пощечину отвесил бы, но старший брат только проницательно смотрел, ни слова не произнося, гипнотизируя своим ледяным взглядом. На ряду с испугом идет ярость на самого себя, что противиться альфе не смеет, что позволяет крутить собой, как тому захочется. Совсем неудивительно будет, если Чонгук яд ему даст и скажет выпить — Тэхен выпьет до последней капли. Разве хищник не съедает добычу сразу? Зачем нужно играться с ней на протяжении стольких лет, мучить и измываться? Оба заходят в особняк, где темно, мрачно и холодно. Чонгук галантно пропускает сводного брата вперед, закрывая за ними дверь. Клетка Тэхена захлопнулась, а ключ Чон проглотил. Ким, не оборачиваясь, спешно шагает к лестнице, а после взбирается по ней, слыша позади себя тяжелые шаги, знает, что не сбежать, да и альфа не пытается догнать, все равно поймает. Тэхен уже Господу молится, когда оказывается напротив двери в свою комнату, но его тощее тело толкают к холодной и жесткой стене. Альфа хватает обе руки тэхеновы своими, сильными и с выступающими венами, и разворачивает лицом к себе, вжимая спиной в гладкую поверхность. Омега на секунду жмурит свои глаза, издавая звуки, похожие на жалобное хмыканье, а Чонгук этим упивается — нет ничего вкуснее страха и боли. Его взгляд упирается в симпатичное и смазливое личико младшего брата, и язык быстро проходится по своим же сухим губам, смачивая их. — Почему мой братец такой непокорный? — сердито спрашивает Гук, вглядываясь в запуганные глаза жертвы, что сейчас он держит в своих руках. — Почему думает, что ему дозволено ослушаться моего слова? У Тэхена сердце разрывается на части от сковавшего тела страха; знает, что Чонгук его запросто может избить, заживо похоронить, потому что альфе такие чувства, как любовь и сострадание незнакомы. Он пытается запереть омегу в этой клетке, что сам для него смастерил, хочет сделать безвольной куклой, а потом, как наиграется, отправит его гнить с другими ненужными игрушками. — Хен, пусти меня, — Тэхен бормочет, когда слезные дорожки скатываются по щекам. Юноша жует свои губы, пытаясь спрятать взгляд куда-нибудь, лишь бы не смотреть в эти океанические омуты сводного брата. Мрачный смех Чонгука слышится, как звон в самые уши, отчего голова болеть начинает. Омега, безвольный и слабый в его звериных лапах, сводит с ума, жажда впитать своим телом этот обжигающий страх заставляет сжимать тонкие запястья в грубых ладонях все сильнее, желание растоптать и уничтожить ломит грудную клетку. Альфе хочется стать одновременно спасательным кругом и топящей водой для его брата; грозиться отнять его жизнь, а после даровать ему ее, приручить — избить, подчинить — оторвать от себя. — Не плачь, душа моя, — Гук хрипит куда-то в плечо рыдающего мальчика, который пытается вырвать свои руки из хватки. Чон холодными губами собирает с лица горчащую влагу, с упоением ощущая моральную боль Тэхена на кончике языка. Соль от слез на вкус кажется сладкой, как патока, и альфа удовлетворенно стонет в кожу крупно вздрагивающего всем телом омеги. Тормоза слетают ровно в тот момент, когда Дьявол голыми руками рвет ткань хлопковой светло-голубой блузки в цветочек, оголяя песочную кожу, лоскуты повисают на теле юноши, тщетно отталкивающего от себя озверевшего мужчину с дикими горящими так, словно у ребенка, что распаковал долгожданный подарок, глазами. А ведь и впрямь распаковал подарок — нетронутая, без единого изъяна кожа омеги пахнет сахарной пудрой так сильно, словно ее высыпали прямо в рот Чонгуку. — Не трогай, — Тэхен слезливо умоляет своего личного Сатану, что с оскалом смотрит в стеклянные глаза омеги. — Закрой рот, Тэхен-а, — мужчина шепчет, касаясь носом щеки, ведет им к подбородку, спускается к тонкой шее, а после дотрагивается нежной кожи своими губами. Омега сдавленно дышит, совсем перестав двигаться, только плечи вздымаются — совсем отсутствует бессмысленное сопротивление: если хищнику захочется — он возьмет. Рвущий чонгукову душу на части вскрик раздается в пустом особняке, когда его зубы дырявят место над ключицами. Он отстраняется, чтобы осмотреть свою работу и плотоядно улыбается, завидев капли рубиновой крови. Тэхен крепко сжимает зубы и терпит, пока Зверь не наиграется, в то время как оставляет укусы и багровые пятна на шее, груди, плечах — всюду, где только может дотянуться. В какой-то момент все прекращается, и Тэхен остается одиноко сидящим на коленях возле все той же стены, и остановить поток слез кажется невозможным. Все прекратилось, закончилось. Или только началось.***
Чимин пристально с прищуром наблюдает за Юнги, который крепко-накрепко зажимает сигарету своими пальцами, подносит ее к губам и вдыхает в свои легкие едкий дым, прикрывая глаза и еще ближе к бетонной стене прислоняется, будто ища опору. Он в два шага сокращает расстояние между ними двумя и хватает Мина за руки, получая в ответ вопрошающий взгляд. Пак хмуро отбирает сигарету, бросает на пол, а после топчет своими лакированными ботиночками, которые покрылись пылью, что витает в воздухе школьного двора. Он задирает рукава на кофте Юнги, который даже не сопротивляется, а только смотрит с каким-то извинением, непонятно за что. Чимин хмыкает, кривя губы. — Эти следы видно даже под длинными рукавами, — он сурово бурчит, поднимая полные ненужного отчаяния и решимости. — Откуда это? — спрашивает, мягко пробегаясь кончиками своих пальцев по фиолетовым отпечаткам пальцев. Юнги мрачно усмехается: — Чонгук был не в духе. Из-за твоего дружка, если тебе интересно. Лицо Чимина приобретает какой-то испуганный вид, и Мин еле сдерживается, чтобы не закатить глаза. Пак волнуется, переживает. Тэхен ему как ком в горле, просочился в его никчемную жизнь даже за пределами особняка. — Мне жаль, — Чимин вздыхает, проводя тыльной стороной ладони уже по бледным щекам старшего омеги. — Мне тоже. Юнги отвечает на не настойчивый чиминов поцелуй и чувствует какое-то облегчение от теплого касания розовых губ об свои, мягко проталкивая язык в рот школьника и кладя свои руки куда-то на его спину. В последнее время Чимин стал отвлечением Мина от всех его проблем, ключ к приобретению спокойствия.***
Тэхен брезгливо осматривает себя в большом зеркале своей ванной комнаты, и слезы скапливаются в его глазах. Тэхен морщится и небрежно стирает влагу с век и ресниц, глядя на червленые пятна-укусы на своих плечах, шее. Ему противен тот омега, что стоит в отражении зеркала — слабый, просто омерзительный; разве таким мама хотела видеть своего сына? Ким набрасывает на плечи ранее откинутый махровый халат и покидает ванную. В комнате свежо и светло, день сегодня ветреный, холодный, но солнце светит ярко, размазывая желтоватые лучи по стенам и кровати. Тэхен смотрит на горничную, что по одной выносит корзины с засохшими цветами из спальни, которые ранее будучи прекрасными теперь крошились и сыпались, после она возвращается и закрывает окно. — Иначе простудитесь, Господин Ким, — она отвечает на немой вопрос омеги, улыбаясь краешком своих бледно-розовых покусанных губ. — На улице такая замечательная погода. А потом она покидает комнату, неслышно закрывая за собой деревянную дверь, оставляя Тэхена наедине со своими демонами, грызущими его мозг внутри черепа. Омега думает, что было бы неплохо прогуляться по саду, который еще, на удивление, цветет, невзирая на схватившиеся холода. Халат брошен на покрывало, что устилает широкую кровать, и Тэхен облачается в белоснежную льняную рубаху, не трудясь застегнуть верхние пуговицы. Он надевает бежевые свободные брюки и придирчиво осматривает себя в зеркальный шифоньер. Когда Тэхен спускается на первый этаж, первое, что он слышит — мягкий, как звон колокольчика, смех. На глаза, воспаленные после ночных рыданий, попадается копна вьющихся медно-каштановых волос. Девушка кидается на Кима, крепко сжимая его в своих объятиях, и Тэхен, помедлив, осторожно опускает свои ледяные руки на осиную талию. — Тэхен-а! — медовый, сладкий голос звучит прямо над его ухом, и, наконец, он утыкается носом в шею такого родного человека, которого так не хватало рядом все эти мучительные дни, кто защитил бы его от внешнего мира, спас бы от нападок. — Я так скучала. Ли Ян отстраняется от кузена и бережно держит его за плечи, вглядываясь в лицо омеги. Только отчего-то волосы на голове Тэхена дыбом становятся; нет больше былого огня в глазах цвета коньяка, искрящаяся прежде коже потускнела, как и улыбка на коралловых губах. — Что произошло с тобой? — юноша просто спрашивает, не отрывая взгляда от сестры, которая грустно улыбается и бережно проводит свои тонкие пальцы с одним единственным кольцом сквозь влажные волосы двоюродного брата. — Я любила, — она просто отвечает. Будто не было этих двух лет между ними, будто они снова совсем дети, которые делились всеми своими тайнами друг с другом, сидя у горной реки. Глаза Ян скользят по поврежденным засосами местам на коже юноши, но она тут же обращает свое внимание на лицо Тэхена, убирая руки с худых плеч и отходя чуть в сторону. — Ты подрос, — и весь мир будто рухнул. Она увидела и ничего не сказала. Не спросила, откуда и почему. Все совсем по-другому, они оба уже не те, Ли Ян совсем другая; она больше не беспокоящаяся и заботливая сестра, она — друг детства, который там и остался. Только запах прежний — кедр, жасмин и черная смородина, которой так много там, где сестра прожила вплоть до двадцати лет, в горах, — пропитал воздух. В гостиной веет прохладой, проходящей до костей Тэхена, прекрасно знающего, что вызвало резкую смену температуры, и теперь его тело трясет, как от озноба. — Чонгук, рада видеть тебя, — сестра вежливо и неторопливо кланяется, позволяя слабой улыбке тронуть свои губы. Она выпрямляется и смахивает мешающие пряди волос со своего плеча изящным жестом, напоминая кошечку, и Ким бы растерялся, если бы не выжигающий его сердце взгляд, что сверлит спину. Страх снова сковал хрупкую фигуру юноши. — Счастлив видеть тебя здоровой и такой прекрасной женщиной, Ян, — этот голос заставляет спину омеги покрыться мурашками. Его пугает то, как заблистали глаза кузины. Тэхен не выдерживает и резко оборачивается, чтобы посмотреть в чонгуковы глаза и показать ему то, что он сотворил с ним прошлой ночью. Но хуже всего то, что он не находит в этих самых глазах раскаяния или хотя бы просто жалости, напротив — взгляд с упоением проходится по своим же следам, выглядящим точно распускающиеся бутоны тех самых рубиновых роз, которых тьма тьмущая в саду. Художник горд своей работой. Сводный брат, не к удивлению, выглядит идеально: черная водолазка и черные брюки скрашивают стройную фигуру и массивные плечи. Строгое лицо с выразительными чертами выражает привычное для него спокойствие. — Выпьем чаю? — альфа позволяет Тэхену и Ли Ян уловить слабую улыбку, разворачивается на пятках и величественно шагает по направлению к обеденной комнате.***
В саду тихо, только птицы щебечут и ветер шевелит растения. Ему несколько стыдно за то, что он сбежал, так мало поболтав с кузиной, но нахождение Чонгука рядом просто невыносимо. Уходя, он поймал на себе грозный взгляд иссиня-черных глаз, который будто кости все ломал. Тэхен обращает внимание на растущие рядом со скамьей алеющие розы и думает о том, почему Чону они так нравятся. Омеге они кажутся вычурными, и он недолюбливает их, возможно, из-за неясной ему любви сводного брата к ним. — Желание, — как гром среди ясного неба, которое обрушивается на плечи Кима. Тот, от он кого бежал, так просто оказался рядом. — Эти цветы обозначают то самое желание, с которым невозможность совладать. Тэхен поднимает усталые глаза на Чона, который поджимает губы и усаживается рядом, но оставляет между ними достаточно пространства. — Ты когда-нибудь чувствовал такое, Хен? — омега опускает взгляд на свои ботинки и шмыгает носом, думая о том, что стоило надеть пальто вместо ветровки, прежде чем выйти на холод. — Не чувствовал, — Гук отвечает, устремляя взор на благородный профиль младшего брата. — У меня множество пороков, но неумение себя контролировать обошло их стороной. Тэхену на секунду кажется, что брат лжет, он поворачивает голову и смотрит в глаза напротив. Чистая правда — Чонгук никогда не давал себе слабины. Перед лицом мелькает серебристый плащ и темные длинные локоны. — Как здесь красиво! — Ян восклицает, восторженно оглядывая сад. — Неужели он выстоит морозы? — Садовники неплохо трудятся, — альфа сухо отвечает, сверля взглядом вставшего со скамьи Тэхена. — Куда ты уходишь? — он хмурит черные брови. — В саду и впрямь очень красиво, но у меня на носу контрольная по химии, — омега прячет глаза от северного Чонгука, который своим присутствием делает осень по-зимнему ледяной. Тэхен притворно кривит губы в улыбке и удаляется.***
Дни, считает Тэхен, стали еще длиннее и безрадостнее. Сложно находиться рядом со сводным братом, укусы которого на теле Тэхена не исчезли, лишь слегла побледнели; еще сложнее — видеть кокетство кузины в сторону Чонгука, который либо не замечает, либо просто прикидывается. Альфа не глуп, скорее всего, делает вид, что не замечает ее откровенного флирта и томных взглядов. Даже Мин Юнги заметил странное поведение двоюродной сестры Кима, но он только взметнул свои брови вверх, мельком глядя на Тэхена. Омеге вообще-то плевать, потому что его интересует только Чимин, и если Чон отвяжется от него, то это будет только на руку. И лишь Тэхена эта ситуация заставляет каждый раз напрягать мышцы. — Нуна, для чего ты здесь? — юноша не выдерживает, желая выяснить истинную причину приезда кузины, что как тень слоняется за его сводным братом, следует за ним по пятам. Девушка ласково проводит своей мягкой ладонью по пушистым волосам подростка. — Мне уже пора выходить замуж, Тэ, — она произносит. — Чон Чонгук — отличная партия для меня. К тому же, он питает ко мне интерес. Тэхен давится воздух, отскакивая от рук сестры, словно прокаженный. Ему кажется, будто это шутка. Чушь собачья, Чонгук едва ее одаривает коротким взглядом, о каком интересе может идти речь? На удивление, Тэхену даже сказать в ответ нечего, ведь Ли Ян и Гука даже кровные узы не связывают, они оба взрослые люди. Только лишь детская обида таится где-то в сердце, потому что его любимая кузина стала такой же, как и все те, кто окружают юношу: повернутые на деньгах, славе и не знающие, что такое искренняя любовь, сострадание и человечность. Еще одна бездушная кукла в коллекции Господа.***
. Омега обтирает большим полотенцем мокрое тело, от которого идет пар, что тут же растворяется в воздухе ванной комнаты. Парень хватает с тумбы чистую одежду и, отбросив полотенце к корзине с грязным бельем, одевается. Босые ноги наступают на кафельный пол, когда Тэхен направляется к себе в комнату. Смартфон выпадает из его рук и бьется о пол с глухим стуком, в то время как Ким застывает, глядя на Чонгука, вальяжно развалившегося белоснежных простынях. Юноше в миг хочется исчезнуть, потому что стоять вот так вот — в светло-серой растянутой майке, открывающей вид на все неблагородно оставленные укусы альфой, и в дурацких черных штанах — было не комфортно. Темные глаза Гука на секунду словно воспламеняются, когда он мажет взглядом по открытым плечам, помеченным им же, где расцветают гематомные пятна в цвет кроваво-красным розам. — Мне жаль, — Тэхен хмурится, ведь тон сводного брата вовсе не извиняющийся. — Мы оба знаем, что тебе не жаль, Чонгук. — Ты прав. Жутко становится, когда омега ловит голодный взгляд альфы на себе, он не знает, куда деться от этого черта. Чон садится на краю кровати, выпрямив спину и положив ладони на свои колени. — Подойди, Тэ. Юноша колеблется между подчинением приказу брата и побегом, только вот бежать некуда, все дороги приведут обратно в адский особняк. Чонгук везде его отыщет, потому что у него есть власть и деньги, а главное — желание отыскать. Секунды кажутся вечностью, Чон терпеливо сидит на месте и ждет. Тэхен на дрожащих ногах идет к нему, пытаясь скрыть свою боязнь, что вообще-то бессмысленно, ведь — по глазам видно — альфа страх его чувствует, впитывая в себя с наслаждением. Ким не успевает отпрыгнуть назад, когда Чонгук резко поднимается на ноги и оказывается совсем впритык, хватая за запястья, где виднеются лиловые синяки, что заставляет омегу сжаться и зажмурить глаза. — Я разрываюсь от желаний разодрать тебя в клочья или завладеть твоим телом, душой. Горячий шепот обдает лицо Тэхена, и он в ужасе распахивает глаза. Вообще-то, семьей они не были практически никогда, лишь формальность оберегала его от Чонгука, который сейчас так бесстыдно оглаживает стройные бедра, где словно появляются ожоги под грубыми касаниями. Омега толкает Гука в плечи и с широко распахнутыми глазами и, слепо пятясь назад, смотрит на безумного мужчину перед собой. — Как у тебя вообще язык поворачивается говорить такое, Хен! — голос юноши дрожит так, будто он с минуты на минуту расплачется. — Мы же братья! Хуже всего — бесстрастный громкий смех Чона в тишине, как лезвие по нетронутой доселе коже. — Тэхен-а, прекращай ломать комедию, — улыбка вовсе не предвещает никакого веселья, скорее говорит об опасности. Чон наступает на омегу. Крепкие руки хватают хрупкого юношу и притягивают к теплой груди, губы беспорядочно выцеловывают каждый участок головы Тэхена, который пытается вырваться. Горячий язык оказывается на местечке под ухом, и Гук мокро ведет по фарфоровой коже. — Чонгук-а, мы же семья, — жалостливо хнычет Тэхен куда-то в мягкие черные волосы, пахнущие шампунем, смолой и каким-то чужим запахом — кофе и что-то почти неразличимое; это обидно — выходит, недавно Гук был с кем-то еще, кого касался так же, к кому был так же ощутимо близко. Легкий смешок раздается в районе шеи омеги. Чонгук отрывается от плоти и глядит в карие глаза, которые ведут негласную войну с сильным альфой. — Мы с тобою не связаны кровью, братец, — брови Чонгука изящно изгибаются в иронии, в то время как Тэхен поджимает свои губы. Ему стыдно за себя, прижатого к стене с чуть раздвинутыми в стороны ногами и подставляющего шею укусам альфы. Но лишь немного, потому что это то, чего просят его инстинкты. И, возможно, сам он — так прекрасно ластиться к уничтожаемым рукам, ведь они помогают почувствоваться хотя бы мнимую любовь, не имеет значения чью. Тэхен по натуре своей очень тактильный и ищущий обожания в чужих глазах человек, в отличие от своего сводного брата, который на подсознательном уровне топчет все намеки на чувства любви и привязанности. Нельзя сказать, что Тэхен, сгорая в руках, провожающих его в Ад, идет на поводу у своего тела, скорее разума. Присутствует убивающее желание ощущать в груди трепет. Лишь в эту ночь ему кажется, что руки альфы не разорвут его, а защитят и подарят заботу. Чон пользуется забвением юноши и хватает его ладонь своей, ведя к постели. Его руки тянутся к краям майки омеги, который смотрит куда-то сквозь жаркого тела напротив. — Подними руки, — командует Гук, а Тэхен подчиняется, глядя своими кошачьими глазами доверчиво. Майка оказывается на полу, прямо рядом с их ногами. Чонгук захлебывается вязкой слюной, когда видит острые плечи с ключицами, нездоровую бледноту, выглядывающую из-под смуглой кожи, и вдыхает сладкий запах молодой кожи. Тэхен инстинктивно дергается, когда могучие руки оказываются на его ягодицах, сжимая так, что наверняка красные отпечатки останутся (когда это они дошли до того, что Чонгук постоянно оставляет после себя следы на теле Тэхена?), но Чон агрессивно толкает его на кровать, отчего парень издает тихий удивленный вздох. Мужчине нравится видеть беспомощного и податливого молоденького омегу, источающего феромоны, всего в его власти — хочется раздавить, впитать в себя. Восковые пальцы тянутся к сомкнутым коленям и грубым рывком расставляют их в стороны под изумленный взгляд кофейных глаз. Ладонь непрерывно ведет по внутренней стороне левого бедра прямо к паху, и Тэхен поджимает к своему рту ладошку, быстро моргая. — Х-хен, — невнятно бормочет он, и альфа скалится, голодно всматриваясь в лицо смущенного до жути омеги. — Чего ты желаешь, душа моя? — Тебя, — скромное стрекотание и пунцовые щеки вот-вот сорвут зверю крышу. Руки Чонгука отрываются от изящных изгибов чужого тела и расстегивают одну за другой пуговицы на черной атласной рубахе, которая тут же спадает с его широкий плеч и мускулистых рук, которые, кажется, хотят привести Тэхена к грехопадению.***
Жесткие и дикие касания к обнаженной коже, фиолетовые засосы и темнеющие следы от зубов везде, куда Чонгук мог дотянуться, жадный взгляд в самое нутро Тэхена; брат всюду — его руки, его крепкая мужественная грудь, горячая плоть, жаркие губы, сорванное дыхание и гулкое рычание над самым ухом. Жалкие всхлипы и хныканье Тэхена: «Чонгук-а, прошу!». — Почему ты не раздеваешь нас до конца? — нетерпеливо, жаждуще хрипит Тэхен, опрокидываясь на подушки. — Я не войду в тебя, не сегодня, — жаркое грохотание рядом с дергающимся кадыком. Омега не может подавить в себе слезы позора и горечи, вспоминая свои оргазмы лишь от рук и трения, соблазнительного голоса и пылких антрацитовых глаз-льдин. Как мог он опуститься до того, чтобы его омежья натура взяла верх? Выше желания близости сводного брата было желание быть присвоенным и подчиненным, защищенным. Тэхен проводит в своей постели около трех с лишним часов, глядя в потолок. Когда он встает, то избегает зеркал, где увидит свое истерзанное зубами и губами брата тельце, что вчера так покорно шло на контакт. Омега покидает комнату в серой водолазке и черных брюках, оставляя зримыми лишь стыдливое лицо и лодыжки. Он натыкается на свою кузину в кухне. На ее лице абсолютно нет макияжа, что делает ее вид моложе и в какой-то мере более притягательным, длинные волнистые волосы собраны чуть растрепанный хвост на затылке. Она одета в строгое облегающее белоснежное платье. «Потрясающая красота,» — думает Тэхен, глядя на девушку. — Доброе утро, Нуна, — омеге едва удается заставить себя дружелюбно улыбнуться. Его слова сопровождаются каким-то неясным холодом во взгляде сестры, что неотрывно смотрит на него. — Два часа дня, Тэхен, — она хмуро отвечает. Тэхен неловко пожимает плечами и направляется в кофеварке, когда его кисть оказывается схваченной. Он удивленно смотрит через плечо на Ли Ян, которая смотрит на него со страхом и неверием. — Я почувствовала этот запах, пока ты еще даже не показался на пороге этой комнаты, — она тихо и ровно произносит. — От тебя разит им. Взгляд Тэхена становится жестким, он выдергивает свою руку из кольца худых пальцев и делает пару шагов назад, враждебно смотря на кузину, чье лицо искажается ужасом. — Скажи, что я неправа! — она вдруг взвизгивает, топая ногой, как дитя малое. — Почему ты молчишь, Тэхен? — Ян настойчиво вглядывается в мрачное лицо своего кузена. — Вы же братья! Как можете вы абсолютно ненормальные! Тэхен пятится назад, а после разворачивается и быстрым шагом удаляется из кухни. Ему стыдно, мерзко, он в гневе. Последний рычаг опускает Мин Юнги, в грудь которого он врезается, пока бежит по коридору к прихожей, чтобы покинуть особняк. Аккуратные руки в миг отстраняют дрожащего омегу от себя, держа за плечи. Эта близость ненавистного мальчишки неприятна для Мина. — Смотри, куда идешь, — парень закатывает глаза. Тэхен испуганно наблюдает за тем, как Юнги вдруг хмурит брови, принюхиваясь. Он выглядит ошеломленным. — Ты- Старший омега не успевает закончить, потому что Ким вдруг толкает его и проносится мимо, оставляя после себя лишь медовый запах своего тела вперемешку с ментоловым шампунем Чонгука и еловой смолой.***
Чонгук наблюдает за тем, как совсем еще молоденький омежка ластится к ногам Хосока, что развалился в глубоком кресле, как Хосок тянет за черный поводок, прикрепленный к ошейнику на тонкой лебединой шее омеги. Мужчина вздергивает бровь, заинтересованно глядя на развлечение своего друга, а после переводит свои темные глаза на ночной город за окнами неоновой комнаты клуба, где ему, откровенно говоря, скучно. Альфа достает из кармана свой телефон и открывает чат с Мин Юнги.«Ты в особняке?». «Да, я здесь.» «Проследи за Тэхеном. Не выпускать его из дома, заставить поесть. Я не вернусь сегодня ночью.». «Ок.»
Чонгук залипает, глядя на экран своего телефона. Он сам не уверен, почему планирует провести ночь в квартире, а не в особняке, где может вновь заставить сдаться себе своего брата. «Или это ты сдашься,» — Чонгук мысленно усмехается. Еще неясно — кто в чьей власти. Мужчина скалится очаровательному мальчику, что садится на его колени. Он ведет по мягкой коже бедер, едва скрытых сетчатой тканью колготок, чувствуя запах цветущего яблоневого дерева. Он рычит и грубо впивается в чужие губы, когда подсознание подкидывает ему картинку четырнадцатилетнего Тэхена, сидящего под яблоней в саду в позе лотоса. Альфа точно не будет отказывать себе в удовольствии, получаемым от общества смазливого омеги, из-за глупого и неуклюжего сводного братца, которому хочется не то глотку перегрызть, не то выебать из него всю его напускную смелость и дурную способность перечить Чонгуку.***
Тэхен слышал, как ранним утром покинула особняк его кузина. Ли Ян незаметно исчезла, всего лишь оставив в спальне, где провела несколько ночей, свой запах, почти исчезнувший после проветривания прислугой воздуха. Омега знал, что Чонгук не ночевал дома, потому как не чувствовал его присутствия. В пять утра Тэхен сидел на скамье, представляя, что рядом с ним сидит мрачная фигура его старшего брата. «Желание. Эти цветы обозначают то самое желание, с которым невозможность совладать,» — чонгуков мелодичный голос казался призрачным эхом для юноши, глядящим на те самые красные розы. Он начинал бредить. В семь утра Тэхен шаркает ногами по полу, направляясь к лестнице, прежде чем остановиться прямо возле комнаты брата, увидев поднимающегося по ступеням Чона. Он одет в заправленную в черные брюки белоснежную рубашку, держа свой пиджак в руках. Его волосы немного взлохмачены, а глаза сверкнули, столкнувшись взглядом с перепуганным омегой, замершего, прямо как олененок, учуявший опасность. Мужчина оказывается все ближе, но Ким не отступает, отчего зверь внутри Чонгука заводится — жертва сама идет в хищные лапы. — Где ты был? — тэхенов голос тихий и хриплый, он с самого пробуждения ни с кем еще не говорил. — Ты не ночевал здесь. Альфа лишь краями губ усмехается, поднимает руку и ведет, едва касаясь, по щеке омеги тонкими пальцами. Он вдруг хватает ладонь брата и тащит за собой, идя к своей спальне. Тэхен удивленно вздыхает, как только переступает порог комнаты. В ноздри ударяет запах, его собственный запах, смешанный с ароматом Чонгука. Юноше кажется, будто он совсем умом тронулся, рассматривая множество стеклянных ваз, наполненных водой, откуда виднеются ветви магнолии. Он ахает и подходит ближе, чтобы убедиться, что растения настоящие. — Почему? — он задает Чону вопрос. Мужчина встает позади младшего брата, который в свою очередь разворачивается к нему лицом. Тэхен знает, почему; потому что так он сам пахнет — магнолиями. Юноша завороженно смотрит в глаза-льдины, где плещется холодный океан и вместе с тем какая-то недосказанная многозначительность. — От тебя пахнет посторонним омегой, — Чонгуку хочется врезать себе за то, что его задевает понурое лицо подростка. — Потому что я был с посторонним омегой, — слова повисают в воздухе. Плечи Тэхена опускаются, как и его печальный взгляд. Чон думает о том, как прекрасен его сводный брат в своей печали — трагичная картина, которая завоевала бы всеобщее внимание, и Чон Чонгука та картина свела бы с ума. — Не веди себя так, будто я что-то должен тебе, душа моя, — мужчина гладит шелковые волосы, пропуская их сквозь ладони. Слова бьют Тэхена в грудь, и он отшагивает от альфы в сторону, отворачиваясь. — Я и не жду от тебя ничего, Чонгук-а, — омега грубо отвечает. — Просто жду, когда тебе надоест эта игра со мной. Брови старшего поднимаются, а на губах играет издевательская такая улыбка. — Не действуй так, словно тебе плевать, — тон альфы деланно доброжелательный. — Я тебя знаю очень давно, как и твою ранимую душонку. Тэхен чувствует комок в горле, но лишь впивается ногтями в кожу своих ладоней, не позволяя себе быть слабым перед братом. Юноша в миг оказывается перевернутым лицом к лицу с Чонгуком, который вглядывается в карие глаза, смотрящие на него с обидой. — Мне и впрямь все равно на тебя и на все, что с тобой связано, Хен, — шипит Тэхен, пытаясь выдернуть свои руки из захвата. — Все сказал? — альфа холодно спрашивает, у омеги дрожь по всему телу. — Я жду своего совершеннолетия, чтобы скрыться от тебя, потому что с тобой, Гук-и, моя жизнь подобна Аду, — гневно выплевывает Тэхен, и он точно не ожидает увидеть ухмылку на розовых губах брата. — Я не виноват, что ты кормишь моих чертей. Чонгук остервенело вгрызается в мягкий податливый рот омеги, который, наверное, был подослан ему шпионами, как яд, который вот-вот отравит его, и альфа откинется. А Тэхену нечем согреться, когда рядом чувствуется лед, которым будто покрыто все тело Гука, вся его душа и наверняка его сердце, если оно у него имеется. Омега льнет к мужчине, чувствуя, что ноги перестают держать, он хватается за ткань рубашки Чонгука, ощущая неимоверную тоску и переполняющее его возбуждение. Ему кажется, будто в последний раз он может касаться этих губ, этих рук и водит пальцами по крепкой груди. Он хочет просить брата обещать ему, что никогда не оставит, но знает, что обещание не будет озвучено. Тэхен просто не имеет права просить о таком; они точно не герои, между которыми вспыхивают чувства: Чонгуком движет желание обладать и жажда, а Тэхеном — его романтичная натура. — Отдайся мне сейчас, ты мне нужен, — тэхенов голос умоляет прямо над ухом альфы, который в свою очередь подхватывает легкое тело на руки и несет к постели, бережно опуская на ткани. — Весь ты. Мальчику стыдно за свое отчаяние, неясно чем вызванное, но он собирается получить альфу хотя бы на короткий срок, потому что он жил слишком долго без чувств и ощущений привязанности. Ким убеждает себя, что его желание напрямую связано с нехваткой теплоты от людей, с его одиночеством. — Ты похож на прелестную куклу, — Чонгук любуется фарфоровой кожей под своими матерыми руками, тэхеновыми овальными глазами, обрамленными пушистыми темно-коричневыми ресничками, и припухшими от грубых поцелуев и укусов губами. — Истинная красота. Тэхен же думает о том, что он похож на куклу разве что тем, как покладисто отдается рукам своего хладного кукловода.***
— Отвали, Чонгук, — юноше слышится озлобленное рычание из коридора. Он всматривается в темноту, теряясь во времени. Перед глазами темная тумба с электронными часами и черные кожаные перчатки брата — Тэхен все еще в его комнате. С красных губ срывается глупый смешок от мысли, что он сам приполз в логово чудовища. — Пусти меня, — звучит агрессивно, Ким может почувствовать накаленный в воздухе ягодный аромат раздражающего омеги со смолистыми волосами и пронизывающими глазами. — Не тебе решать, как и с кем мне жить, милый. Тэхену не впервой слышать ядовитый тон Мин Юнги, но он никогда не говорит так с его сводным братом, по крайней мере, при посторонних. Омега садится на просторной кровати с измятыми теплыми простынями и сверлит взглядом дверь, за которой, очевидно, происходит представление. — Юнги, это твой самый идиотский поступок, — до ушей доносится угрожающий голос Чона, и у Тэхена мурашки. Он чувствует опасность даже через стену. — Я не могу отпустить тебя просто так, в любом случае, — Тэхен слышит, что враждебный тон Чонгука в миг сменяется безразличием. Юнги цокает, и Тэхен закатывает глаза, потому что этот напыщенный омега бесит, хочется выставить его из особняка на правах брата Чонгука. Но он знает, что тот оторвет ему голову, ведь Мин Юнги неприкосновенен. Этот факт колет обидой где-то слева от груди. Мальчик тянет ладошку к этому самому месту, быстро поморгав пару раз. — А что не так? — ехидно произносит Мин за самой дверью. — У тебя точно есть тот, кого можно разложить когда и где угодно — подстилка. Ким вздрагивает, слыша звонкую пощечину, а после — зловещий смех омеги-гиены. — Заткнись, солнышко, — нарочито мягко говорит голос Чонгука. — Иначе я тебя в клочья разорву прямо здесь, не задумываясь. — Я разве не прав? Сейчас мне приходится задыхаться от запаха Тэхена на твоем теле. Юноша поджимает колени к груди и ждет, что брат ответит что-нибудь Юнги, но тот просто молчит. — В любом случае, я здесь не за этим, — голос Мина вновь ровный и тихий, обыденный. — Просто хочу оповестить тебя о том, что отныне я не хочу быть связан с тобой. Меня волнует лишь мой партнер, просто прими это, Чонгук. Болтовня Юнги резко обрывается, после чего, Тэхен клянется, он слышит приглушенный стон, который рвет сердце на части. Он слышит тяжелое дыхание зверя старшего брата, слышит грязный и изощренный поцелуй между омегой и альфой. Ким не позволяет себе расстроиться из-за этого, он бросается обратно на подушки и поднимает взгляд на серый в темноте потолок.***
Тэхен не говорит брату о том, что слышал его и Юнги ночью. Он исподлобья наблюдает за Чонгуком, который читает газету и токсично усмехается самому себе. — Сфотографируй, — Чонгук вдруг резко проговаривает и поднимает глаза на сводного брата, который дергается от неожиданности. — Я чувствую твой взгляд на себе. Щеки омеги алеют, и он опускает глаза на свою тарелку с вафлями, политыми медом. Сегодня аппетита нет совсем, есть только обида на брата. — Что с твоим настроением, душа моя? — альфа откладывает газету на стол и скрещивает руки на груди. — Скажи, чего тебе хочется — я достану для тебя. «Твое сердце,» — вертится на кончике языка. Но омега отвечает: — Плохое самочувствие. — К врачу? — темно-синие чонгуковы глаза смотрят с беспокойством. — Не надо мне к врачу. Останусь сегодня дома. Тэхен ловит пожимание широких плеч брата и слабый кивок с его стороны. — Оповести, если станет хуже. «Мне будет лучше, если ты уедешь на работу прямо сейчас,» — Тэхен мысленно вздыхает. — Сегодня благотворительный вечер у Чон Хосока, моего приятеля. Ты его знаешь. Альфа встает из-за стола и поправляет свой галстук на шее, который Тэхену хочется затянусь, да покрепче. Мужчина мимолетно кидает взгляд на циферблат своих наручных часов из золота. — Будь готов к шести, за тобой приедет машина. Хочу познакомить всех со своим дорогим братом, — мальчишку коробит от ухмылки на бледных губах старшего. Он подходит к нему и наклоняется так, что заполняет собой все. Запах дорого парфюма и пробивающийся аромат тела брата пьянит разум Кима, который устремляет свой взгляд сквозь грудь альфы. Он касается теплыми губами кожи на лбу омеги, оставляя влажный след. — Надень то, что я пришлю тебе с Джином. Чонгук отстраняется и идет по направлению к выходу, но замирает и через плечо кидает: — Перед поездкой пригуби чуток какого-нибудь алкогольного напитка. Иначе снова будешь сидеть, как натянутая струна. Только лишь когда фигура брата исчезает с поля зрения, Тэхен выдыхает воздух и сутулится над столом.***
Тэхен отворачивается к окну со своей стороны, чтобы не смотреть на изящные руки Чонгука на руле, чтобы уберечь себя от любования его по истине красивым профилем, потому что сейчас он зол и огорчен. Чонгук сжимает руль крепче, нарочно игнорируя хмурого омегу, но сам он едва не дергается, слыша как тот гремит своими браслетами на тонком запястье. — Должен ли я набрать номер Хан Чжуна? — мужчина спрашивает, не отрывая сосредоточенно взгляда от дороги. — Мне не нужен врач, Чонгук. Альфа хмыкает. — Он не просто врач, — сурово отвечает он. — Это твой психолог. Тэхен закатывает глаза. — Бога ради, — омега закатывает глаза, повернув голову и раздраженно взглянув на сводного брата, который в свою очередь не обращает на него свое внимание.***
Чонгук водит носом по ключицам, шее и ребрам, выставленных ему Тэхеном. Он зализывает собою же оставленные прежде засосы на коже, словно волк. Омега зарывается своими пальцами в густые жесткие волосы, запрокидывая голову еще сильнее, почти до хруста, подставляясь прикосновениям. Он развязно стонет, когда брат грубо сжимает в своих руках по-девичьи округлые и мягкие бедра с белой кожей, затронутой лишь парочкой родинок, которые мужчина выучил наизусть, и несколькими краснеющими следами зубов, разводит длинные ноги в стороны, оказываясь между ними, а руки перемещает на запястья Тэхена, который из-под трепещущих ресниц заглядывает доверчиво в его горящие желанием глаза. Резким движением альфа сводит обе худощавых руки вместе и поднимает их над головой омеги, который скулит ни то от слабой боли в костях, не то от распаляющей власти над своим телом чужого человека. Тэхену мерещатся те самые чонгуковы рубиновые розы, потому что сейчас он желает распасться в хищных лапах на атомы и больше никогда не собраться. Везде только ЧонгукЧонгукЧонгукЧонгук, воздух плавится под его рваным горячим дыханием. Альфа привстает с кроткого юношеского тела, упирается коленями в упругий матрац и тянется к бутылке открытого Dom Pérignon[1], и отпивает прямо из горла, свободной рукой ведя по плоскому животу младшего брата, что извивается под ласками. Сделав пару глотков, он набирает в рот немного пьянящей жидкости, наклоняется к лицу омеги, нажимает острыми пальцами на подбородок и целует в приоткрытые губы, делясь алкоголем, и упиваясь тем, как жадно Тэхен глотает, облизывает рот Чонгука и прикрывает глаза. Старший языком ведет по подбородку юноши к шее, по следу от капель шампанского, слегка прикусывает ключицы и сам себе усмехается в мягкую кожу. В одно мгновение Чонгук просовывает ладонь между влажной от пота спиной сводного брата и простынями и резко переворачивает его на живот. Тэхен чувствует себя распятым на этой кровати за потерю своего целомудрия, к которой его привел точно сам Дьявол в обличье Чон Чонгука.***
— Я люблю тебя. — Не любишь. Хочешь выпить чего-нибудь? — теплые и влажные от Hennessy губы касаются шеи, пока руки блуждают по горячей коже талии, задирая черную рубашку. Пальцы сжимают плоть, оставляя ярко-розовые следы. Тэхен отпихивает брата от себя вместе с его ласками, отчаянно хватается за широкие плечи ладонями, сжимает их и заглядывает в полуночно-синие глаза. — Чонгук! — омега хмурится и чуть склоняет голову вбок. — Я тебя правда люблю, крепко и безрассудно. Ему хочется кричать о своих чувствах, потому что он добрался до них через ненависть, обиды и гнев. Он все это с корнем обрубил в себе, позволяя Чонгуку внутри груди разрастись. Под ребрами сплетаются кровавые розы вместе с магнолиями. Беспощадные руки грубо отдирают тоненькие пальчики с плеч и прижимают кисти к книжному шкафу с силой, что пара книг валятся на пол, но Тэхен взгляда от властных, жестоких глаз не уводит, а телом льнет к чужому, от которого жар исходит. Чонгук утыкается своим лбом в тэхенов, цинично усмехаясь. — Прекрати забивать этими глупостями свою красивую голову, куколка, — юноше хочется заткнуть уши и не слушать альфу, но руки больно сжаты и обездвижены. — Твоя любовь — каприз. — А ты, значит, не любишь, — омега горько улыбается и резко дергает руками, чтобы вырвать их из захвата, но он гораздо слабее брата, поэтому лишь с негодованием смотрит на Чона, стиснув челюсти. — Не люблю, — Чонгук отвечает беспощадно просто, будто ударяет словами Тэхена по лицу, оставляя отпечаток. — Есть любовь — есть слабое место. А у меня нет слабого места, я же бессмертный, душа моя. Тэхен пытается ногой брата ударить, но для того эти жалкие попытки как щекотка. Мужчина смотрит на зверушку, вжатую в его тело, не зная, что приручил. — Ты чудовище! — Тэхен едва не воет, пока глаза становятся влажными из-за слез, вызванных обидой и злостью. — А я все равно люблю! — заявляет, отчего Чонгук вдруг отпускает его и холодно смеется. Омега от неожиданности оказывается на полу и потирает ушибленный локоть. Его вновь хватают и вставят на ноги, которые все равно рано или поздно подкосятся, потому что Тэхену кажется, что его сломали, как игрушку. Чонгук разбил фарфоровую куклу из-за неосторожности и свойственной ему небрежности. — Почему ты смеешься? — он треснуто спрашивает альфу, который улыбается краями губ. — Ты такой жестокий. — Ты купился на мою жестокость. Тэхен будто собирает свои осколки, что разлетелись по всей комнате, отталкивает брата и тенью исчезает в дверном проходе, не окликаемый и не оставленный. Чонгук сжимает и разжимает кулаки, прикрывая глаза, играя желваками и считает вслух до десяти, пытаясь унять зверя, который рвется вслед за хрупкой фигуркой ушедшего омеги. Мужчина чувствует свою одержимость братом, знает, что это нездорово и, скорее всего, не лечится даже, но пойти за ним себе не позволяет. Тэхен никогда не будет его уязвимостью, потому что у Чон Чонгука нет слабостей и никогда не будет. Чонгук никогда не испытывал желания, с которым невозможность совладать, он все держит под контролем, а своего зверя и подавно. Он и ночью сам себя согреет, кошмаров тоже не будет, потому что Тэхен — его порок, но в этот раз он воздержится, потому что сила у Чонгука неизмеримая.***
В зимнем саду небольшого домика на краю Бангока весь воздух пропитан красными розами, которые символизируют выстраданную любовь Тэхена, что сидит на невысоком стуле, окруженный этими самыми цветами. Он чувствует, как шипы сердце колют, заставляют кровоточить, когда со страхом, медленно разворачивает с сочувствующим видом переданную Чио газету. «25-летний наследник состояния усопшего Чон Джонхена женится на дочери банкира,» — гласит крупный и яркий заголовок. Омега рассматривает фото от папарацци под статьей, которую даже не читает, откуда на него смотрят привычные глаза-льдины, которые он не видел уже больше года, самого мучительного года, полного порывов сесть на самолет и вернуться в Сеул, к сводному брату, чьих прикосновений не хватает. Тэхен скучает, тоскует, хочет умереть даже, пока его не спасает Чио, вытаскивая из петли, в которую мальчишка был готов залезть. Хоть он и умер тогда, когда втянул в легкие запах Тайланда, не чувствуя ни капли аромата еловой смолы и знакомого парфюма. Рассыпался на крупицы, когда Чонгук рассмеялся в лицо на признание в по-детски наивной любви, может быть, преувеличенной от желания не быть одному, ощущать тепло чужое и заботу, которые недополучил, пока ребенком был. Но Тэхен не знает, что не родной по крови брат умер под самое утро, когда за окном неслышно снег падал, проснувшись от очередного кошмара, где фигурировали печальные кукольные глаза, пытался под боком у себя нащупать песочную гладкую кожу и пепельную копну волос, но приглядевшись, увидел лишь худое женственное тело и длинные черные волосы своей невесты на другой половине кровати, далеко от себя — между ними будто стены были воздвигнуты, даже когда оба спали. Чонгук сами эти стены построил вокруг себя целиком, чтобы образ младшего брата через них не прошел. А его имя все равно изнутри на ребрах выцарапано, кости ломает, зверь внутри скулит, потому что Тэхену удалось стать слабостью Чонгука, удалось сделать хищника жертвой.//ты проявил бессердечие, позволив мне мечтать о тебе. ты поступил нечестно, сказав, что не испытывала ничего подобного. ты поступил подло, заставив меня мечтать о тебе.//