Чудо

Лань Чжань всегда был болезненным ребенком. Ещё в детстве, как рассказывал брат, лекари говорили, что он может не выжить, что тело слишком слабо и проживет малыш не дольше суток. Но... Все оказалось не так... Видя слезы и грусть в глазах матери, надежду и поддержку в очах брата, чувствуя сердцем гордость отца и дяди, Лань Чжань уверенно сопротивлялся всем болезням, показывая упорство и жажду жизни с рождения. Вот только... Это случилось, когда маленькому Ван Цзи было девять лет. Его мама, та, кто дала ему жизнь, сама же ее потеряла. Его мама умерла. Да, именно это сказал ему дядя, а потом повторил Лань Си Чэнь: "Она... умерла, Ван Цзи. Ее больше нет." И это сломило маленького мальчика, мальчика, который всю жизнь так отчаянно цеплялся за свою семью, старался во всем угодить и быть сильным - лишь бы не доставлять родным неприятностей, не приносить лишь больше хлопот. А сейчас... смысл потерян. Отец замкнулся в себе, совершенно перестал обращать внимание на юных наследников. Дядя пытался помочь сразу всем, но в результате лишь ухудшал общее положение, надоедая своему брату сожалеющими нотками в голосе и гоняя маленьких сыновей Главы Ордена до изнеможения. И пусть брат все так же был близок, всегда пытался утешить, но... Это было не то. Счастье обрушилось с небес на землю, раскалываясь и дробясь осколками былой радости, разрывая сердце младшего на мелкие кусочки. И Ван Цзи слег. Си Чэнь говорил потом, что тот пролежал, не приходя в сознание, почти два месяца. "Лекари уже хотели опустить руки, как ты внезапно проснулся." - и такое счастье читалось в тот момент в глазах брата, что Лань Чжань просто не мог не поверить. И верил, хоть и знал, что проснулся он совершенно не случайно... Это случилось ночью, когда Луна поднимается высоко в небо, озаряя своими яркими лучами все вокруг. И в тот момент, когда маленькое сердечко уже собиралось сделать свой последний удар, а лёгкие - выпустить из детского тела последний дух, в окно влетел маленький ворон. Черная птица словно принесла с собой жизнь: вся спальня младшего из двух детей Главы будто преобразилась, сбрасывая с себя оцепенение и грусть болезни, преддверие смерти изгоняя мягкими, словно кошки ласкающимися, потоками прохладного воздуха. И в тот момент, когда смоляная птица приземлилась на ложе молодого господина, тот вздохнул полной грудью, впервые за столь долгое время впуская в легкие достаточное количество кислорода. Мальчик открыл глаза. Сначала непонимающе озираясь по сторонам, взгляд ребенка быстро наткнулся на незваного гостя. Ворон, сидевший до этого спокойно, внезапно каркнул и быстро перелетел на колени немного испуганного человека. "Кто же ты?" - непонятно, то ли вслух, то ли в своих мыслях произнес ребенок. А воронёнок, ибо за взрослого такое крошечное пернатое создание считать нельзя, лишь внимательно смотрел на новоприобретенного друга своими невозможными для птицы, голубо-серыми глазами. И, казалось, в этот момент остановился весь мир - крошечные пальцы дотронулись до ещё меньших черных перышек. И в тот же миг дитя рассмеялось! Лань Чжань смеялся тогда так искренне и по-детски, что перебудил половину ордена, напугав, но и безмерно осчастливив родных, надёжно пряча нового и единственного друга под одеялом. "Это чудо!" - сказали лекари и Ван Цзи был с ними согласен. Он так и назвал вороненка - Чудо. Маленькая птичка той ночью улетела, неизвестно как оставаясь незамеченной, но спасая ребенка от кучи бесполезных вопросов: Лань Чжань никогда не рассказывал о новом друге, даже от брата скрывая эту тайну. И пусть птица улетела ночью, но прилетела днём. Их дружба продолжилась: Лань Чжань успешно шел на поправку, на удивление врачующих избавляясь от всех врождённых болезней, а вороненок исправно прилетал каждый раз, когда Ван Цзи оставался один, словно чувствуя свою нужность маленькому приятелю. Но... Все хорошее когда-нибудь заканчивается... В последний день, когда даже самые убежденные в болезненности второго наследника Ордена были вынуждены признать его полное выздоровнение, Чудо прилетел к нему. Ночью. Прилетел прощаться. И Лань Чжань все понял, а потому, вглядываясь в уже ставшие любимыми глаза цвета грозового неба и находя там только ему понятные слова, отпустил. Отпустил с чистым сердцем, в прощальном "кар" слыша лишь "До свидания. До встречи." И он верил. Верил голосу и цвету глаз. Ждал встречи с ним годами. Не отчаивался. А потом, в ночи, встречая взгляд и слыша голос, вглядываясь во внешность нового ученика, лишь смог тихо прошептать заветное и так любимое... - Чудо...