Без комментариев

*** От злых порывов ветра вздрагивали стекла. На улице творился снежный апокалипсис, а на прикрученном за окном термометре карликовый красный столбик замер на отметке «минус сорок шесть». Ичиго с сомнением смотрел на стопку, почти до краев наполненную прозрачной жидкостью. Гриммджо только что опрокинул в рот содержимое точно такой же. — Не бойся, не отрава, — кивнул тот Ичиго, как только смог дышать толком. Дядя Боря глядел выжидающе и строго, как на допросе. Мысленно плюнув, Ичиго выпил. Водка легко скользнула по горлу и упала внутрь маленькой термоядерной бомбой, от которой по телу разошлись волны тепла. Вместе с ним пришла и усталость, накатила как-то вдруг, застучала в висках эхом шума вертолетных лопастей, рева снегохода и криков из лаборатории. Одобрительно кивнув, дядя Боря снова наполнил стопки всех троих гостей, подвинул к ним тарелку с солеными огурцами и сказал что-то Гриммджо. — Интересно, нас заставят в отчете объяснять причину похмелья? — вполголоса спросил Ренджи. — Для начала неплохо будет хотя бы вернуться. — Не ссыте, девочки, — вставил Гриммджо, едва хозяин отошел к холодильнику. — Бурю обещали короткую, к утру все стихнет. Он, видимо, вел конструктивную беседу, блистая странным, незнакомым выговором, пока Ичиго и Ренджи ждали возможности где-нибудь вытянуться и отключиться. Когда их впустили в дом, Ичиго думал, что хозяин наскоро выделит им свободный угол и поспешит вернуться в постель, хватать за хвост сон. Но этот русский («Он якут», — обронил между делом Гриммджо, но разницу объяснить не успел) оказался куда гостеприимнее. Для начала он вознамерился вторженцев отогреть. И, судя по всему, расспросить. Спустя еще три микровзрыва внутри, два холодных хрустких огурца, несколько кружков пряной колбасы и минут двадцать неразборчивой, из грубых и певучих звуков слепленной русской речи дядя Боря встал из-за стола. Он тоже выпил немного, и у него благодушно блестели глаза. — Спать? — спросил он у Ичиго с Ренджи, прислонившись ухом к сложенным как для поклона рукам. Ичиго с облегчением кивнул и улыбнулся вполне искренне. Дядя Боря спросил что-то у Гриммджо, тот покосился на Ичиго, ответил с подозрительно дрогнувшими углами рта, лениво, вытянув ноги и откинувшись на спинку стула. Русский равнодушно пробасил ответ и тяжелой поступью двинул из кухни в укутанный темнотой коридор. — Что ты ему сказал сейчас? — спросил Ичиго. Чем более расслабленным выглядел Гриммджо, тем сильнее он сам настораживался. Отвечать Гриммджо не торопился. Лупился в черно-белую муть за окном с легкой паскудистой улыбочкой с таким вниманием, будто там демоны плясали. Может, так оно и было. Ичиго на красоты сибирской зимы насмотрелся уже сполна и оставил зверствующую метель вовсе без внимания. — Ты тут так любезно трепался… С чего ты взял, что мы вообще можем просто взять и ввалиться непонятно к кому? — спросил Ренджи. Он сидел в не очень хорошо освещенном углу, удобно привалившись плечом к стене и даже немного с этой стеной сливаясь за счет геометрического рисунка обоев, похожего на его татуировки. — Расслабься, параноик. Здесь вообще всем плевать, из разведки ты, из правительства или с Луны. А дядя Боря нормальный мужик. — Гриммджо Джаггерджак — знаток людских душ, — фыркнул Ренджи. — Какую сказку ты ему выдал? — Правдивую. Ну, почти. Что мы только-только прилетели, высадились на вертолетной площадке месторождения, отстали от своих попутчиков. Погода испортилась, а снегоход забарахлил. Кстати, он вроде думает, что мы китайцы. — Зашибись. — Просто китайцы тут вроде как собираются строить аэропорт, где-то неподалеку. — Зачем в этих ебенях аэропорт? Тут же сплошная тайга кругом, — поинтересовался Ренджи, но без особого задора. Видно было, что его тоже уже разморило. Гриммджо зевнул, не разжимая рта, и обронил: — Тут нефть. Больше он не посчитал нужным ничего добавлять, да это и не требовалось. Нефть — это деньги, и, чтобы ее добывать, люди потащатся в любые ебеня. Но желательно все-таки с комфортом. — Так что ты ему сказал сейчас? — снова спросил Ичиго. От количества принятых под легкую закуску градусов его, кажется, слегка коротило. Голоса ненадолго уплыли вдаль, потом вернулись, словно кто-то настроил радиоприемник. Гриммджо посмотрел на него с любопытством и немножко торжеством. — У него две свободные комнаты. Одна — сына, другая — гостиная. Спрашивал, как нам удобнее будет разделиться. — И? Торжества стало чуть больше. Только чтобы зажглись до обидного трезвые глаза. — Ну, я сказал, что ты мой брат, поэтому будешь спать со мной. Весь хмель из головы выдуло, будто там прошелся снежный ветер. Нутро стянуло тонкой льдистой корочкой, под которой продолжало полыхать. Ренджи посмотрел куда-то в пустое пространство перед собой, молча плеснул себе еще полстопки водки и выпил не поморщившись. *** Свою внезапную трезвость Ичиго, возможно, переоценил. Пол под ногами слегка проваливался, будто покрытый снегом, пока он шел по длинному коридору. Выделенная им спальня располагалась в самой дальней, задней части дома. Комната в глухом свете прикроватного ночника производила странное впечатление. Ремонт здесь едва ли делали со времен постройки дома, мебель выглядела пошарпанной, зато спальня была напичкана новенькой техникой. Ичиго беглым взглядом отметил большой эппловский моноблок на облезлом столе, забытый там же планшет, мощную музыкальную систему и игровую приставку, валяющуюся на полу. Провода от нее тянулись к монументальному телевизору, который каким-то чудом держался на стене. Другую стену, прямо за кроватью, зачем-то украшал яркий, с замысловатым узором ковер. Раздеваясь, Ичиго разглядывал этот узор и так заплутал в его лабиринтах, что не заметил, как вернулся отлучившийся в ванную Гриммджо. — А нехило пацан его укомплектовался, — заметил он, видно, тоже осмотревшись. — Ага. Вроде так сразу и не скажешь, что они при деньгах, — отозвался Ичиго. Он за шиворот стянул футболку с длинными рукавами и кинул ее на спинку кресла. Гриммджо тоже зашуршал комбинезоном, хмыкнул: — Ну-ну. Да ты видел, какая возле этой халупы тачка припаркована? Тачку Ичиго, конечно, не видел. Когда они подъехали, он вообще ничего не видел, кроме снега, залеплявшего глаза. — И откуда такие богатства? Опять нефть? — спросил наугад, лениво. — Не только. Да весь этот край — сплошная сокровищница. Хорошо законсервированная вечной мерзлотой и тайгой. При желании бабло и ртом и жопой можно хапать. У этого вон старший сын в алмазодобывающей компании работает. — Гриммджо скинул комбинезон. Ичиго краем глаза видел, как он возится с водолазкой. Голос зазвучал глуше, пока он стягивал ее через голову. — Другое дело, что тут инфраструктура неразвитая из-за климата. И все дорогое, потому что доставляется, я так понял, самолетами из центральных районов, притом редко. А золото, алмазы и нефть же жрать не будешь? Младший вот как раз за припасами поехал в столицу. — В Москву? — Ичиго скинул нижние тонкие, но теплые штаны и остался в трусах и майке. Одежда аккуратно стопкой легла на сидение кресла. Повисла пауза. Ичиго повернулся — Гриммджо смотрел на него в упор, спокойно. Как охотник на застрявшую в капкане добычу. — Нет, поближе, — наконец отмер он. — В региональную столицу. А до Москвы отсюда хрен знает сколько лететь, это тебе не Япония. — Ты прямо знаток. Откуда только понабрался всего этого? Гриммджо хмыкнул: — Так дядя Боря же то еще трепло. За полчаса успел и похвастаться, и пожаловаться. Мне только и оставалось, что уточняющие вопросы задавать. Забавные они. — И где ты русский выучил? — спросил Ичиго. Он снова отвернулся к креслу, шарил по карманам в поисках телефона, наконец нашел его — и едва не выронил из пальцев, когда сзади его обхватили горячие руки, стиснули на мгновение и тут же выпустили, чтобы подцепить нижний край майки. — Гриммджо. Собирался позвать предостерегающе, а вышло низко, почти непристойно. — М? — отозвался тот. Ичиго хотел сказать что-нибудь резкое, но слова примерзли к языку, потому что Гриммджо опустился позади него на колени, еще немного потянул вверх ткань и вдруг прижался губами к левому боку, чуть пониже ребер, туда, где стлался короткий розовый жгут шрама. Ичиго получил его на одном из заданий — удар армейским ножом со спины. Он тогда едва не умер от внутреннего кровотечения. — Черт, — выдохнул Гриммджо довольно, — еще с той ночи об этом думал. — Фетишист, — ответил Ичиго сдавленно. Ему было немного щекотно, и пол снова казался мягким, как перина. — Типа я спорю, — хмыкнули снизу. Ичиго развернулся, кресло за спиной оказалось вдруг очень кстати. Коленопреклоненный Гриммджо смотрел жадно и весело, ладонями осторожно скользил по ногам Ичиго, оглаживая большими пальцами колени, и выше — по бедрам, до полоски ткани, под нее. Ичиго глубоко вдохнул, усмехнулся занемевшими губами, легко щелкнул его по носу, ударил по рукам, высвободился, отступил на шаг. Гриммджо ничуть не возражал. «Кошки-мышки» были его профессиональной игрой. Он поднялся неторопливо, шагнул следом. Поймал. И будто мягкой когтистой лапой накрыл собой — сжимая, целуя настойчиво, влажно, прихватывая зубами язык, губы, словно ему тяжело удержаться и не сожрать зазевавшегося мышонка тут же, не сходя с места. — За каждый, — прерывающимся шепотом заговорил он, — за каждый… пропущенный… заплатишь. — Замираю в страхе, — язвительно прошептал в ответ Ичиго, уклоняясь, отчего ищущие губы натыкались на щеки, скулы, выдыхали раскаленный воздух в самое ухо. Съязвить хоть и удалось, но он правда замирал — от накатывающего огромного и неуместного желания. Скопившееся в теле напряжение требовало разрядки настолько, что даже усталость неловко отступила. Секса хотелось сильно. Гриммджо — хотелось невыносимо. Почему-то эта тонко звякнувшая в опустевшей голове мысль позволила выпутаться из крепкой хватки, словно оставался еще один, последний шаткий мостик назад. — Ну все, — как мог строго сказал Ичиго. — Хватит. Не сходи с ума. — Это почему же? — искренне удивился Гриммджо. И снова отпустил его, как будто не пытался парой секунд ранее сломать ему ребра. — Да потому! Мы на задании, мы черт знает где, черт знает в чьем доме… — Дяди Бори. — Ренджи за стенкой… — Вообще-то, на другом конце… — И это просто не… непрофессионально. И неуместно. — Ага, — покладисто кивнул Гриммджо и посмотрел ему в пах. Ичиго глянул туда же, стиснул зубы и упрямо мотнул головой. — Нам не по пятнадцать лет. Переживем. С робкой верой, что сумел убедить хотя бы себя, Ичиго обогнул Гриммджо и быстро подошел к застеленной постели, нырнул под одеяло. Прохладная ткань приятно легла на горящую кожу. Пахло чем-то свежим, будто отголосок метели, бьющейся в окна. Ичиго сдвинулся к самой стенке, носом в узорчатый ковер, услышал шаги Гриммджо и тут же со всей ясностью понял, что тот не остановится, даже если дядя Боря возникнет на пороге с дробовиком. Под двойным весом неширокая кровать жалобно охнула. — А знаешь, время уже давно за полночь, — тихо заметил Гриммджо. Он одной рукой подтянул Ичиго за талию к себе, вжимаясь в него стоящим членом. — Знаю. Поэтому мне так зверски хочется спать. — И какое число уже наступило? — спросил он вкрадчиво. Ичиго покопался в разноцветном сгустке, который заменял ему сейчас мозги, и рассмеялся бы, хвати у него на это дыхания. — Да ладно. Только не говори, что припас для меня коробку конфет в виде сердечек. Шепот получался лихорадочный, больной. Гриммджо фыркнул, потянул с него белье, не встречая сопротивления. — Припас кое-что получше. Стоило бы ответить «Не льсти себе», но Ичиго не успел — молча захлебнулся воздухом, чувствуя, как проталкиваются внутрь сколькие пальцы. Видимо, поход в ванную оказался продуктивным. Крем он там нашел, что ли. Мысль о том, что Гриммджо повсюду таскает с собой флакон смазки, отдавала бредом. Или порнофильмом. — Гриммджо, бл-лядь, — дернувшись, сказал Ичиго. — Да не будь же ты свиньей, а? Ну почему обязательно здесь? — Вылавливай тебя потом опять, — со смешком ответил тот. Толкнул пальцы глубже, немного разводя их, подул на взмокшую шею Ичиго, пустил взвесь шепота по коже: — Расслабься. Непонятно было, что именно он имеет в виду. Наверное, все сразу. Под головой стремительно раскалялась подушка, и внутри тоже расползался жар, пульсировал между ног, раздувал сердце, отчего оно становилось легким и поднималось высоко, стуча уже где-то в самом горле. Ичиго одной рукой упирался в мягкий ворс ковра, а другую неподвижно держал на члене, опасаясь, что кончит от любого лишнего движения, как прыщавый подросток. — Ну чего ты, Ичиго? — хрипло спросил Гриммджо, прекращая на миг считать губами позвонки на его шее. — Чего ты бегаешь от меня? М? Вопрос был хороший и чертовски несвоевременный. Ичиго и в нормальном-то состоянии на него затруднялся ответить, а сейчас это была просто стайка странных слов, и зачем, в самом деле, бегать, когда так, так, огосподибоже, так охрененно. Отвечать не хотелось, и нечего было, и не до того, но у Гриммджо на сей счет имелось свое мнение. Он весь замер, хмыкнул где-то над ухом. — Я жду. — Отвали, — выдавил Ичиго, обхватил его за шею, вывернулся неудобно и дернул на себя, жестко целуя. Гриммджо позволил, ответил с удовольствием, но лишь оторвался, облизнул губы — и снова: — Все еще. Ичиго выгнулся, пытаясь возобновить движение, мотнул головой: — Сказал же. Мы… — Работаем вместе, ага. Херня это. Напряги фантазию. Напрягать было нечего, Ичиго весь, всеми мыслями и ощущениями, устремился к простому желанию разрядки. — Ичиго… — позвал он мягко, и на его голос отзывалось что-то такое, чего Ичиго в себе раньше не подозревал. Словно впервые в жизни он готов был подчиниться без приказа. От этого становилось горячо. И жутко — как никогда. — Я боюсь, — выговорил Ичиго скороговоркой, почти против воли, не в состоянии больше терпеть. — Боюсь тебя, блядь, сука ты такая, доволен? Гриммджо долго, жарко выдохнул, будто ничего более возбуждающего он в жизни не слышал. Вытащил поспешно пальцы, приставил головку члена и медленно, неумолимо надавил. Ичиго вскинулся, подавился воздухом. — Нет, нет. Не сегодня, — смешливо шепнул Гриммджо ему на ухо, зажал широкой ладонью рот. Ичиго щедро хватанул ее зубами, давая понять, что затыкать его не нужно. Кровать скрипела, но не так ужасно, как можно было ожидать по ее виду. Гриммджо очевидно сдерживался — ровно настолько, чтобы не развалить мебель. Двигался быстро, но плавно, не так, как в прошлый раз. Будто раскачивал их. Будто несся на качелях вверх, под самое небо, чтобы потом наконец упасть. Ичиго упирался коленом в стену, дышал рвано и не думал ни о задании, ни о Йоруичи с ребятами, ни о Ренджи, ни о странном русском, ни о ледяной России. Вместо мыслей было движение вперед-назад, были крепкие жадные руки, был густой шепот, в котором он не силился даже уловить смысл. За закрытыми веками плыл витиеватый узор ковра. Когда Гриммджо перехватил его руки, не давая касаться себя, Ичиго почти не протестовал. Расслабился, позволяя двигаться так, как было удобно обоим. Оргазм вибрировал где-то на кончиках нервных клеток, это было настолько же невыносимо, насколько хорошо. Гриммджо кончил первым, крупно вздрагивая, дыша сипло, как простуженный. Ичиго выждал минуту, дернул руками, надеясь, что хоть теперь его отпустят — и угадал лишь отчасти. Гриммджо осторожно отстранился, чтобы тут же перевернуть его на спину и нырнуть вниз, откидывая в сторону одеяло, и так уже сбившееся к самым ногам. Он раз только глянул на Ичиго, которого вело так, словно ему влили в глотку еще бутылку водки. Взял в рот. Поймал бедра. Прижал к постели. Вверх-вниз, крепкие жадные руки и похабные, влажные, взвинчивающие звуки. Он проглотил потом все, ухмыляясь довольно, как после удачно завершенной операции. Прижался губами к впалому животу, прежде чем подняться. — Вау, — сказал Ичиго, проверяя работоспособность голосовых связок. Те поддавались натужно, словно их пользовали вовсю. — Ораторское мастерство твое… велико. Он осторожно сел, Гриммджо лениво распластался рядом. — Ну и что, разве это не лучше коробки вшивых конфет? Ичиго по привычке хотелось возразить. Только он так и не придумал — как.