Red Darkness

Вино обжигает горло. Я соскучился по этому вкусу. Почти месяц не пил. Надо же, раньше не выдерживал и недели. В лайбаунском королевстве это норма, там красные маги выживают только так. Бедный принцик думает, что мы попадаем в ад в лагере искупления. Может быть. Может быть, мы страдаем от нехватки еды, жалкого ощущения собственного ничтожества, бессилия без магии и постоянного страха, что случится нечто ужасное. Но в некотором плане нам легче. Дезилийцы бы уже сошли с ума в лагерях искупления, но мы привыкли жить в неволе, голодать неделями и смотреть, как умирают родные. Раз за разом. Как опавшие листья. Как чертовы капли дождя. Приносит безумное удовольствие говорить принцику о том, что лайбаунсцы сильны. До жжения в горле, дрожи ладоней и сумасшедшего смеха, рвущегося из груди. Я сошел с ума давно, когда увидел, как по площади покатилась голова моего отца. Мои руки прекратили противно дрожать после убийства еще в пятнадцать, а вынимать стрелу из чужого тела перестало быть омерзительным. Вошло в привычку. Класть нож под подушку вечером стало настолько же обыденным, как чистка зубов, а стрелять каждый день — выполнять рутинную работу по дому. В те же пятнадцать я потерял значение слово «норма». Моральные рамки стерлись к чертям, надежды разрушились, попадали, как гребаный карточный домик. И после этой издевательской шутки судьбы я здесь. В Зоне Мутантов. Да и с кем? С принцем дезилийского королевства и его любимой сестренкой. Аж тошно. Не от Кайла. От самого себя. Хочу задушить его, убить и принести своему королю его голову как трофей. Вот так взять за эти чертовы волосы, которые так и хочется оторвать от черепа, и положить на стол в моей скромной хижине, мало напоминающей нормальный дом. Король бы точно наградил меня чем-то лучшим, чем эта вонючая хата. Я бы точно стал лучшим. А принцик наивен. Зарезать бы его, как свинью, раскромсать и выбросить. А он помогает: перевязывает рану в первом городе, спасает от мутантов в третьем. Так, что зубы скрипят, когда прикасается, хотя я ему, черт возьми, запретил это делать. Так, что хочу вцепиться в него и содрать кожу с лица. Пока пытаюсь убить его словами. Не ведется, хотя замечаю, как на оскорбления тут же морщится, болезненно сглатывает и отводит взгляд. Не кричит, не топает ножкой, как (я думал раньше) делают все королевские детишки. Даже не обижается, а только вновь кидается на помощь. Гребаный спаситель. Сначала казалось, что в нем нет ничего больше красивого личика и симпатичных шмоток. Залез в чистилище, вытащил меня из лагеря искупления. Сначала казалось, что просто тупой еще и любопытный. До жути надоедливый и вечно попадающий в разные происшествия. Казалось, что хрупкий и бессильный. Привыкший зарабатывать доверие только титулом и внешним видом. Действительно казалось. Потому что принцик, как выяснилось, отнюдь не безмозглая кукла. Не избалованный королевский сынок и не изнеженный невинный белый маг, боящийся одного слово «смерть». Кайл отлично знает, что такое смерть. По глазам вижу, что знает. Несмотря на внешнюю хрупкость, я не видел его слабым. За все три города, где он чуть не умер. Я понял, что Кайл жестокий, когда он топором раскромсал мутанта на части. Понял, что любит власть, когда без сомнения подчинил себе третий город, позволив мне превратить половину населения в трупы. Понял, что мстительный, когда кивнул мне, разрешив убить мага его народа только из-за того, что тот покусился на его жизнь. Понял, что сумасшедший, когда долго не мог прийти в себя после убийства, расширенными зрачками смотря на меня. Кайл не идеален от слова «совсем». И это выворачивает меня наизнанку. Черт знает откуда у мутанта красное вино. Но я не жалуюсь. Принцик не приходит в себя третий день. Губы синие, волосы кажутся выцветевшими, побледнел хуже мертвеца. Пот стекает со лба. Третий день бьется в истерике, но не просыпается, шепчет «мама» так, что по коже предательски бегают мурашки, мечется по кровати, а единственное, что я могу — собирать по подушке разметавшиеся пряди его волос. Третьи сутки не сплю. Спина болит. Стулья в четвертом городе жутко неудобные, конечно. Попробовал бы сесть к нему на кровать или даже лечь рядом, но не могу. Скрипят зубы, дрожат руки, но не могу. Так и хочется оттянуть его веки и орать: «Посмотри на меня, посмотри, посмотри!» Глаза у него голубые, но не такие, как у Эвелин. Кажутся совершенно одинаковыми, но это не так. Глаза Эвелин напоминают небо, реку. Глаза Кайла — лед. Подошва сапог противно хрустит. Осушаю стакан до дна. За спиной слышу шаги, а потом с протяжным скрипом открывается дверь. — Пошел к черту, — говорю, даже не оборачиваясь. Честно, мне плевать, кто там зашел. Пускай валит к черту. — Ты устал, Лекс. — Делает голос приторным, что не придраться. Какой же он отличный манипулятор и обманщик. Делает из себя маленького влюбленного мальчика, а смотрит на Кайла так, будто хочет побыстрее залезть к нему в постель. Ненавижу Джейми. Так бы и убил, если бы не принцик, его сестра и Кассия. — Проваливай, Джейми. — Еще и имя тупое. «Джейми». На языке горько становится. Таким именем только кота называть. Сразу видно, родители обожали сыночка. А сыночек выглядит, как баба. Длинные темные волосы, почти как у Кассии, серые дымчатые глаза, пухлые губы. И кидается на каждого второго парня. Как, дьявол, хорошо, что я всегда первый. — На тебе лица нет, — продолжает, будто не слышал моих слов. Продолжает, мерзко кривит губы. Ему еще руки по бокам расставить, и точно будет, как заботливая мамочка. Старается говорить мягко, почти без запинки, как выученный стих. Пытается поладить со мной, как же! Ради Кайла, разумеется. Прикусываю губу, еле сдерживаясь от смеха. Я ради Кайла на такие жертвы не готов, так что дружба с Джейми — последнее, чем я собираюсь себя увлекать. — Как жаль, что на тебе есть, — хмыкаю, по привычке поднимаю бокал и подношу ко рту. В горло попадает всего пару капель. Черт возьми. А этот идиот стоит прямо на проходе. Чтобы отправиться за вином, нужно пройти мимо него. Ну что за жизнь? — Может, поговорим нормально? — спрашивает. Уголки губ невольно ползут вверх. Нормально поговорим? С тобой, Джейми? Может быть, я это сделаю. Ага, перед самой смертью. Когда в гроб придется ложиться и терять больше нечего. А сейчас мое эго явно этого не хочет, и у Джейми шансов поболтать с дверным косяком гораздо больше, нежели со мной. Пальцы хрустят, когда сжимаю руку в кулак. — Повернись назад, Джейми. Он стоит, глазами хлопает. Хмурится, продолжает сверлить меня взглядом, будто хочет испепелить. — Зачем? — Повернись, говорю. Послушно отворачивается к двери, и у меня из груди все-таки вырывается смешок. Не выдерживаю. Закусываю внутреннюю сторону щеки. Видимо, вино на меня все же немного подействовало. — Умница, — усмехаюсь, — а теперь шагай. Вон отсюда, идиот. Устало выдыхает, но не уходит. Кусаю себя за язык, чтобы не послать его снова. Если к компании Кайла я уже начал привыкать, Эвелин меня абсолютно не напрягает, а с Кассией мы вообще неплохо ладим, то Джейми — одна сплошная проблема. Появился непонятно откуда, оказался изменщиком моего королевства, вешается на принцика, строя из себя безумно влюбленного. И какая в итоге от него польза? Спал с Кайлом в обнимку и при этом не заметил, что тот замерзает. Прижимал, дьявол, к себе и не чувствовал холода. Не обратил внимания. (Как и я). — Я посижу с ним. Вскидываю брови. Чего-чего? Я не ослышался? Посидит он с принциком, как же. Уже полежал. И никакой пользы это не принесло. — Почему я должен доверять тебе? — Приподнимаюсь со стула, ставлю бокал на ближайшую полку. Зубы болят от того, как сжимаю челюсти. Идиот вечно был под прикрытием Кайла, прятался за ним, ища минимальную защиту. Сейчас Кайл умирает. Выцветает, как гребаная краска на солнце. И защитить тебя больше некому, красный маг-предатель. Были бы мы в лайбаунском королевстве сейчас, я бы насквозь пронзил его стрелой, не задумываясь. Как любого изменника. Труса. — В смысле? — Непонимающе хмурится, приоткрывает рот от удивления. Не ожидал, конечно. Я ведь тут сумасшедший убийца, подлый наемник. Джейми — просто ангел во плоти. Смешно же. Смешно! — Ты предал моего короля, — говорю по слогам, рычу, протяжно вытягивая гласные, делаю паузы между словами. Кайл хрипит на постели. Джейми вздрагивает и смотрит за мою спину. Грудь обжигает вспышка боли, но стараюсь не отвлекаться, не отрывая взгляда от Джейми. — Может, ты таким же образом предашь нас, а, дорогой? — Нет, — уверенно говорит. — Хватит, Лекс. Ты же знаешь, я не наврежу ему. «Ты же знаешь». Ни черта я не знаю. Я понятия не имею, кто ты такой и откуда взялся. Вот почему Эвелин понимающе не пристает ко мне, не выгоняет, чтобы посидеть с братиком? Не лезет, как некоторые, признавая, что именно я при необходимости смогу помочь Кайлу. Но нет, этот дурак Джейми решил поиграть в героя. Идеальный защитник. — А вот в тебе я очень сомневаюсь, — хмыкает Джейми. Он даже не представляет, насколько это взаимно. — Но тем не менее, не ругаюсь с тобой по этому поводу, Лекс. Я пришел лишь потому, что у тебя уже синяки под глазами. Ну серьезно. Вымораживает. Поперек горла встает. Эта мнимая доброжелательность доводит почти до физической тошноты. Слишком притворно. Ноль правдоподобности. — С чего такая забота? — гну свое, напираю, хоть Джейми все равно уходит от конкретного ответа. Уворачивается, переводит тему на принцика и мое самочувствие. Ни слова о себе. Ни одного объяснения. — Потому что ты не заботишься о себе. Вскидываю брови. Лучше бы ничего не разъяснял. Хочется пить, горло першит. Уголки губ дергаются вверх. Присаживаюсь обратно на стул, чуть покачнувшись на пятках. Мне не о чем говорить с этим идиотом. — Если я этого не делаю, может, мне и не надо, умник? Или ты не предполагал такого исхода событий? Джейми отрицательно мотает головой. Уже не вкладывает в это особого смысла, но упрямо не хочет соглашаться со мной. Мне совершенно не нужна ничья опека, и я не страдаю от ощущения неполноценности, когда рядом нет того, кто в любой момент способен подтереть мне слезки. Мне откровенно плевать на свой сон, и, прослужив разведчиком пять лет, я привык проводить в лесу по несколько суток, не смыкая глаз. Я давно прошел через боль, страх и чувство бессилия. Одиночество абсолютно не напрягает меня, а чужие мнения не оказывают никакого влияния на мировоззрение и самооценку. И если Джейми считает, что я бесчувственный, то пускай. В конце концов, это правда. Стук в дверь сбивает с мыслей. Кто еще?! Мне компании Джейми мало, что ли? Вскакиваю, пинаю стул в другой конец комнаты. Что-то хрустит — может, ножка сломалась. Честно, мне плевать. Костяшки зудят, меня выводит из себя даже понимание того, что в этой маленькой душной комнате будут находиться четверо. Неужели так трудно оставить меня одного? (С Кайлом). Неужели чтобы чувствовать себя минимально комфортно, я должен срывать связки? Неужели для элементарного спокойствия я должен вернуться к жизни в лайбаунском королевстве: выпивать, сбивать костяшки в кровь, провоцировать в себе желание жить, каждый день высчитывая количество самоубийств в голодающих, лишенных кормильцев семьях? Я ненавижу предателей, как Джейми. Ненавижу потому, что они не думают ни о чем, кроме собственного удовлетворения. Допустим, борются за какие-то права. Но что в итоге? Королевство горит восстаниями и массовыми самоубийствами, но не предпринимается ничего. Единственное, что хорошо получается у революционеров — заставлять страдать своих близких. Оставлять родных, друзей и детей абсолютно одних. Так и поступили мои родители. Я был не только разведчиком. Я был любимцем короля. Выполнял лучшую работу — отлавливал восстававших. Отлавливал и убивал. Не вел на площадь, не сообщал близким, не вешал объявления. Вставлял лезвие в артерию на шее и уходил. Без слов. Без лишних движений. Это доставляло нездоровое удовольствие — смотреть на то, как мной восхищается маг, убивший моих родителей. Заставивший меня на это смотреть. Говорящий мне о том, каким не надо быть. «Ты же не повторишь их ошибок, правда, Лекс? Ты не станешь так делать?» Больше революционеров, белых магов и обманщиков я ненавижу только своего короля. Быть его послушной пешкой — отлично скрывать свое мнение, всегда находиться вне подозрения. Если бы я походил характером на наивного принцика, попытался бы убить короля. Если бы не был уверен в своей кончине на следующий же гребаный день. Кто виноват? Король, убивающий своих магов за их мнения? Революционеры, стирающие в прах все на своем пути? Эти маги, почему-то прозванные мучениками, отнюдь не безобидны. Они сжигают дома невинных, грабят деревни, пытаясь убить короля, накладывают страшные заклинания на простой люд. Признаться, я не знаю, сколько плохого или хорошего совершили мои родители. Было ли дело только в Майке? Вряд ли. Родителям была не так важна история, им не нравился расклад, который мы имеем сейчас. Они чего-то боялись? Пытались предотвратить? В одиннадцать я был не готов узнать все это. А потом не выпало возможности. В одиннадцать я считал, что с наступлением совершеннолетия, в четырнадцать, убью короля. Будучи ребенком, перед сном представлял, как голова мага покатится по площади. Смотрел на себя в зеркало и воображал в своих руках топор. Мечтал, грезил, был одержим. А позже стал убивать тех, на чьем месте когда-то были мои родители. Позже мое имя звучало из уст короля на той самой площади. «Лекс Картер». Уже в шестнадцать меня не знал только глупец. Но не признавал никто. Приближенные короля считали мою семью недостойной, оскверненной. Революционеры же называли предателем. Не было и недели, когда они не покушались на мою жизнь. И я не знаю, почему не умер. Я никогда не сбегал, не прятался, не боялся смерти. Конечно, я всегда мог поступить как Джейми — уйти из королевства, спрятаться в Зоне Мутантов, остаться у Джейкоба. Но я никогда не отступал. И не стану. Сейчас становится легче, Зона Мутантов и намерения Кайла приносят хотя бы немного смысла. По крайней мере, я осознаю свое предназначение, понимаю, для чего борюсь. По мнению принцика, прекратить войну — решение всех проблем. Я так не думаю. Но начать действительно умно именно с этого. — Лекс. — Кассия поворачивается ко мне. — Не помешала? — О нет. — Натягиваю улыбку. — Ты как раз вовремя. Я хотел пойти за вином, но под ногами путаются всякие крысы. — Что произошло? — Кассия поднимает бровь, складывает руки на груди. Несколько дней назад хотела убить нас с Кайлом, а теперь пытается завоевать мое доверие. Я отнюдь не плохого мнения о Кассии, но она мне не друг. Принцик к ней относится тепло и приветливо, но ее планы не совпадают с нашими. Она непредсказуема. Черт знает, что она устроит, если вновь станет красным магом. Что вообще станет с нашим и без того разрозненным королевством, когда вернутся мутанты? — Я пересказал все максимально точно. Правда, Джейми? — У крыс спроси, — отвечает сконфуженно, неуверенно. Разглядывает пол под ногами, будто нашел там что-то интересное. Обижается, как десятилетняя девчонка. Слишком милый, изнеженный и до тошноты правильный. — Раз ничего важного, хотела поговорить с тобой, Лекс, — усмехается Кассия. Уже не приказывает, а просит, надо же. Раньше более или менее уважительно она обращалась только к принцику. Неужели у меня тоже появились привилегии? — Иди, — кивает Джейми, пытаясь спрятать улыбку. — Я посижу с Кайлом. Так бы и стер эту улыбочку с лица. Желательно, кулаком. Как только мы остаемся с Кассией наедине, она закрывает дверь на ключ и присаживается на стул. Еще одна комната, напоминающая ту, в которой сейчас спит Кайл. Спит, ага. Умирает. По старой кровати раскиданы вещи. Видимо, эти покои выделили Кассии. Джейкоб меня тоже обеспечил отдельной комнатой, но я заходил туда лишь раз, чтобы положить рюкзак. — Ты постоянно замираешь, — говорит Кассия, подперев ладонями подбородок. — Тебе нужен нормальный сон, Лекс. Прекрати уже строить из себя героя. Поверь, я тоже находилась в разных ситуациях и привыкла обходиться без сна, но впереди еще пять городов. Ты просто измотаешь себя. Почему все вмиг решили подумать обо мне? Вспомнить, что, помимо Кайла, существует кто-то еще? — Если я скажу, что в порядке, ты не поверишь мне, — замечаю. Сажусь на кровать напротив Кассии. Она улыбается, откидывает длинные косы на спину. — Ты прав. Да, Лекс, ты думаешь, что я смотрю на тебя свысока, понимаю. Но сейчас, за пределами первого города, все изменилось. Можешь, конечно, считать меня врагом, но я не делю мир на черное и белое, так что мое отношение к тебе не портит твоя напускная жесткость. Расслабься хоть немного. Ты слишком переживаешь. — С чего ты взяла, что я переживаю? — удивленно спрашиваю. Обычно никто не говорит о моих чувствах. Хотя, впрочем, в лайбаунском королевстве обыденных бесед у меня в принципе никогда не бывало: только дежурные фразы, обсуждения важных дел. Разговор с Кайлом — первая откровенность за последние несколько лет. — Может, потому что ты не спишь несколько суток? — Бессонница? — И сидишь с Кайлом, — говорит Кассия, а потом добавляет уже тише: — Он очнется. — Чего-чего? Ты же не успокаивать меня собралась? Скажи сразу. Я должен решить, когда пора сваливать. Кассия усмехается и качает головой. — Хватит делать вид, что тебе плевать. — Мне действительно плевать. — Ногти впиваются в кожу ладоней. Неосознанно, безболезненно. — Хоть я и разговариваю нормально, ты ужасно раздражаешь, Лекс, — говорит Кассия. Но на ее лице не дрогнул ни один мускул, руки продолжают спокойно лежать на коленях. Кажется абсолютно спокойной. Хотя не могу утверждать: я далеко не специалист в том, чтобы понимать эмоции других. Всегда с этим были проблемы. — Сначала пытаешься навредить ему, а потом сам убиваешься, когда что-то случается. Вскидываю брови. На языке горько. Черт, как же хочется вина. Ненавижу, когда кто-то с уверенностью говорит о том, что я чувствую, будто, дьявол, успел залезть в мою голову. Убивать, сражаться, стрелять гораздо проще, чем копаться в себе, пытаясь разобраться в этом. — Ты ни черта обо мне не знаешь. — Я замечаю гораздо больше, чем ты думаешь, Лекс. Я рада за твою самооценку, но не думай, что здесь все, помимо тебя, дураки. Не знаю, как Кассия, но Джейми-то точно. Тот еще идиот. Губы искажаются в ухмылке. Легкое опьянение сбивает с толку. Уверен, если бы не алкоголь, я бы вообще не стал сидеть и выслушивать этот бред про мои состояние и поведение. Я прекрасно знаю, кем являюсь, и без чьей-либо помощи. Я умею здраво оценивать свои возможности, не надеюсь на чудо, полагаясь только на свои знания и навыки, не боюсь признать в себе убийцу, чудовища, предателя. К черту все ваши советы. Нашлись друзья, резко решившие позаботиться обо мне. Знаю я такое. Восемь лет как-то справлялся в одиночку. И сейчас смогу. — Раз не дураки, то лучше отстаньте от меня, договорились? Все. Джейми тоже забери с собой, пока меня не стошнило. Не смотри на меня так! Мне все равно, ясно? Просто хочу узнать первым, когда принцик сдохнет. Такой ответ тебя устраивает? — Ладно, — кивает Кассия. Поднимается со стула и идет к выходу. Наконец-то. Смогу посидеть в одиночестве. Не отвечать на назойливые вопросы, не сжимать кулаки, сдерживаясь, чтобы не ударить Джейми, не вслушиваться в дыхание Кайла. Кажется, я должен почувствовать радость, прилив сил. Как после удара, попадания стрелы в цель. Звезды перед глазами, всплеск адреналина, участившееся сердцебиение, сила в мышцах. Дурманящее ощущение власти, преимущества. Но на этот раз не чувствую ничего. — Только контроль переоценивают, Лекс, — говорит Кассия. — Я тоже считала, что все под контролем, когда умер мой брат. Наследник престола в первом городе. Сейчас понимаю, насколько ошиблась. Наследник престола. Вот как. Кассия с рождения не была последним человеком в обществе, несмотря на угнетение женщин в первом городе. Невольно вырывается смешок. Мы с Джейми тут одни, кто не значит для этого мира совершенно ничего. — Стой, — окликаю, когда Кассия уже собирается выйти. — Из-за чего он умер? Твой брат? Она застывает, тяжело сглатывает. — Я убила его. Дверь за Кассией закрывается оглушительно. Даже стены трясутся.