Obsession

В этом году Рождество выпало на среду. Обычно среда была учебным днём, но когда у Ичиго появлялась такая возможность, он предпочитал уделить немного времени заботе о себе — например, тренировкам. Вернее, он к этому стремился. Однако требовалось по меньшей мере две бутылки саке, прежде чем у Йоруичи появлялось настроение повалять дурака в секретном подвале, а Киске это было и вовсе не интересно. Впрочем, был тут один, кому эти игрища доставляли столько же радости, сколько и самому Куросаки, но этот самодовольный мудак жил исключительно по собственному расписанию и ни под кого не подстраиваясь. Хотя Ичиго не мог не заметить, что тот понемногу взял в привычку приходить именно по средам. Но не было никакой явной закономерности или причины, по которой он решал заявиться ему через неделю или через месяц. И если Ичиго просто не терпелось провести пару раундов, что ему оставалось делать — самому наведаться в Уэко Мундо? «Можно бы при желании», — размышлял он, но Халлибел умела нагнать жути, и юноше, как ни горько признавать, не хватило бы духу попросить у неё разрешения… на что? Спарринг с одним из её арранкаров… Она спросит, почему именно арранкар, а не шинигами? Зачем лезть в её дела? А ему не слишком хотелось отвечать на эти вопросы. Ичиго решил свалить всё на Неллиэль. Он хотел повидаться с ней, но та была настолько занята политикой и помощью Халлибел в поддержании порядка, что случая так и не представилось. Ичиго догадывался, что причина, по которой вообще оставались возможными его встречи с Гриммджо, состояла в том, что большому голубому придурку приказали свалить нахер и не путаться под ногами, и тому было так скучно, что он приходил к нему. Да, верно, Куросаки не был каким-то особенным — просто единственным достаточно глупым, чтобы дать арранкару то, чего он хотел. Вяло свесив ногу с края кровати, Ичиго прикрыл глаза, прислушиваясь к топоту ног в гостиной на первом этаже. Чертовски тонкие стены — он мог слышать почти каждый шорох: тяжёлый, целеустремлённый звук шагов своего отца, мягкий и быстрый темп ног Юзу, пересекающий кухню взад и вперёд. Внизу слышалась приглушённая брань, но гнев, звенящий в сплетении голосов, не был искренним. Ичиго это знал. Он вновь открыл глаза, наблюдая ленивое кружение пыли в оранжевом вечернем солнце и чувствуя нарастающее беспокойство. В подобном состоянии Ичиго всегда стремился изолироваться, по крайней мере, от семьи. Ведь они не заслуживали всех этих односложных ответов и отрешённых взглядов. По правде говоря, парень сам чувствовал себя неловко, поэтому уединялся, и его без вопросов оставляли в покое. Он снова задумался о Гриммджо, понятия не имея, почему проводил свой день в воспоминаниях о злобном, психованном арранкаре, но это было так. Свет проходил сквозь его рождественский подарок, рассеиваясь янтарным ореолом по потолку и дальней стене. Скользнув взглядом с потолка на подоконник, Ичиго упёрся в флакон одеколона, который вручила ему Юзу. Хотя он подозревал, что Карин тоже приложила к этому руку, судя по ухмылочке на её лице в тот момент, когда он открывал его. То был полусерьёзный подарок, завёрнутый в несколько шуток про внуков и смех, хотя в этих шутках и была доля истины. Ичиго ни с кем не встречался, никогда. Он не был глуп, он понимал, как работают ухаживания, но просто с ним этого никогда не случалось. Его родные начинали волноваться, каждый по-своему: большую часть времени он проводил в одиночестве, особенно после войны. Ему было одиноко — он знал, что они это видят. С тех пор как Рукию повысили, у неё постоянно было много дел, как и у большинства его друзей-шинигами. Иноуэ и Ишида были заняты учёбой, как и он сам. Чад всё глубже и глубже погружался в мир бокса, и они уже не зависали вместе, как раньше. Ему было одиноко, и его семья это заметила. Досадно. Подняв небольшой овальный флакон над собой, Ичиго нахмурился. Тот светился жидким золотом в его руке, напоминая, что, по словам Юзу, она выбрала его только потому, что он был такого же цвета, как и его волосы. Похоже, она его даже не попробовала. Сказала, что на мужчине всё равно будет пахнуть по-другому. Из тонких, но выразительных букв на лицевой стороне была составлена печатная надпись чёрным цветом. «OBSESSION for men». Ниже имя бренда — «Calvin Klein». Ичиго пользовался одеколоном однажды, когда был ещё ребёнком. Нет, не так. Это были духи. Аромат был такой приятный, что он вылил на себя чуть ли не весь флакон. И хотя мама нашла это милым, другие дети над ним посмеялись: Куросаки вонял как девчонка. «Больше никогда», — решил он. И вот Ичиго подумывал нарушить своё обещание. Действительно, какая глупость, ведь теперь он был взрослым — все взрослые пользуются одеколоном. Но только не Куросаки Ичиго. И если он вдруг начнёт, люди могут обратить на это внимание. Они могут спросить, почему. Он начал с кем-то встречаться? Или только собирался? Кого он пытался впечатлить? Бритвенно-острая улыбка рассекла поток его мыслей, но Ичиго от неё отмахнулся. Он резко сел и с лёгким металлическим щелчком сорвал колпачок. Ичиго сгорбился, чтобы понюхать верхушку, осторожно поднося её к носу, но совершенно ничего не почувствовал. Отлично, всё-таки придётся это сделать. Поднеся флакон к своему запястью, он заколебался. «Ну и трус», — протянул Зангецу. Вздрогнув, Ичиго прошипел: — Я тебя спрашивал? «Ты действительно боишься какой-то вонючей фигни?» Ичиго задумался, но не ответил. — Что, если запах мне не понравится, и я не смогу его убрать? «Ты же не серьёзно». Ичиго промолчал, а Зангецу стал подначивать: «Сделай это, капризуля». — Заткнись. «Сделай это». — А ВОТ ВОЗЬМУ И СДЕЛАЮ! Вышло громче, чем хотелось бы, но семья никак не отреагировала. Они уже привыкли к такому, и он не был уверен, хорошо это или плохо. Ичиго стиснул зубы, хмурясь на маленький янтарный флакончик, и нажал на кнопку распылителя. Брызнуло с жалостливым коротким шипением; капельки были такими мелкими, что даже не охладили кожу на запястье. Он поднёс руку к лицу и вдохнул. Запах был тоньше, чем он ожидал, что-то яркое и цитрусовое, хотя и резковатое. Ичиго не был знатоком, но ему понравилось. Но сообщать об этом Юзу он, пожалуй, не будет. Да и куда ему этот одеколон? На подработку? «И всё?» — А что ты хочешь, чтобы я его выпил? — огрызнулся Ичиго. «Сделай всё как надо, тупица». — Может, это ты вконец отупел, а? Я уже. Сижу благоухаю. «Пошевеливайся», — прорычал Зангецу с неподдельным раздражением в голосе. — Да чего ты взъелся? «Потому что ты ведешь себя как слабак». И вот так всегда. Если Ичиго что-то пугало, Зангецу будет об этом зудеть, пока он не перестанет бояться. Ичиго попытался вспомнить, куда ещё нужно брызнуть этой дрянью, и понял, что этим местом была его шея. Блядство. Ну, никто не стал бы подходить к нему настолько близко, так что всё должно быть в порядке. Он поднёс флакон к линии челюсти, закусив губу, нажал на распылитель. Теперь ему показалось, что пахнет пряным солнцем. Телефон зазвонил, напугав его до чёртиков. Он чуть не выронил одеколон, поймал его, потом дёрнулся за мобильным, узнав мелодию звонка. — Киске? «КУРОСАКИ-СА-А-АН!» — Ичиго отнял аппарат от уха и поморщился. — Что тебе нужно? На том конце раздался деланный звук возмущения. «Как грубо. Может, я просто позвонил пожелать тебе счастливого Рождества?» — Не могу поверить, что ты вообще вспомнил о Рождестве, — сказал Ичиго. Театральный вздох. «Ты меня ранишь». Ичиго поставил одеколон обратно на подоконник и переспросил: — Так что тебе нужно? «И даже не поговорим о погоде? — ещё больше возмущения, ещё притворнее. — Я думал, мы друзья!» — Киске, ты никогда не звонишь мне, если только тебе что-нибудь не понадобится. Учёный тяжело вздохнул и после минуты упрямого молчания сдался: «Твой арранкар здесь, и было бы очень мило с твоей стороны забрать его и вернуть в Уэко Мундо». Теперь фальшивая приветливость звучала натянуто, что означало: Киске был искренне раздражён. И он никогда раньше не просил помощи в том, чтобы управиться с Гриммджо. — Что? — удивился Ичиго. — А почему ты не можешь сам? «На это уйдёт время, и с ним сейчас… сложно». С Гриммджо всегда было сложно, так что Ичиго не мог и предположить, что тот имел в виду. — И что же такого он делает? «Он пьян». Ичиго моргнул, всматриваясь в пустоту своей комнаты. Неспособный переварить услышанное, он выразился единственным доступным ему сейчас образом: — ЧТО. Ичиго, кажется, и не видел никогда, чтобы Гриммджо выпивал. Он вообще не видел, чтобы тот принимал пищу в принципе и даже воду, если уж на то пошло. «Так что, пожалуйста, приходи и забирай его». — Почему я? «Он же твой друг». — С каких это пор? — упёрся Ичиго. «С тех самых, как он приходит сюда, только… — Тессай, пожалуйста! — он приходит сюда, только чтобы увидеть тебя». — М-м-м. Ичиго в замешательстве пытался подобрать слова, но Киске, словно уже получил его согласие, произнёс: «Чем скорее, тем лучше, Куросаки-сан», — и отключился. Ичиго хмуро уставился на телефон в своей руке. Этот мудень повесил трубку. «Звучит захватывающе. Ты должен пойти». — У меня планы. Скептичное фырканье. «Это какие же? Ужин?» — Сегодня Рождество! «Сегодня среда». — А ещё Рождество, придурок. «Время, когда дарят подарки и всё такое, да? Так подари мне какое-нибудь занятие, я же помираю со скуки». — Это твоя участь, смирись, — Ичиго снова хмуро посмотрел на мобильник и начал придумывать себе оправдания. Киске никогда ни о чём его не просил, и, честно говоря, ему было любопытно. Постукивая смартфоном по подбородку, он ещё долго раздумывал, хотя уже принял решение. Встав с кровати, Ичиго схватил со стула куртку и загрохотал вниз по лестнице. Он отмахнулся от укоризненных взглядов Юзу и Карин, но почувствовал, как вторая обижена, когда она рявкнула: — Ты что, уходишь? — Да, у нас тут вроде как чрезвычайная ситуация, — а если окажется, что это не так, то он будет очень зол. — Ичи-и-и, — заскулила Юзу, — ты же пропустишь ужин! — у неё дрожали губы, но Ичиго чудом удалось сохранить невозмутимость, чем он очень гордился. Отец откинулся на спинку стула, глядя на него с осуждением. — И на что же такое важное ты готов променять стряпню моего ангелочка? Ичиго сморщился, проводя рукой по волосам. — М-м-м, Киске попросил… помочь. Ишшин недоверчиво сузил глаза. — Он попросил помочь? — Одному, гм… — Ичиго бросил взгляд на Юзу, пытаясь подобрать правильное слово. Правда звучала так себе, но и лжецом он был дерьмовым: — Другу. — Да, — Ичиго затараторил. — Так что я сбегаю и позабочусь об этом, а потом вернусь. Таков был план. Куросаки действительно собирался сделать всё так, как и сказал, но отцовский взор всё ещё заставлял его чувствовать, будто он врёт. Под подозрительным взглядом главы семейства он крепко обнял Юзу и поцеловал её в макушку. Ичиго отстранился. — Вернусь за объедками, и всё будет так, словно я и не уходил. На её щеках зажёгся слабый румянец, она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и он понял, что, ЧЁРТ, она почувствовала аромат одеколона. Но Юзу, ничего не сказав, быстро пришла в себя и просияла. — Повеселись там, братик! Ичиго чувствовал, как краска расползается по его лицу и обжигает уши. — А-а, я… я просто… Увидимся позже. Он выскочил из дома и растворился в тускнеющих лучах заката прежде, чем она успела попрощаться. Зимний холод был именно тем, что нужно, чтобы охладить пылающие щёки. Всё в порядке, просто крохотное недоразумение. Но одна мысль о том, что Юзу решила, будто он собрался на свидание… Стоило вспомнить о грубой улыбке и ярко-голубых волосах — и румянец стал ещё гуще. Не-а, нет, он думал совсем не о том. Никакое это не свидание, он шёл расхлёбывать кашу, которую заварил арранкар… Всё не так. Дорога до Урахары казалась длиннее, чем обычно, оттого, как отчаянно он хотел туда попасть. О, он мог бы пуститься бегом, но это было бы чрезвычайно глупо и по-детски. Нет, Ичиго, успокойся. К чему такая спешка? Гриммджо напился. Прикусив нижнюю губу, Ичиго подавил желание бежать. Он доберётся туда, когда доберётся. Спокойным шагом, как взрослый. И это была мучительная прогулка: он едва замечал улицы, по которым шёл, и удлиняющиеся тени, поглощающие тротуар. Только он стал подходить к магазину Урахары, как попал в какой-то пузырь: тонкое энергетическое поле покалыванием прошлось по его коже, когда он шагнул внутрь. Ичиго только пожал плечами и продолжил путь, начиная понимать, зачем всё это было нужно. Реяцу Гриммджо была повсюду, но не давящая, а липкими следами, как после боя. — ОТВАЛИТЕ ОТ МЕНЯ! Это точно был Гримм. Подойдя к дверям магазина, Ичиго вошёл, сбросил ботинки и повернул за угол, где его ожидала… картина. Джагерджак лежал на полу лицом вниз, руки были прижаты к бокам каким-то кидо, рядом вертелся Тессай, а Джинта уселся у Гриммджо между лопатками. Голова Джинты повернулась так резко, что Ичиго почувствовал острое беспокойство за его шею. — Слава БОГУ. Киске оттолкнулся от дверного проёма и оказался в поле зрения Куросаки, держа в руке меч Гриммджо. Он передал ему Пантеру и сказал: — Пожалуйста, отведи Джагерджака домой. Ичиго нерешительно потянулся к Пантере и взял её, чувствуя себя не в своей тарелке, держа в руках меч соперника. — И что же здесь происходит? Гриммджо неловко извернулся на полу, вытянув шею назад, и Ичиго застыл от шока. Его глаза выглядели мутными и влажными, как будто он вот-вот заплачет или уже долго сдерживается. — Это Куросаки? ЭЙ! — Эй? — ответил Ичиго, не зная, как на это реагировать. Гриммджо продолжал ёрзать и пытался освободиться, и Ичиго уточнил: — Я не смогу отвести его домой, если он не в состоянии ходить, — сердито поглядел на извивающегося на полу Джагерджака, а затем впился взглядом в Киске. — Почему ты его не остановил? — ДА ОН ЖЕ СОВСЕМ НЕМНОГО, — взревел Джинта. Гриммджо дёрнулся, и пацан придавил его ногой между плеч. — И это — немного?! — тут же сорвался Ичиго в ответ. Гриммджо застонал с пола: — Я тебя слышу, засранец! Ичиго вздохнул и произнёс: — Отстань от него, дай ему подняться. — Ты хоть представляешь, как трудно было его поймать? — спросил Джинта, побледнев. Киске раскрыл свой веер и заявил: — Теперь это проблемы Куросаки-сана. Тессай. Глаза Ичиго расширились. — Подо… Кидо, прижимавшее руки Гриммджо к бокам, рассеялось, и он рванул, сбросив Джинту со своей спины прямо на Тессая. Ичиго уже поджидал его, легко уклоняясь от небрежного удара. Он схватил Гриммджо за запястье, используя инерцию, чтобы заломить ему руку за спину. — Оу-у-у, — заскулил Гриммджо. Ичиго зафиксировал его в таком положении и неодобрительно посмотрел на Джинту. — И ты считаешь, что это было быстро? — Эй, ублюдок, — выплюнул Джинта, — не все из нас такие, как ты. Ичиго слегка подтолкнул Гриммджо. — Ты всё слышал — вперёд, шагом марш. Гриммджо корчился в его захвате, но перестал, когда стало ясно, что Ичиго его не отпустит. — Заткнись нахер и сразись со мной, Куросаки. Ичиго бросил сердитый взгляд ему в затылок и оглянулся на Киске, обдумывая, какие слова вежливости должен произнести, учитывая ситуацию. — Извини, что он доставил неудобства. — Не игнорируй меня, паршивец! — Джагерджак может вернуться, когда протрезвеет, — сказал Киске. Его тон стал жизнерадостнее, и он добавил: — Передай своей семье, что я желаю им счастливого Рождества! Ичиго нахмурился и, снова толкнув Гриммджо, повёл его через передние ворота и защитный барьер. — Я не стану драться с тобой, это просто жалко. — Жалкий здесь только ты! — Очень остроумно, — сухо отозвался Ичиго. — Открывай гарганту. С остервенением дёрнув руками, Гриммджо поник в его хватке. — Не могу. Ичиго приподнял бровь. — Что? Почему? Гриммджо извернулся, снова пытаясь выдернуть свою руку. — Подвыпил. Пусти. — Ты опять попытаешься меня ударить? — Может быть. Ичиго закатил глаза и отпустил его. — Сегодня среда, — сказал Гриммджо. — И? — Тебя здесь не было. Ичиго смотрел на него, не понимая, из-за темноты это или из-за пьяной дрожи в его голосе и сутулых плеч, но Гриммджо выглядел жалко. Засунув руки в карманы, Ичиго откинул голову назад и вздохнул. Мороз превратил его дыхание в облачко, и он принял решение. — Есть ещё куда пойти? Гриммджо нахмурился, его глаза сузились от досады, но взгляд их был замутнённым, почти непроницаемым. — Сказал же, что не могу открыть гарганту. Кивнув, Ичиго тронулся с места. — Пошли. Гриммджо выждал несколько мгновений, а затем последовал за ним. — Куда? — Ты проспись только, и будем драться, сколько захочешь, — сказал Ичиго раздражённо. — Где? — У меня дома. Гриммджо зарычал: — Ты приведёшь врага в свой дом? Ичиго так и видел усмешку на его лице. — Дом, в котором мой отец-капитан, моя сестра регулярно забивает пустых до смерти и я буду следить за каждым твоим движением. На это арранкару ответить было нечем, но Ичиго не стоило надеяться, что его угроза была так уж хороша. Подняв Пантеру, он бросил её обратно Гримму, и, к счастью, арранкар не был настолько пьян, чтобы уронить свой собственный меч. Он резко вскинул руку и поймал его и, бросив на Ичиго любопытный взгляд, вернул на положенное место. Он не обнажил его, у него не было никакого намерения использовать свой меч, несмотря на невнятное требование о поединке. Каким-то образом Ичиго это знал. Они шли молча, а потом ветер переменился — его порыв прошёл куртку Ичиго насквозь, вызвав у того слабую дрожь. Гриммджо замер, остановившись в переулке. — Куросаки… что это за херня? Ичиго притормозил и обернулся. — Извини, но… — Гриммджо внезапно оказался в нескольких дюймах от его лица, — ты о чём? Зрачки арранкара были сильно расширены, когда он крепко схватил его за грудки. Он наклонился и вдохнул, уткнувшись носом ему в челюсть. Запаниковав, Ичиго сделал быстрый шаг назад, прижав ладонь к шее, яростно краснея. — Что ты творишь? Гриммджо промямлил: — Ты вкусно пахнешь. Зангецу рассмеялся у него в голове. «Надо было ещё побрызгать». «Чё». Гриммджо наступал, пока Ичиго не врезался спиной в стену. Он бросил нервный взгляд в оба конца переулка, но улицы были пусты. Ичиго оглянулся и увидел, что Гриммджо уже близко. Слишком близко. — Никогда раньше так вкусно не пах. Какого хрена, Куросаки. Сглотнув, Ичиго прислонился спиной к стене, невольно обнажая горло. — Ну, и что с того? Отвали. Арранкар и не собирался слушать, наклонившись, чтобы потереться о его горло щекой. Он издал звук, похожий на рычание, что-то не совсем человеческое. Вибрация у горла пустила дрожь по позвоночнику. Его голос был низким — всегда ли он был таким низким? — Если бы ты хотел, чтобы я остановился, ты бы заставил меня. Ичиго поднял руки, но не оттолкнул его. Дрожь пробежала у него по животу и улеглась. — Я не уверен, можно ли это считать домогательством, но ладно. «Домогательство», — смеялся Зангецу. «Рад, что тебе весело». Не отрываясь, Гриммджо выдохнул — жаркое, его дыхание щекотало кожу и поджигало нервы. — Гриммджо. Что-то горячее и влажное прошлось по напряжённым мышцам его шеи, и Ичиго панически сжался, впившись пальцами Гриммджо в руки. — Что ты делаешь? — Пробую на вкус, — пробормотал он. Ичиго оттолкнул его и шагнул в хиренкьяку, установив «безопасное» расстояние между ними. Его сердце колотилось, рука тянулась к горлу, не зная, хочет ли стереть это ощущение или лелеять его. Гриммджо откинулся от стены, облизываясь как сытый лев. — Что это? Техника квинси? Ичиго поднял нетвёрдую руку к горлу и, потрогав влажную кожу, вновь опустил её. — Ишида научил меня. — Ты что-то скрываешь от меня, Куросаки. Гриммджо смотрел на него, его глаза казались чёрными с того места, где он стоял в конце переулка. Ичиго облизнул губы и произнёс: — Приглашение всё ещё в силе. — Громкое заявление, Куросаки, — издевался Гриммджо. Он рассмеялся, положив руки на пояс и приняв открытую стойку со всей грацией лунатика: — Ты снова собираешься сбежать? — Я отошёл, а не сбежал. Губы Гриммджо растянулись в самодовольной улыбке, обнажив острые зубы, и он выглядел как настоящий охотник, коим и являлся. — Ну конечно, как скажешь. — Расслабься, — приказал Ичиго. Хотя он и сам не был уверен, что конкретно имел в виду. Арранкар усмехнулся, но напряжение никуда не исчезло. Ичиго стиснул зубы и отвернулся: — Пошли отсюда. Гриммджо не заставлял себя ждать и не спорил; он следовал на таком расстоянии, которое заставляло Ичиго поволноваться. Он чувствовал, как его взгляд скользит по спине и изучает так, как никогда раньше. Это не было похоже на те тихие моменты, что бывали у них вне битвы, это было что-то… новое. Они дошли до огней его дома, и Ичиго остановился, обернувшись и ткнув пальцем Джагерджаку в лицо. — На Юзу и Карин даже смотреть не думай. Гриммджо едва не скосил глаза крест-накрест, уставившись на палец, и недовольно перевёл взгляд на Ичиго. — Мерзость. Ты думаешь, мне нравятся маленькие девочки? Ичиго резко опустил руку. — Ты арранкар. — Да ну? — Не пожимай им руки, даже не улыбайся. — Как холодно, Куросаки, — саркастично протянул Гриммджо, с не очень-то дружелюбной улыбкой на лице. — Ты со всеми своими парнями обращаешься как с преступниками? Ичиго раздражённо развернулся и распахнул дверь, громко, на одном дыхании объявляя: — У меня гость, не обращайте на него внимания, не смейте с ним любезничать, я иду в свою комнату. Юзу перевернулась на диване, свесившись с края, чтобы посмотреть. — Ах, ещё один шинигами? Гриммджо вошёл в дом, окинул взглядом кухню и гостиную, а затем остановился на Юзу. На его лице появился оскал, и он поправил: — Арранкар, малышка. Ичиго ухватил его за куртку, едва не сбив пьяного арранкара с ног. Отец бросил ему вслед: — Выбирай только лучшее, сынок! Гриммджо чудесным образом не стал с ним драться во время неожиданно долгого похода до комнаты. Ичиго швырнул Гриммджо как вышибала, выставляющий пьяного дебошира, и закрыл дверь, со вздохом прижавшись к ней спиной. С секундным опозданием он осознал, что только что заперся вместе с внезапно слишком заинтересовавшимся им арранкаром. В комнате было темно, солнце давно скрылось за рядами домов и деревьев. Гриммджо превратился в силуэт на фоне индиго темнеющего ночного неба в окне. Ичиго не мог видеть выражение его лица, и почему-то это заставляло его нервничать. — Милое семейство. Ичиго приготовился к какому-нибудь оскорблению или сарказму, но ничего подобного не услышал. Тон Гриммджо был грубым, но без гнева и пренебрежения, как можно было бы ожидать. Он сглотнул, внезапно почувствовав себя в ловушке в собственной комнате. Включить свет теперь казалось чем-то неправильным: Гриммджо не хотел, чтобы Ичиго видел его сейчас. — Зачем ты напился, Гриммджо? — Случайность, — сухо ответил он. — Брешешь. Ичиго смотрел, как Гриммджо поднимает свою тушу, затем подходит к двери и ударяет ладонью по деревянной поверхности рядом с его головой. Звук вышел достаточно громким, чтобы Ичиго вздрогнул. Так близко — он видел блеск в его глазах, несмотря на углубляющийся мрак, ясная голубизна затмевалась только расширяющимися зрачками. — Если сломаешь, то тебе и чинить, — сказал Ичиго. — Ты всё ещё не ответил мне, какого хуя так хорошо пахнешь, — произнёс Гриммджо; его взгляд блуждал, как будто он мог найти какой-то ответ. — Ты уходишь от темы, — предупредил Ичиго. Арранкар проигнорировал его, наклоняясь ближе, ближе, слишком близко. Носом и лбом он снова прижался к горлу, и сердце Ичиго забилось, его мысли остановились. Гриммджо потёрся об него — волосы на затылке встали дыбом от страха или же от возбуждения, Ичиго не мог определиться. Без зимнего холода улицы прикосновение оказалось горячим, даже слишком горячим, дыхание Гриммджо, как огонь, жгло ему ключицу. «Он пьян, только и всего, всё дело в этом. Он просто… из тех, кто становится любвеобильным, когда выпьют». — Будто апельсинами… и солнцем, — прорычал Гриммджо. Его утробное рычание, касавшееся шеи, странно действовало на Ичиго, и он не был до конца уверен, знает ли об этом сам Гриммджо. — Гриммджо, — заговорил он напряжённо. — Что ты делаешь? — Не думал, что ты такой несмышлёный, — ответил тот, внезапно положив руку ему на грудь и впечатав в дверь с такой силой, что она могла бы и слететь с петель. Ичиго схватил его за плечи и стал оттеснять назад, поймав в середине полёта, когда тот споткнулся. К своей удаче, он смог резко сбить его с ног, что сопровождалось ворчанием и недовольным воплем со стороны Гриммджо, и швырнул обратно на кровать. Он заметил отблеск лунного света от флакона на подоконнике и бросился за ним, чтобы затем пихнуть его Гриммджо в лицо. — Всё дело в ЭТОМ! В этом, ну ясно же. Гриммджо моргнул, широко раскрыв глаза. — Чёрт возьми, Куросаки, ты хочешь, чтобы меня вырвало! — взгляд сфокусировался на флаконе перед его лицом. — И что, блять, это значит? Ичиго покраснел. — Одеколон, пахнет приятно. — И нахуя оно? Ичиго покраснел ещё гуще. — Чтобы приятно пахнуть, очевидно. — Так, ладно… а зачем ты хочешь приятно пахнуть? Ичиго стиснул зубы, не зная, намеренно ли Гриммджо изображал тупого. Он сорвал колпачок, перегнулся через Гриммджо, схватил подушку и брызнул на неё — кто-то будто тихонько чихнул. И швырнул это ему в лицо. — УМФ!.. — Гриммджо оторвал подушку от себя и зарычал. — ОХЕРЕЛ?! — Вот с ней покувыркайся и проспись уже. Ичиго выдернул из-под Гримма вторую подушку, и голова арранкара беззвучно стукнулась о металлическую раму. — Ау! Ублюдок! Ичиго мысленно подмигнул ему. Упс. — Я лягу на полу. Он швырнул флакон одеколона на стол и схватил одеяло из шкафа. Ичиго плюхнулся на пол прямо в одежде, не собираясь раздеваться перед арранкаром с его шаловливыми ручонками. Гриммджо просто смотрел, до странного тихо. Даже после того, как Ичиго лёг к нему спиной, он продолжал чувствовать на себе взгляд арранкара. Казалось, прошли часы, но в действительности всего несколько минут. Ичиго испуганно вскрикнул, когда подушка ударила его по затылку. Он повернул голову, но Гриммджо уже отвернулся от него. Плечи арранкара опустились, что выглядело как вздох. «Я что, ранил его чувства?» Зангецу фыркнул: «Не знал, что твоя особая способность действует и на арранкаров». Ичиго насупился, глядя Гриммджо в спину, пытаясь решить, что сказать, но, к его сильнейшему удивлению, тот заговорил первым: — Напился, потому что мне было одиноко. Разве не поэтому все вы, люди, пьёте? Или это какая-то особая человеческая привилегия? Нахмурив брови, Ичиго перевернулся на спину, вглядываясь в плечи Гриммджо. — Выпивка-то? Гриммджо забурчал, с горечью в голосе он повторил свои же слова: — Не думал, что ты такой несмышлёный. Зангецу сжалился над ним и мысленно дал подсказку: «Котёнок попросил Киске позвать тебя, король». Ичиго округлил глаза. «О». — Так ты попросил Киске позвать меня? «Зашибись», — сухо прокомментировал Зангецу. Гриммджо вздрогнул, и Ичиго понял, насколько тот на самом деле был напряжён. — Ну спрашивал я о тебе, и что? Я всё время спрашиваю о тебе. — Чтобы подраться, — подытожил Ичиго. Но Гриммджо ничего не ответил. Ичиго пожевал губами и взглянул на подушку, которой сегодня оба они получили по голове. Он взял её, помял немного и бросил назад, на этот раз с меньшей силой. Подушка ударилась о затылок Гриммджо, но ругань арранкара застыла у него в горле, когда он обернулся и нашёл Ичиго сидящим на краю кровати. — Подвинься, — сказал Ичиго, — я передумал. — А что, если передумал я, — сказал Гриммджо. — Ты не можешь передумать, это моя кровать. — Только речь не о кровати, — прорычал он. Зангецу зашипел: «Ауч. И ты с этим согласишься, король?» «Заткнись». Ичиго пихнул Гриммджо рукой между лопаток. — Двинься. Гриммджо сузил глаза и пробормотал несколько ругательств, но подвинулся — прихватив подушку с собой, отметил Ичиго. Подложив свою подушку, Ичиго лёг рядом. Он продолжил смотреть ему в спину, чувствуя, как шанс поговорить ускользает, будто песок сквозь пальцы. — Ты меня напугал. Гриммджо просипел: — Я заметил. — Нет, придурок, ты меня напугал, — Ичиго стиснул зубы, сжав ладонь в кулак, но подавил желание зарядить ему по почкам. — Никто раньше не трогал меня так, мудак ты этакий. Гриммджо обернулся, его зрачки поймали лунный свет и жутковато вспыхнули. Он не мигая уставился на него, как бездомный кот, а потом перевернулся к нему лицом, внезапно почти нос к носу. — Лжец, только не с таким лицом, как у тебя. — Я не вру! — Ичиго отодвинулся, гораздо яснее осознавая их близость, когда эти глаза снова были устремлены на него. Даже помутнев от алкоголя, их взгляд оставался острым, настороженным. Он облизнул губы и попытался сказать что-то в свою защиту: — Мне было слегка не до того. — Угу, — отозвался Гриммджо, но взгляд его был прикован к губам Куросаки. — Гримм… И тут он поцеловал его. Гриммджо поцеловал его. Ичиго зажмурил глаза и попытался придумать причину, чтобы отказать. Нет, это было неправильно. Он находил множество причин, но ему было плевать, ни одна из них не казалась важной. Рука Ичиго впуталась в голубые пряди, притягивая ближе. Почему он это делал? Боже, ему было всё равно — губы Гриммджо были мягкими и горячими, и они подходили, неуклюжие и жадные, но они подходили. На задворках сознания рычал Зангецу, призывая не останавливаться, подгоняя. Губы Ичиго приоткрылись, и язык Гриммджо тут же, минуя зубы, скользнул к нему в рот, пытаясь доминировать в поцелуе. Его маска царапала щёку, грубо и навязчиво, но только напоминая этим, кого он целовал. Это было не очень приятно, но заставляло Ичиго стонать, стискивая в руке волосы Гриммджо, прижимая его ближе, крепче. На вкус он был горьким, острым как лезвие. Ичиго хотелось большего, и колено Гриммджо упёрлось ему в бедро, его рука легла на рёбра, сжимая до боли сильно, его пальцы прощупывали каждую кость. Было больно, но в этом весь Гриммджо, и он не думал, что когда-нибудь сможет почувствовать нечто подобное с кем-то ещё. Перераспределив свой вес, другой рукой Ичиго потянулся к груди Гриммджо, прижимая ладонь к тёплой коже и холодному краю молнии. Подцепив язычок, Ичиго потянул его вниз, обнажая большую часть груди. Он толкнул Гриммджо в плечо, переворачивая его на спину. Ичиго удалось не разорвать их поцелуй, даже когда они столкнулись зубами. Возможно, это была единственная причина, по которой Гриммджо позволил ему лечь на себя сверху. Ичиго углубил поцелуй, стремясь взять инициативу, пока страх не пересилил. Пожертвовав своей хваткой на волосах Гриммджо, Ичиго приподнялся и освободившейся рукой скользнул ему под одежду. Пальцы нащупали шероховатый край шрама; его шрама. Он лениво следовал вдоль него всё ниже, пока Гриммджо не перехватил его руку и не сжал её так больно, что Ичиго остановился. Они задыхались, их разделяли несколько дюймов, а Ичиго пытался понять боль и гнев на лице Гриммджо. — У меня много смешанных чувств по этому поводу, шинигами. Ичиго затрясло от обиды, но он удерживал свою позицию, отказываясь разрывать зрительный контакт. — Я не шинигами. Судя по выражению лица Гриммджо, этот ответ тоже вызвал много смешанных чувств. Не желая распаковывать кучу багажа с нетрезвым арранкаром, Ичиго сменил тему: — Ты украл мой первый поцелуй. — Думаешь, я раньше кого-нибудь целовал? — просипел Гриммджо. Ичиго зарделся. — Но ты же был… таким… — Скажи уж. — Э-э-э… нахальным, — закончил Ичиго неубедительно. — Ты просто тупой ублюдок, — прорычал Гриммджо. — Ты полез ко мне первым. Ичиго моргнул на него. — Чё? — Ты поправил мои волосы, — Гриммджо стиснул зубы и зарычал. — Ты начал это. Ичиго задумался и… вспомнил. Голубые пряди падали на глаза, кожа блестела от пота. Он даже не подумал о том, что делает, просто протянул руку, провел пальцами по волосам и откинул их назад. И Гриммджо позволил ему это. Зангецу вставил своё слово: «Ты неосознанно флиртуешь. И к хуям разбиваешь сердца». Ичиго тупо повторил: — Начал это… Гриммджо толкнул его в плечо. — Забудь, я собираюсь спать. — Подожди, я… — начал Ичиго, пытаясь удержать его на месте. Гриммджо прервал его, поменяв их местами на кровати. Его рука сжала горло, крепко, но не удушая. — Ты забыл, что находишься в своём человеческом теле? Ичиго дышал тяжело, нервно, но страха не чувствовал. — Да, — признался он. — А значит, ты слаб, — прорычал Гриммджо. — Временно, — сказал Ичиго. Он потянулся к запястью Гриммджо, нежно прикасаясь. Арранкара злили вещи, которые казались ему банальными, но Ичиго знал: тут было что-то большее, о чём Гриммджо ему не расскажет. Он был не из таких. — Сейчас ты не сделаешь мне ничего плохого. — А ты в этом уверен? Хватка Гриммджо стала крепче, почти перекрывая ему кислород, и ответ Ичиго получился хриплым: — Да. Теперь он понял, чего хочет Гриммджо: он испытывал его. Зачем? Ичиго действительно мог только догадываться, однако знал, что тот не убьёт его, не причинит ему вреда, не сейчас. Гриммджо свирепо смотрел на него сверху вниз, но его гнев сошёл на нет вместе с силой хватки прежде, чем у Ичиго могла бы заболеть голова. Рукой он всё ещё держал его за горло, и Ичиго не пытался её убрать. Потянувшись к Гриммджо, он огладил пальцами его бока и, не встретив сопротивления, обнял. — Я тебя не боюсь. — Тупой ублюдок, — вставил Гриммджо. — Так что и тебе не стоит бояться меня. Гриммджо сжал челюсти, его молчание говорило больше, чем любой ответ. Ичиго привлёк его к своей груди, переворачивая их обоих так, чтобы они были как можно ближе. Его голова прижалась к солнечному сплетению, рука застряла между их телами — Гриммджо не оттолкнул его. Его дыра пустого была странным незаполненным пространством между ними, но это вовсе не мешало. — А теперь засыпай, — сказал Ичиго, — придурок. Далеко не сразу, но Гриммджо обнял его в ответ, обхватив руками и крепко сжав. Уверенность Ичиго была ничем не обоснована, и это стало тем подтверждением, в котором он нуждался, чтобы успокоиться. Гриммджо обхватил его сильными руками, сжимая так, словно он мог исчезнуть, и Ичиго делал вид, что не замечает этого. Он сомневался, что когда-нибудь поймёт такое одиночество, да и не хотел. Поэтому он давал Гриммджо необходимое ему время, прислушиваясь к ровному дыханию, возне в своих крепких объятиях и шуршанию одеяла. От него пахло Уэко Мундо. Холодным ветром, песком и ночью, горько-сладкой и бессердечной. Но не всё здесь было правдой: Гриммджо не был бессердечным, не важно, как упорно он играл эту роль. Он был жестоким и злым, но не заслуживал ненависти и гнева, которых так жаждал к себе привлечь. В конце концов, Гриммджо спросил: — Зачем ты хочешь вкусно пахнуть? Ичиго смутился. — Для тебя, наверно, — он чувствовал, что Гриммджо его слушает, и не знал, как ответить, но ему казалось, что он задолжал этот ответ. — Я… Я просто подумал, что попробую, а ты единственный, с кем я виделся. Пожалуй, ты просто пришёл мне на ум… Я даже не думал, что ты… Я не знал, если… эх. Гриммджо так долго молчал, что Ичиго начал нервничать. Нервничать ещё сильнее. Наконец Гриммджо сказал: — Знаешь, эта штука пахнет на тебе не так, как было бы на ком-то другом. Пахнет тобой и просто… ещё больше тобой. Лицо Ичиго покраснело, и Гриммджо спрятал его у себя на груди. — Тебе нравится мой запах? — Ты что, не слушал? — зарычал Гриммджо. — Я-то думал… — Я имел в виду тебя, дубина, не только эту штуку, — Гриммджо отодвинулся и тихо добавил: — Но я не против, если ты будешь ей пользоваться. Эта хрень хорошо пахнет. На мгновение Ичиго задумался, а потом зашёлся смехом — его плечи содрогались у Гриммджо в руках. — Какого хрена? Ты… почему ты смеёшься? — Потому что я разволновался на пустом месте, — сказал Ичиго. — Я чувствую себя глупым. — Ну что ж, ты и есть глупый, должен чувствовать себя как рыба в воде, — пробормотал Гриммджо. Ичиго засмеялся ещё громче и облегчённо вздохнул. Он действительно ничего не замечал. Слишком нервный, но именно он был тем, кто всё это начал. — А теперь спи. — Я уже протрезвел. — Ну, может, я хочу спать, — сказал Ичиго. — Так что заткнись и не двигайся. — Маленький говнюк с большими запросами, — пробормотал Гриммджо. И всё же он послушно замер. — Спокойной ночи, мудак. На Ичиго раздражённо засопели и крепче сжали в объятиях. А ведь он мог бы к такому привыкнуть.