Пуля - дура

      Это было уже не в первый раз. Кашель, струйка алой субстанции из носа, глаза, что так стремительно становились всё мутнее и мутнее, то появляющиеся, то исчезающие язвы на коже. На его прекрасной бледной коже, что так привлекала взор, если бы не эта зараза!       — Джозеф! — вскрикнул Кастелланос и уж было хотел подбежать ближе, когда в очередной раз услышал тщетные попытки что-то откашлять.       Но напарник взмахом руки приказал держаться подальше, а сей жест, на минуточку, мог показаться дерзостью. Он согнулся пополам от ужасающей боли, закрыв уши. Такое уже происходило раньше. И ведь он справлялся! Себастьян верил в него, он сможет побороть эту… болезнь, инфекцию или что это вообще за чертовщина?! Неважно! Он сможет. Да, конечно же. Иначе быть не может. Ода сильный мальчик и всегда им был. Правда? Ведь так?       — Я в порядке. — еле выдавил из себя темноволосый, не меняя своего положения.       Больно было не только ему. Себастьян бесился от собственного бессилия. Потому что сейчас он мог только смотреть на это, не в силах отвернуться. Ведь он боялся, что если отвернётся от него, можно ждать самого худшего. Вот только худшее уже почти произошло.       — Себ… — сорвалось с мягких губ, которые Ода успел искусать в кровь. Себастьяну нравилось эта милая версия своего имени, а Джозеф любил его так называть. — Дай…! Дай мне спасение!       Он больше не мог выносить. Джозеф превращался прямо у него на глазах.       — Знаешь, когда люди в порядке, они не просят их застрелить! — детектив был зол. Ярости его не было предела, но злился он не на напарника, а, опять же, на себя самого.       Он приблизился, позабыв о предупреждении. Кастелланос обнял мужчину за плечи, заставив того поднять взгляд с пола. Джозеф больше не скрывал точившую его изнутри агонию. Себастьян изучал мельчайшие детали его лица, вглядывался в них, ведь скоро они могут исказиться и потухнуть навеки! Кастелланос разносил черепушку любому монстру, всем, кто посягал на его жизнь без тени сомнений и лишних сожалений. Не имело значения, что находилось под рукой: будь то пистолет, другое огнестрельное оружие, арбалет, нож или простая бутылка, — всё равно. Он разнесёт в фарш голову любой потенциальной опасности. Без всяких раздумий. Решительно. Так было всегда.       Его уже давно не отторгали различные внутренности, которые вызывают позывы рвоты у нормальных людей. За годы работы он повидал многое. Однажды они расследовали убийство, место преступления было на какой-то улочке. Он отчётливо помнил эту картину. Дерево, на котором, будто заменяя листву, были развешаны человеческие кишки. Так что раскромсать кому-то череп не составляло особо труда, если в том была необходимость.       Но в этот раз ситуация кардинально изменила исход событий.       — Себ! Я не могу! Давай! — кричал Джозеф, небрежно оттолкнув от себя детектива, — Мы оба знали, что это лишь вопрос времени. Я не хочу стать монстром… Не хочу причинить тебе боль!       Себастьян неуверенно достал револьвер, но не направил на него. Они посмотрели друг на друга. На несколько секунд Кастелланос перестал дышать. Глаза…его глаза потеряли свою теплоту и приобрели совсем мутную белизну. Детектив даже не пробовал целиться. Монстр осторожными шагами подходил всё ближе. Мужчина вовсе откинул оружие в сторону. Чудовище будто только этого и дожидалось.       Оно кинулось на детектива и прижало его к стене. Джозеф, нет, это был уже не он, вцепился своими зубами в напряжённую шею темноволосого.       Себастьян не сопротивлялся. Его лицо исказилось в неприятной гримасе, но долго стискивать челюсть не пришлось. Он ощущал, как носящий очки прокусил кожу, как добрался до мышц и, похоже, с усилием нашёл сонную артерию. Себастьян чувствовал жар кровяной дорожки, насколько быстро та стекала к ключице и впитывалась в рубашку, расплываясь на ней ярким красочным узором. Руки немели, тело постепенно становилось ватным. Темнело всё вокруг.       Кастелланос мог убить любого, кто представлял собой угрозу ему или его близким, делал всё для того, чтобы выжить, но, видимо Джозефа это правило не касалось. Только любуясь его серьёзностью, Себастьян находил в себе силы двигаться дальше. Теперь же предмет обожания перестал испытывать какие-либо эмоции, кроме лютой жажды вкуса свежей плоти.       Мужчина положил свою ладонь ему на голову и в последний раз погладил по волосам. «Я бы не промахнулся, Джозеф. Нет, не промахнулся бы. Тем более с такого-то расстояния грех промазать. Я мог приставить тебе пушку прямо ко лбу, если бы это привело тебя в чувство. Но пуля — дура.» — он очень тихо и нервно усмехнулся. Сил совсем не осталось. Ноги подкосились. — «Да… Пуля — дура. Она бы размазала твои извилины по полу, выложив их в занимательном пазле. Поэтому…»       — Джозеф… — на последнем вздохе прошептал Себастьян.       Его пальцы стали тяжёлыми, подобно свинцу, и скользнули вниз, выпутываясь из тёмных локонов. Веки были опушены, а на губах застыла лёгкая грустная улыбка. Его тело лежало на полу. Рядом сидел Джозеф. Слёзы непроизвольно стекали по его щекам. Язвы исчезли, вернув коже идеальную бледность. Очи были переполнены излишней влагой, но нормальными. Совершенно нормальными. Он сидел на коленях и безмолвно ронял солёные капли на бездыханное тело. Джозеф остался в одиночестве. Единственное, что у него осталось — полный рот его крови и небольшой кусок мяса, оторванный от шеи. Ода выплюнул его. Потом склонился над телом…

и начал пожирать своего любимого Себа…