Суморок

      Первые восемь дней апреля 1895-го года в губернском городе Р. идёт дряпня — дождь со снегом. Перед самым крыльцом кабинета доктора Калинина, что всего с год назад открылся на первом этаже доходного дома, из-за давней неровности мостовой привычно разлилась широкая лужа, и кто-то заботливый кинул через неё деревянные мостки. В понедельник девятого по этим мосткам стучат три пары казённых сапог — к доктору Калинину заходят совсем уж нежданные посетители.       Суморок выходит на звон колокольчика и с удивлением рассматривает мундиры: жандармы? Не полиция, что занимается уголовным сыском, — вот кого бы стоило ожидать частно практикующему врачу, чьи пациенты, в основном, желтобилетницы из квартала по соседству и их клиенты: у этого контингента нередко проблемы с законом. Но губернские жандармы — это розыск политический, дело серьёзное. — Доктор Калинин, Савва Маркович, — в ответ на запрос вахмистра Суморок представляется своим подставным именем. — Нет, никого больше нет, я один; ближайший приём через полчаса. А что вы ищете? — Запрещённую литературу, — нехотя отвечает вахмистр. — Что ж, не буду вам препятствовать, — разводит руками Суморок, он же законопослушный гражданин Калинин, известный лишь тем, что лечит сифилис, и более ничем.       Суморок поочерёдно отпирает господам жандармам все замки на дверях и дверцах стеллажей, где хранится инструмент и лекарства. Запрещённой литературы у него и правда нет: от любой политики и всяких новомодных учений Суморок держится подальше. Он со спокойным любопытством следит, как жандармы старательно ищут скелеты не в том шкафу.       Сам по себе обыск не беда. Беда в том, что, скорее всего, за ним установят негласный надзор. Конечно, Суморок легко обойдёт любого филёра, но всё дело в том, что обходить-то лишний раз не стоит: нужно вести себя добронравно и человекообразно. Сейчас, покамест его личине доктора Калинина и года нет, связями и знакомствами на новом месте еще не оброс, лишнее внимание Сумороку ни к чему. Опять же, беспокоит и мысль о проверке документов: Суморок средств на них не пожалел и сам следил, чтоб изготовитель не халтурил, но лишний раз рисковать не хочется.       Кто же мог донести по такому нелепому обвинению и, главное, зачем? Сородичей Суморок избегает, чужую территорию обходит стороной, а врагов среди людей после смены личины нажить, вроде бы, не успел. Те, кто знает его предыдущие имена и смогли бы догадаться о его истинной природе, не стали бы размениваться на кляузы в жандармерию.       Давно живёт на свете Суморок, и давно привык следить за каждой неправильной тенью и при любой неурядице проверять: а не охота ли это на него идёт. Мертвецу приходится быть осторожным, если он не хочет обратно в могилу. Так что не отмахивается Суморок от мысли, что не случайно это всё, и удар направлен именно на него — пусть и цель доносчика, по всему выходит, вовсе не в том, чтобы Суморока арестовали. Но зачем? Припугнуть? Предупредить? Подставить? Дальше остаётся лишь гадать. Суморок откладывает эту версию в уме и перебирает прочие варианты.       Кто-то из его пациентов оказался членом какого-нибудь тайного общества, попался и на допросе оговорил доктора Калинина, чтобы увести следствие по ложному пути? А, может, и не попался, а проверяет таким образом — не проходит ли его переписка через Чёрный кабинет: указал в письме ложную точку хранения агиток, и смотрит, будет там обыск или нет. Возможно такое? Вполне.       Что ж... если так, то не избежать Сумороку дознаний, и это неважно, что ничего у него сейчас не найдут. В последний раз Суморок оказывался под следствием лет двести назад: опыт был не из приятных. Говорят, методы сильно изменились; но в то, что бить совсем перестали, Суморок не верит, однако если будут стараться без видимых следов — тогда, авось, и обойдётся. Сломанные рёбра для Суморока ерунда, а вот разбитый нос или вырванный ноготь, что заживёт прямо на глазах у изумлённого следователя, вызовет много неудобных вопросов.       А, может, не всё так мрачно и просто у кого-то из соседей-монархистов разыгралось воображение? Даже отстранившись от споров вокруг общественной и государственной жизни Суморок не позволяет себе игнорировать ту чрезмерную подозрительность, с которой консерваторы глядят на интеллигенцию последние годы. После январской речи молодого царя, из-за которой разочарованные либералы крепко его невзлюбили, напряжение только растёт.       В этом случае ничего не поделаешь: от идиотов не застрахован никто. Возможно, охранка попытается принудить Суморока к сотрудничеству, хотя зачем им его доносы? Сам же он, со своей стороны, первым предлагать сделку такого рода не намерен.       Или вдруг это Римма с кем-то не тем знакомство случайно свела? Он сам ведь научил её заводить как можно больше новых подруг-приятелей: тратить время на визиты вежливости и пустую болтовню за картишками Сумороку давно неинтересно, так что, раз у него есть содержанка, вот пусть она этим и занимается. Возможно, не стоило совсем уж оставлять Римму без присмотра: это всего лишь миф, будто проститутки умеют хорошо разбираться в людях. Они много кого перевидали и, руководствуясь жизненным опытом, подмечают знакомые детали в поведении, но этого мало. Человек-то может оказаться хорошим, честным, а голова у него при этом опасной чушью полна.       Только бы сама Римма ни во что не ввязалась, лишь бы её не тронули. Сегодня вечером Суморок обязательно с ней поговорит. И к друзьям её присмотрится.       Разумеется, жандармы не находят ничего: ни прокламаций, ни Дарвина с Марксом, ни печатных шрифтов или простейшего гектографа, ни даже самой завалящей порнографии. Единственный обнаруженный тайник — десять рублей, заложенных в книге по физиогномике. — Это же не преступление? — вежливо интересуется Суморок, забирая купюру у вахмистра. Не стоит подшучивать над представителями власти, но как тут упырю удержаться: вахмистр его забавляет. Жандарм нутром чует в Сумороке нечто неправильное, а вот что — понять не может и этим обеспокоен.       Переживания людей упырю кажутся чем-то вроде запахов. Аромат глухого раздражения с ноткой бессилия, что идёт от вахмистра, бодрит и сладко манит: хищнику приятны признаки слабости жертвы. Будь обстоятельства иными, можно было бы поиграть с таким необученным охотником: раздразнить, чтоб сон потерял, чётких улик не давать, только намёки, в конце концов выманить одного в пустынное место и...       Нехотя отступая от жандарма, Суморок мысленно обещает себе принести сегодня Римме пирожных к чаю и, непременно, с кремом.