Суморок

      Во вторник вечером Суморок идёт с Риммой под ручку — её смешит такое обращение, но и радует. Первое время она стеснялась: что люди подумают , нет, не о ней, а о докторе; но Суморок убедил её, что одета она теперь прилично и выглядит достойно, да и кому какое дело с кем ему, разночинцу, гулять?       Идут они в гости на квартиру одной из новых приятельниц Риммы, жены какого-то младшего чина-телеграфиста, — Суморок одними расспросами и предупреждениями не ограничился, он хочет сам людей посмотреть.       Квартира просторная, с библиотекой — Суморок подозревает, какого рода “общество” тут может собираться. Впрочем, ярых нигилистов в нечищенной обуви тут, по словам Риммы, не жалуют и разговоры ведут “спокойные” — и на том спасибо. Развлечения обычные: карты, граммофон, иногда младший брат хозяйки играет на скрипке.       Поначалу ничего подозрительного Суморок не чует, но терять бдительность рано: ведь и он тут для всех человек новый: не присмотрелись к нему ещё, осторожничают. Суморок прикидывает: понадобится прийти ещё раза два или три, прежде чем он поймает хоть какой-то след — слишком много людей. Не отслеживать же каждого поодиночке? А ведь недоброжелатель, кем бы он ни был, и без того не менее чем на шаг впереди.       Новые гости прибыли. Двое. — А вот ещё один мой новый друг, он спрашивал о вас, Савва Маркович, — Римма ведёт его знакомиться, и веет от неё радостью неоправданно сильной. — Берлогин, студент.       Студенту Берлогину, что жмёт Сумороку руку, на вид под тридцать. Скорее всего, не студент он вовсе: разве что вольный слушатель где-нибудь. Но занимает внимание Суморока не он, а его спутник — студент представляет и товарища по имени-фамилии, но Суморок в мыслях уже окрестил того Оловянным.       Несвежим чем-то пахнет от Оловянного, не нравится он Сумороку: на убийцу не похож, но со смертью связан. Солдат? Болен чем? А, может, просто отчаялся в жизни? Трудно вот так сказать. И рука у него едва теплее упыриной. — Так давайте же выпьем чаю скорее, — предлагает Берлогин. — Замёрзли мы.       Вчетвером они идут чаёвничать, прочие гости быстро теряют к пришедшим интерес. Суморок снова слышит неправильный стук, но на этот раз определяет причину быстро: Берлогин едва прихрамывает. — Хороший у вас протез, — Суморок хвалит искренне, как опытный врач. — Я едва заметил. — Но всё же заметили-таки, — смеётся Берлогин. — Его мой дядя изготовил. Я потерял ногу ещё в детстве, он делал на каждый возраст точно по моим меркам. Я привык, ощущается как живая.       Разговор о дядюшке студента Берлогина перехватывает Оловянный: оказывается, у этого дяди свой санаторий, где Оловянный, действительно военный в отставке, когда-то лечился. И переводит разговор на самого доктора Калинина: где тот изволил учиться, где практиковал прежде. Конечно, биография у доктора Калинина продумана заранее, но излишнего внимания к себе Суморок не любит. Забывшись, он кладёт себе четыре ложки сахара, хотя на людях избегает демонстрировать свои пищевые пристрастия, пусть даже такие невинные. — Пересластили? — лезет прямо под руку сочувствующий Берлогин. — Давайте я вам кипятку долью, разбавить.       Наконец Оловянный откланивается, переключившись на новую жертву. Суморок выдыхает, смотрит за окно, где за рваными облаками светит полная луна. Он чувствует, что сильно устал: столько вслушиваться в окружающих, подбирать слова и тон, терпеть навязчивых пустомель вроде того же Берлогина, который всё ещё рядом, и Римма мило ему улыбается. Давно это у них? Суморок и без чутья видит, что между этими двумя уже разок случилась связь. — Мне передали, вы тоже мной интересовались? — перебивает он их перемигивания. Нет, обычно Суморок не ревнив, напротив; но именно этого студента в своём гнезде он видеть не хочет. Об этом упырь Римму тоже честно предупредил: ему понадобятся другие. Он хотел бы, чтобы новые кормилицы или кормильцы понравились и ей, — вот зачем предложил ей самой знакомиться, выбирать. Однако кандидатуру Берлогина Суморок ни за что не одобрит.       Интересно, что она успела рассказать этому горе-студенту? — О да, — оживляется между тем тот. — Видите ли, дядюшка мой готовит санаторий к новому сезону, и ему в штат нужны ещё врачи. Вот я и спрашивал у знакомых, между делом, не нужно ли кому место, оклад приличный. Мне упомянули в том числе и вас. А сейчас вы ещё и о своих успехах рассказали — я тем более впечатлён. Не хотите ли?... — Благодарю, буду иметь в виду ваше предложение, — отмахивается Суморок. В толпе мелькает фигура Оловянного, снова похищает всё внимание упыря. — Римма, дорогая, думаю нам пора.       Берлогин встаёт их проводить, и на этот раз Суморок не слышит ничего неправильного в его походке.

***

      Холодный воздух и полная луна приободряют упыря. Он подставляет Римме руку, сам же незаметно осматривается, как в округе лежат ночные тени. — Тебе он симпатичен?       Римма не переспрашивает кто и Сумороку не нужен словесный ответ: он чует поднявшуюся в ней волну надежды. — Нет, — прямо говорит он. — Забудь о нём. Я не стану запрещать видеться с ним, но мой тебе совет: порви как можно скорее, пока не увлеклась им слишком сильно. — Почему? — она шепчет одними губами, знает, что упырь и так услышит. — Он при деньгах, у него наследство есть, о политике не говорит вовсе, образован… Из-за его ноги? Так в остальном-то он совершенно здоров. А если и нет — меня-то ты вылечил, не побрезговал…       “А ещё он тёплый, и зубы у него обычные” — она ни за что не произнесёт подобное, но Суморок читает в ней и это. — Сидит на шее дяди-опекуна, к делу не пристроен — видимо, не пригоден. Тесно рядом с ним, слишком уж его много. И приятели его сомнение вызывают. Ненадёжен он, Римма. Слишком много у него свободы, не за что уцепиться.       Она поджимает губы. — Будь по-твоему.       Суморок знает: Римма никогда не скажет ему “нет”.