Просто потому

Тэхену холодно. Он мелкими перебежками метается по квартире в попытке сделать согревающий чай. Босые ступни шлепают по теплому полу, который вроде должен бы согревать, вот только легче не становится. За окном уже во всю кружится снег, застилая белым покрывалом улицы и бегущих в своих заботах беспокойных людей. Юноша только бросает взгляд на дерганые фигурки на тротуарах и устремляет свой взор в небо, выше всех этих небоскребов. Именно туда, откуда летят эти клочки холодной ваты. Яркие тучи слепят глаза до черных точек, и Тэхену приходится быстренько проморгаться, заливая сушеные листья кипятком. Прозрачные вытки пара поднимаются из двух белых пузатых чашек, теряясь в пространстве светлой гостиной. Их подарил месяц назад сразу с порога краснощекий от мороза Чимин на новоселье. Он, правда, не учел одну маленькую деталь, которая чуть не привела к мировой войне под руководством пыхтящего в дальнем углу стола Тэхена. — Почему это именно моя чашка с красными губами?! Может, я тоже хочу с усами! — блондин надул щеки, развалившись в кресле и слегка топоча от недовольства ногами. — Но из вас двоих ты больше похож на… — Даже не думай произносить этого, Чимин, иначе я выцарапаю тебе глаза! — шипел Тэхен в полумраке новенькой квартиры. Юнги, который сидел на другом конце стола, думал, что если бы тот был кошкой, то у него бы точно шерсть стала дыбом. Эта мысль настолько затянула его еще неокрепший после простуды разум, что он невольно начал представлять всех присутствующих в роли членов семейства кошачьих. Вот Чимин точно был бы шотландской вислоухой упитанной домашней котярой, которая гадит где попало, но при этом так приятно мурлычет в клубочке на коленях по вечерам, что злость мгновенно испаряется. — Очень по-мужски, знаешь ли, — захихикал Пак, вливая в себя очередной бокал с обжигающим горло красным. Успокаивать уже не на шутку разъяренного Кима принялся брюнет, которого эта ситуация лишь забавляла. Он смотрел на своего парня и не мог понять, как в человеке, что на два года тебя старше, мог жить десятилетний ребенок. Впрочем, это Тэхен. Ему можно. — Чонгук-а, скажи ему, что я не девочка! — перебираясь на колени к юноше, обижено восклицал блондин, пока сцеплял на спине холодные пальцы в замок. — Нет, Техен-а, ты самый настоящий мужчина. Хочешь взять мою с усами? — Хочу. Ким все еще обиженно шмыгал носом, искренне не понимая, почему это он лучшему (на минуточку!) другу вдруг девочкой показался. — Мне одному эта ситуация кажется немножечко странной? — прохрипел Юнги на ухо Чимину. — Еще слово, и я вырву твои крашеные патлы, Юнги-хен! — Очень по-мужски, Чимин-а! — Захлопнись! — Гуки, твой чай. Чонгук восседал на черном диване в центре гостиной, дорабатывая очередной отчет для шефа. На прошлой неделе продажи резко упали, и парень мог молиться лишь о том, чтобы за эти цифры босс не запихнул его писанину куда-то поглубже. — Спасибо, Тэ. — Ты уже закончил? — залезая с ногами на диван и укутываясь в пестрый плед, поинтересовался блондин, попутно поднося к губам чашку с черными закрученными усами. Чон благополучно промычал что-то невнятное в ответ, щурясь в экран, будто колдуя над этими злополучными цифрами. Хотя он сейчас бы и в бубен бил, танцуя ритуальные танцы возле костра, если б это помогло. — Айщ! В глазах Тэхена заблестели слезы, а язык безжалостно жег. Он быстро поставил чашку на стол и начал обмахиваться руками, пытаясь облегчить страдания. Юнги на это заявление лишь закатил бы глаза, но его здесь нет, а значит, можно. Когда боль немного улеглась, к юноше вернулось это постоянное чувство холода. И вот если руки спокойно можно было отогреть о теплую чашку, то с ногами дела обстояли куда хуже. Эти ступни просто отчаянно не хотели греться. Поэтому блондин вновь начал проталкивать пальцы между диваном и мягким местом сосредоточенного младшего, и — о боги! — Чонгук лучше бы в ледяную воду нырнул с головой, чем это. — Тэхен! Забери свои ледышки! — Но мне холодно, а ты теплый! — Так надень штаны и носки, а то ходишь в одной футболке. — Но ты же знаешь, что это не поможет. — Зато поможет моей заднице! У меня синяки неделями сойти не могут, потому что ты все тычешься своими граблями! От этого заявления Тэхен откровенно прифигел. Он понимал, что Чонгук вспылил из-за проблем на работе, но от этого легче не становилось. — Хорошо, Мистер Не-прикосайся-ко-мне, не смею мешать! — блондин забрал ноги на пол и отвернулся в телефон. — Эй, Тэ… И ноль реакции. Парень даже бровью не дернул. — Ну прости меня, — пытался расшевелить того Чон. — У тебя не грабли, слышишь? И… ноль реакции. Психанув, брюнет удалился на кухню. Он не впервые стыкается с завидным упрямством своего хена. Тот еще с детства если вобьет себе что-то в голову, да еще и обиду, так все, можешь искать себе яд, чтобы долго не мучиться. Он доведет любого своим молчанием и красноречивым взглядом, кроме Юнги-хена, конечно. Но тут у Чонгука было преимущество, ведь именно он мог заслужить прощение старшего сразу же. Парень знал, за какие ниточки надо дергать, чтобы гнев сменился на милость и трапециевидную улыбку. И спустя столько лет это правило безоговорочно продолжало работать. — Боже, почему я такой мудак? Чон, наполнив чайник до краев, сложил руки под головой, дожидаясь кипения. Он сам не понимал, почему сорвался, ведь Тэхен целый день с него буквально пылинки сдувал. То есть, он каждый день это делает, но сегодня буквально с двойным усердием. Блондин знал о проблемах на работе, старался лишний раз не беспокоить, незаметно покормить, подсобить, лишь бы сберечь то тепло, которое в последнее время начало испаряться в бытовухе. Они не первый год вместе и не первый год под одной крышей. Но раньше это были общага и съемные комнатки с не самыми лучшими условиями, лишь бы только накопить на собственную квартиру. Иногда Чону кажется, что там они были счастливее. Да, приходили с нескольких смен подряд убитыми, редко виделись, но все свободное время упивались друг другом, крепко держась за руки. Теперь уже как месяц ребята живут бок о бок, но в то же время будто порознь в не такой и большой, но собственной квартире. Тэ со вдохновенеем наперевес целую неделю перед переездом обустраивал комнаты наконец так, как ему хотелось. Чонгук дал на это ему зеленый свет, оправдываясь дипломом дизайнера старшего, но на самом деле ему бы понравилось все, что сделал бы Тэхен. Просто потому, что Тэхен. И по-другому быть просто не может. Именно поэтому брюнет разводит до терпимо горячей воду в большой ядовито-зеленой миске и идет к самому близкому человеку, что до сих пор дует свои прелестные губы. Пора возвращать тепло его хену. — Что ты делаешь? — удивился блондин, уставившись на младшего, что погрузил его холодные ступни в горячую воду, а сам принялся растирать ледяные пальцы, выдернув из цепкой хватки телефон. — Грею. — Да не надо было, я бы сам как-нибудь… Тэхен от дикого смущения покраснел и мямлил про себя что-то о незаконченном отчете, о том, что он мужчина в конце концов, да и что Чон уже давно прощен, а в кухню надо бы холодильник купить, и пройтись бы вечерком под снежными хлопьями, возможно последними этой зимой. Вот только этот мужчина каждый раз жмурился от жжения на языке. Усмехнувшись шепелявым лепетаниям, Чонгук наклонился ближе, оставляя миллиметры между лицами. С такого расстояния выпученные в недоуменном смущении глазки старшего казались еще больше, еще невиннее. — И как я забыл? — Гуки?.. Брюнет же только аккуратно надавил на подбородок, заставляя Кима открыть рот, показывая покрасневший язык во всей красе. — У кошечки болит, у собачки болит, а у Тэ-Тэ пусть не болит, — ласково прошептал Чонгук, осторожно целуя в самый кончик языка. — Боже! — только и успел пискнуть Тэхен, пряча уже до невозможности красные щеки на груди хохочущего юноши. — Я даже не знаю, мило это было или противно, — все не переставал бормотать блондин, пока Чон перебирал обесцвеченные пряди пальцами, словно гладил кошку. Отчет немножко подождет, ведь здесь хен оттаивает. И нет, не противно, просто потому, что родное. Потому, что Тэхен. И по-другому быть не может.