***
Карета останавливается перед очередным замком, построенным совсем недавно, судя по применению отличительных черт стиля рококо, но Чонгука не особо это интересует. Он отмечает это краем глаза только потому, что благодаря многочисленным поездкам по разным домам, где проводился тот или иной бал, выучил до мельчайших деталей все завиточки, что так популярны в настоящее время. Его архитектура, по правде говоря, вообще никогда не интересовала, он больше любил проводить время с одним из друзей отца, военным министром Мин Юнги. Мужчине было чуть больше тридцати пяти лет, но выглядел он так молодо, будто старше Чонгука всего на года четыре. Юнги появился во дворце, когда юному наследнику было 10, и с первой встречи Чон захотел учиться держать меч только у него. О Мине слыли легенды, их было ровно столько же, сколько и слухов совершенно глупых и завистливых. Его храбрость восхищала и заставляла солдат воспрянуть духом, враги плели интриги и придумывали совершенно дурацкие причины его возведения на такую значимую должность в двадцать шесть лет. А секрет был самым простым — Мин Юнги зарекомендовал себя в первую очередь своими поступками храбрыми и готовностью сделать все, что могло зависеть от него, ради Его Величества. Чонгук, ровно как и подчиненные Юнги, восхищался и слушал его рассказы с открытым ртом, надеясь когда-нибудь вести бой плечом к плечу с министром. На самом деле, Чонгук был привязан к нему сильно, особенно после потери старшего брата Чонхёна. Отец был занят всегда, сколько себя помнит Чон; после смерти брата он старался закрыть дыру в сердце чревоугодием и постоянными вечерними развлечениями с наложницами. Король будто забыл, что у него есть еще один сын, который нуждался в поддержке и спасении от вечно атакующих детское сознание демонов. Если бы не Юнги, младший даже не может представить себе, что бы было. Мин заменил ему и брата, и отца, и потерянную еще в три года маму. Авторитет министра для Чонгука был неоспорим, и как бы не было дико, но отца он уважал намного меньше. Особенно после того, как он женился на одной из беременных наложниц, которая никогда не жаловала наследника. Её, впрочем как и всех остальных во дворце, волновала своя выгода, от того и наследника она не любила, только для короля старалась быть заботливой мачехой, которая желает лишь счастья. Если бы не тот самый Мин Юнги, которого король считал своим близким другом, Чонгука женили бы на первой девице, не позволив решить самому. Конечно, как уже было сказано, найти среди этого сброда, что звался высшим обществом, достойную партию было практически невозможно, но хотя бы одна сотая процента была. Это куда лучше, чем женитьба на одной из выбранных мачехой девушек, что стала бы прислуживать ей и однажды подлила ему яд. — Ваше Высочество? — Чонгук трясет головой, выныривая из своих мыслей и направляет взгляд в ту сторону, откуда он услышал голос. Его друг, граф Ким Югём смотрит на него с беспокойством и настороженностью. — С Вами все в порядке? — Не волнуйся, Югём, я просто задумался. Мы довольно быстро приехали, а я так надеялся приехать к ночи на какие-нибудь несчастные полчаса и уехать обратно, — Чон вздыхает разочарованно, но поправляет свой жюстокор* и выглядывает в окно. Неподалёку стоит кучер и ждет, когда ему подадут знак, что уже можно открывать. Ким усмехается и качает головой, позволяя небольшой улыбке коснуться его губ. — Это было бы слишком грубо, не находите? Тем более, что Ваша мачеха обязательно допросила бы кучера, как долго мы тут находились. Вы ведь знаете, насколько она не доверяет вам, — наследник закатывает глаза, кивая, и наклоняется к графу, будто хочет оставить это только между ними, хотя в карете никого более. — Мне плевать, что она это проверяла бы, ты же знаешь. Но вот на что мне не плевать, так это на то, что ты снова обращаешься ко мне на Вы. Югём, я же просил, — мягко говорит Чонгук, смотря Киму в глаза. — Ты — мой друг, а не прислуга, запомни наконец. — Прошу простить меня, Ваше Высочество. Как скажете. — Вот и отлично, а теперь, — наследник вздыхает, мимолетная мягкость в его взгляде исчезает, и Чон снова становится холодным и безразличным. — Пошли на очередное представление, раз уж мы всё-таки приехали. Ким стучит по дверце кареты, и кучер сразу же открывает, позволяя графу и наследнику, уже облачившимся в маски, выйти. Вокруг как всегда куча карет и разнообразных представителей высшего общества. Они снова и снова кланяются, оглядывают с интересом Чона, дамы стреляют глазками. Чонгук не видит ничего нового, что уже заставляет раздраженно закатить глаза. Похоже сегодня это не в последний раз. Югём лишь хлопает наследника по плечу, сочувствует, но прекрасно понимает, что выбора нет. Спасибо, что он вообще может поддерживать его хотя бы своим присутствием. Двери замка открыты настежь, прислуга направляет гостей, поверхностно и фальшиво растягивая губы в подобие улыбки. Прямо по коридору, ведущему в зал, все также стоят хозяева бала, радушно приветствуя каждого гостя. В этот раз Чонгука встречает вся семья: мать, хозяйка бала, одетая в воздушное розовое платье с корсетом и причудливой укладкой, с маленькими заколками в виде ракушки; она улыбалась каждому, отводила подходящее место гостю, исходя из его статуса; ее дочери были явно не старше шестнадцати, копировали ее улыбку и наряд, разве что платья их были не настолько пышными и других цветов — элегантная бирюза и нежнейший небесный оттенок. Глава семьи, хозяин, держался статно и прямо, приветствуя каждого мужчину рукопожатием и слегка приподнятым уголком губ. На рукавах его жюстокора были широкие обшлага, на карманах же — огромные клапаны. Одежда и то, как держались все члены семьи, однозначно подчеркивало их статус и принадлежность к дворянской фамилии. Зал был украшен по последнему писку моды, как и сам замок, в стиле рококо. Огромное количество мебели с узорами в виде ракушки, от ножек стульев и до лепнины на потолке. Чонгук был честно удивлен, ведь фальши в действиях каждого члена семьи он не видел. Это обычно так сильно бросалось ему в глаза и оставляло послевкусие на весь вечер, а здесь он чувствовал что-то такое секретное, непонятное ему, теплое, словно ему и правда были рады. На секунду в его голове промелькнуло желание чувствовать себя так во дворце, в его доме, но он быстро выкинул это из головы. К сожалению, в этом месте тепла никогда не было для него, только если в детстве, при еще живой матери. Конечно, он нуждался в этом и сейчас, но это желание хранилось глубоко в его душе, даже не надеялось когда-либо исполниться. — Приветствуем вас, Ваше Сиятельство! Рады, что вы посетили нас, благодарим за визит и надеемся, что вам понравится в нашем замке и вы захотите вернуться, — женщина улыбается искренне, ее глаза блестят так, словно Чонгук смотрит на яркое солнце, что заставляет его даже зажмуриться на секунду. Югём берет все в свои руки и отвечает хозяйке сам, также искренне. — Благодарим Вас за приглашение. Признаться, мы ожидали немного другого, но у Вас какая-то особенная атмосфера, не такая, как на типичных балах. Мы приятно удивлены, верно, дорогой мой друг? — Югём смотрит на Чонгука, ожидая подтверждения своих слов. — Да, ты совершенно прав, друг. Еще не вечер, но я надеюсь, что это приятное чувство останется со мной до конца сегодняшнего бала, — Чонгук приподнимает уголок губ, краем глаза замечая, как одна из дочерей ахает и с восхищением следит за каждым его движением. Чон переводит свой взгляд на нее и кланяется, приветствуя, чем смущает юную девушку, заставляя краснеть. Югём прищуривает глаза, усмехаясь реакции дочери хозяйки и думает про себя «чертов засранец, так бедняжку и до приступа доведет». — Прошу пройти Вас в ту часть зала, совсем скоро мы откроем бал, — хозяин пожимает руки обоим, и его жена направляет их вправо, совсем недалеко от центра. Наследник и его друг кланяются снова и занимают свое место. Чонгук присаживается, поправляя полы своего жюстокора, и замечает внимательный взгляд Югёма на себе. — Ты решил с самого начала девочку к себе расположить? — Ким смеется и качает головой.— Ты ее одним своим взглядом чуть не поразил насмерть, кто так делает, а? — Я просто проявил уважение, ничего большего, — проговаривает Чон, но сам позволяет губам расплыться в улыбке, от чего Югём смеется сильнее и совсем тихо, но достаточно для того, чтобы наследник услышал, шепчет — «лжец». Чонгук пожимает плечами, довольно смотря на все еще смущенную девушку. Все же, утешать свое самолюбие настоящими эмоциями невинной девчонки ему нравится. — Кстати, — начинает граф. — Ты заметил, что этот бал действительно не похож на остальные? Точнее, что-то есть в этой семье, что-то чистое, неиспорченное желанием казаться лучше, что ли, — задумчиво кусает губу Ким, пробегаясь взглядом по хозяевам. Чон кивает, переводя взгляд на друга. — Да, и знаешь, у меня такое предчувствие, что мы впервые не пожалеем, что пришли, — Ким хмыкает, разделяя точку зрения наследника, но не говорит больше ничего. В это же время в зале появляются последние на сегодня гости. Оба мужчины одеты с иголочки; ткань отнюдь не дешевая, стоит не меньше, чем чонгукова. На них сразу обращается все внимание. Один из мужчин идет чуть впереди, стуча небольшим каблуком по отполированному полу, направляет взгляд лишь на хозяев вечера. Из-под маски проглядывает фирменная ухмылка, которая не одну даму заставила закусить губу и перевести взгляд с наследника на вошедшего. Он не так высок, как Чонгук, но красотой своей не уступает уж точно. Нельзя не отметить и то, насколько легко он ступает, насколько грациозен в каждом движении и каждой эмоции. Его блондинистые волосы мягко спадают на маску, чуть прикрывая глаза, но не мешая видеть. Жюстокор серебристого цвета отлично подчеркивает его фигуру и выделяет из общей массы, впрочем, не заметить такого было бы трудно. Он знает себе цену и осанку держит, чувствуя, что взгляды всех присутствующих направлены на него, что не может не льстить. Особенно четко он ощущает одну пару глаз, что буквально прожигает в каждой части тела фантомную дыру. Взгляд Чонгука успел пробежаться от макушки до пят, наследник пытался запомнить каждую деталь в этом человеке. Они определенно виделись впервые, что подогревало интерес Чона еще больше. Давно он не ощущал такой потребности коснуться кого-то и изучить до мельчайших деталей. Второй же отставал всего на пару шагов, но выглядел не менее красиво. Черные волосы отлично сочетались с золотистым жюстокором, но ауры такой вокруг него все же не имелось. Зато Чонгук заметил, что оба мужчины похожи между собой: общие черты лица, форма подбородка. «Скорее всего братья», пронеслось в голове наследника. Хозяйка ослепительно улыбнулась гостям, пара морщинок тотчас же появилась на ее лице, но они отнюдь ее не уродовали. В рамках общепринятого этикета она поприветствовала и направила на почетные места, но было заметно, что отношение к данным гостям у нее совершенно иное. Чонгук упорно пытался вспомнить, видел ли он у отца когда-нибудь на службе кого-то подобного, ведь принимали их как министров обычно. Наследник хмыкнул, заинтересованно проводя взглядом обоих мужчин. Что-то здесь было не так, и ему уж очень хотелось выяснить, что именно.***
Чимин на своем затылке и остальных частях тела за один вечер получил столько масляных взглядов, что так и хотелось спросить, как долго это продолжаться будет. Мужчины, ровно как и женщины, не сводили с него глаз; о всех его передвижениях было известно, даже если он голову повернет в сторону, это, безусловно, заметят. Внимание, конечно, штука хорошая, но сейчас оно раздражает. Правда, был один существенный момент. Внимание одного конкретного персонажа его все же удовлетворяло. Чимин с самого начала чувствовал интерес в чужом взгляде, а увидев обладателя, заинтересовался сам. Еще бы, кто не заинтересуется: орлиный взгляд, прекрасный профиль, пусть и скрытый наполовину маской цвета ворона, волосы чернейшие, смоли подобны, сосредоточенность и статность в каждом движении, внимание даже к деталям своего одеяния. От мужчины исходила аура властная, он явно не был простым, а уж тем более графом, как обмолвилась матушка пару минут назад. Желание изучить его от других Чимин чувствовал всегда более чем точно, и сейчас был как раз тот случай. Но он желал узнать незнакомца не меньше. Поэтому Чимин смотрит прямо в глаза этому чертову ворону и наклоняет голову набок. Пробегается снова по фигуре и прикусывает губу прямо на глазах Чонгука. Давит в себе смешок, когда замечает, насколько противник напрягся. Чимин буквально чувствует, как потемнел взгляд сидящего напротив. Эта игра так увлекательна, и мужчина напротив забавен и, черт бы его побрал, горяч, как раз во вкусе Пака. — Чимин-а, ты ведь помнишь, что мы приехали к семье, а не соблазнять графов? — Чихён шепчет брату на ухо и забавляется, когда видит, что оборвал тонкую ниточку связи между блондином и его соперником. — Чихён, — сквозь зубы бормочет Пак, кидая злобный взгляд на своего брата. — Исчезни, черт тебя дери. — О нет, прости, Минни, но черты и всякие особи мужского пола по твоей части, — он подмигивает и вовремя отстраняется, заливаясь смехом, когда Чимин замахивается на него и шипит «мелкий негодник». Старший сужает глаза, пытаясь заставить брата перестать веселиться, но Чихён еще больше смеется. — Какого дьявола я взял тебя к себе в столицу для учебы, а? Только и делаешь, что мешаешь своему хёну, — Пак старший вздыхает и цепляет бокал шампанского с подноса прислуги, сразу же выпивая его залпом и жмурясь. — Прости, хён, — делает четкий акцент младший, опираясь брату на плечо. — Ты просто так смешно выглядишь, когда на самом интересном обрывается твоя миссия по соблазнению, мм, — Чимин резко разворачивается и щипает брата за шею, от чего тот вскрикивает и отбегает в сторону. — Ууу, неудовлетворенный Пак Чимин — это страшно, точно. — Старший лишь кидает в него виноградину со стола и следит за быстро исчезающим братом, качая головой. — Мелкий чертенок, — вздыхает он и оборачивается на наследника, встречаясь с его усмешкой. — Ну-ну, клянусь, ты сам начал игру, посмотрим, как ты запоешь дальше, — Чимин поправляет горло рубашки и усмехается сам, когда к наследнику подходит барышня, с которой он точно не хочет танцевать.***
Чонгук танцует трижды с этой дамой, все также пытаясь вынести ее противно пахнущие духи, от которых хочется содержимое желудка вывернуть. Он только открывает рот, чтобы наконец закончить это бессмысленное времяпровождение, когда до его уха доносится сладкий, но наполненный язвительностью голос. — Милая моя, прошу прощения, не могли бы вы наконец отлипнуть от данного кавалера? Поверьте, Вам с Вашими фирменными духами тут делать нечего, он на них не клюнет, разве что платье Вам испортит, посмотрите, позеленел уже, бедный, — Чимин сладко улыбается, обезоруживая даму. Она тут же отпускает Чонгука и желает начать танец с Паком, но парень предусмотрительно хватает наследника за локоть и кладет его руки к себе на талию, утаскивая в другую часть зала. — Ты всегда такой нерешительный, со всеми танцуешь, пока не задохнешься? — с интересом Чимин заглядывает ему в глаза, не забывая усмехнуться. — А ты всегда кидаешься едой в братьев? — Чонгук не собирается уступать и ослепительно улыбается, ведет в танце так, словно профессионал или бывавший на каждом балу. — Откуда ты..? — Чимин непонимающе хмурится, чуть приподнимая голову, чтобы посмотреть Чонгуку прямо в глаза. — Ну, трудно не заметить сходства между вами, а вообще можешь считать меня просто крайне внимательным. — О, точно, ты же так и прожигал меня своими глазами орлиными, как я мог позабыть, — Пак кусает губу, отмечая, как Чон резко перестает веселиться. — Задница моя, как я понял, тебя больше всего впечатлила, да? — Чимин не стыдится, переходит все границы, но безумно приятно наблюдать за эмоциями, которые так быстро сменяются на лице наследника. Чонгук прочищает горло, смотрит на старшего потемневшим взглядом, отмечает отличное сочетание маски с цветом кожи и буквально плывет от того, как сильно ее хочется коснуться подушечками пальцев. — Право, я смотрел на твой профиль больше всего, но ты прав, — голос Чона на тон ниже, что заставляет покрываться кожу Чимина предвкушающими мурашками. Он сглатывает, чувствуя приближающееся к его уху лицо противника и его горячий шепот. — Та твоя часть впечатляет не меньше, и если бы мы не были на всеобщем обозрении сейчас, я бы позволил себе многое. — Пак резко отстраняется, зажимая рукой рот младшего, и приближается к его лицу, заглядывая в глаза. К своему огромному удовольствию он видит дикую похоть и желание, требующее удовлетворения прямо сейчас. Но звали бы парня Пак Чимином, если бы он так просто позволял каким-то мужчинам, даже если и безумно красивым, себя касаться? Старший не так прост, как кто-либо мог бы подумать, и как могли бы решить, исходя из знания его младшего брата лично. — Как, наверно, печально, что твоему желанию не осуществиться, пока я сам не захочу этого. Раз ты так смел, заставь захотеть тебя, Дьявол-незнакомец, — Чимин облизывает губы и резко разворачивается, удаляясь. По правде говоря, Чонгук даже не успевает понять, что ему только что поставили условие. Он хлопает глазами, провожая взглядом Чимина. Если бы не Ким, ущипнувший Чона за шею, парень бы там еще неизвестно сколько простоял. — Что это было? — Югём поднимает бровь, смотря в сторону удалившегося блондина, а Чонгук сглатывает вязкую слюну и хрипло отвечает: — Кажется, я нашел то, что так долго искал.***
Следующие четыре недели семья Паков устраивает такие балы каждую субботу, и на каждый в качестве одного из гостей приезжает Чонгук. Чимин же появляется лишь на двух, еще больше интригуя младшего. Каждый его наряд безупречен, сам он элегантен, привлекателен и совершенно притягателен. К большому сожалению Чона, не только для него. Все гости рассматривают старшего с разных углов, будто на картину полюбоваться заглянули. Хотя, если уж быть совсем честным, Чонгук не против иметь такую картину и еще миллионы других с портретом Пака. Наследник никогда настолько не был заинтересован в ком-то, никогда так не желал заполучить себе. Впервые он открывает для себя ревность, собственничество по отношению к Чимину. Он не желает, чтобы старшего хоть кто-то рассматривал, в своем извращенном мозгу представляя героем жарких ночей. Никто не может этого делать, кроме самого Чонгука. В этом он однозначно преуспел. Каждая ночь сводит его с ума яркими образами с Чимином в главной роли. Эти образы, возникающие в сознании, доводят наследника до исступления и заставляют быть крайне раздраженным весь день. Ему так и хочется взять своё, но Чимин ведет какую-то совершенно неясную игру: игнорирует Чона, нагло флиртуя с окружающими, но даже не кидая взгляда на младшего. Еще немного, и наследник потеряет контроль, вдавит его в стену, где никто не сможет увидеть, и покажет, как плохи с ним шутки. Чонгук сжимает кулаки, понимая, что снова представляет в красках свою месть Чимину и возбуждается от этого. Одно дело, если бы это было в покоях, но он находится рядом с Юнги на собрании военного совета, чтобы набираться опыта. Мысли наследника явно не о мечах и трудном положении армии на Востоке, что замечает и Мин, ударяя кулаком по столу и хмурясь. — Ваше Высочество, если Вы будете витать в облаках, я попрошу Вас покинуть собрание и отправиться дальше мечтать. — Чон знает, что Юнги пытается вернуть его внимание и на деле не выгонит, но для всех остальных он, конечно же, понятливо кивает и приводит мысли в порядок. Чимин, конечно, прекрасный объект для долгого раздумывания, но придется отложить эти мысли. — Прошу прощения, министр, — Чонгук выпрямляется и кивает головой, как бы намекая, что разговор может продолжаться. «Пора действовать решительно и получать то, что хочешь», решил Чон тем же вечером.***
В четвертую встречу Чонгук наконец добивается своего. Снова тот же замок, та же семья и зал. Гости не изменяют правилам и надевают маски при входе, улыбаясь хозяевам для приличия, от того и совершенно пусто, не имея ни малейшей радости за улыбкой. Наследник кидает безразличный взгляд на такую привычную и уже ни капли не волнующую картину; он ждет лишь его. Ни один из всей этой свиты сливок общества не достоин чонгуковского внимания, кроме очаровательного блондина. Чон знает, что он придет, всем нутром своим ощущает, предвкушает, смакует свою приближающуюся победу. Подушечки пальцев покалывает приятно, губы сохнут быстро, заставляя облизывать себя как можно чаще. Чонгук томится в ожидании, прекрасно знает, как доставил бы удовольствия своей дерганностью пока еще незнакомцу с прекрасным профилем, но он сделает все, чтобы не показать своего небольшого волнения. А Чимин наблюдает, ему бы хоть на секунду увидеть, как Чонгук сгорает от долгого ожидания. Ему так хочется, чтобы Чонгук показал свою напряженность. Пак упивается своей властью над младшим, чувствует, как сильно он на него влияет, но не против еще одно подтверждение получить. Конечно, появление же Чонгука на каждом балу, организованном его семьей, совершенно не имеет значения и ничего не доказывает. Старший хмыкает, замечая, наконец, как Чонгук бегает взглядом по залу и выискивает его макушку, как он кусает губу от досады и зарождающейся злости внутри. «Самое время вступить в игру», думает Пак и наконец спускается, сразу же обращая все взгляды на себя. Он как всегда блистает; от каждой жемчужины на его жюстокоре отражается свет, позволяя сверкать и бросаться в глаза. Каждый в толпе ахает и восхищенно наблюдает за Чимином и его безупречностью. Легкость и элегантность его может заставить завидовать всех представительниц женского пола. Никто не выглядит так волшебно и таинственно, как он, и вряд ли когда-то приблизится к нему хоть на йоту. Чонгук заворожен, что уже совершенно неудивительно, если речь о Чимине. Отец вряд ли бы понял его восхищение, но кому до этого дело есть? Наследник стоит с открытым ртом и понимает, насколько он ничтожен по сравнению со старшим. Именно этот человек достоин всех богатств на свете, Чон готов был бы бросить многое к ногам его, если бы он только был рядом. Чонгук выходит вперед, протягивая руку Чимину и без слов приглашая его на танец. Чимин улыбается ярко, делает вид, что раздумывает, согласиться ли. Испытывает Чона, доводит его снова и снова до точки невозврата, упивается огнем и решительностью во взгляде. Хитрее его не отыскать ни в одной точке планеты. Чимин протягивает руку, но не кладет ее поверх чонгуковой. Он останавливается, совершенно невинно смотрит в глаза, но заставляет Чона сжать челюсть от негодования. — Что-то не так? — Чонгук выгибает бровь, пытаясь наконец понять, в чем дело. — Я хотел бы уточнить, молодой граф, почему я должен идти с Вами? — Пак заинтересованно склоняет голову, замечая во взгляде Чонгука бурю и внутренне радуется и хлопает в ладоши, словно ребенок. — Приведите аргументы, прошу Вас. Чонгук прекрасно понимает, какую игру ведет старший, и, хмыкая, приближается к Чимину так, чтобы его шепот услышал лишь он: — Я заставлю Вас позабыть обо всем, что было до меня. Каждая ямочка на вашем прекрасном теле не останется без моего внимания. Уверяю, столько эмоций Вам еще не доводилось испытывать, — Чон дотрагивается до кисти Пака, невесомо касаясь ее подушечками пальцев, вызывая мурашки и продолжает. — Со мной Вы вознесетесь до небес и сгорите в Аду в один и тот же миг. Как Вы сказали ранее, я Дьявол во плоти, так позвольте себе нагрешить, а я уж помилую, — приближается к уху и шепчет томно. — помилую как следует, Ваше Благородие, Вам понравится, я даю слово, а им я обычно не разбрасываюсь напрасно. Чимин прикрывает веки, образы пролетают перед ним, один ярче и красочнее другого. Было бы неправильно отказать, так и не вкусив этот плод запретный. Пак не был никогда ангелом, кем его нарекают из раза в раз, кстати, но даже если бы и являлся, с младшим он совершил бы грех сотню раз, не жалея. Хриплое «убедительно» вырывается из старшего, рука плотно обхватывает другую, Чимин дает свое согласие, и проигрывает в их молчаливой игре. А проигрывает ли? Никого из них совершенно не волнует мнение общественности, они открывают бал своим танцем под первые аккорды. Два мужчины, желающие друг друга и играющие в бессмысленную игру, в которой даже проигрывать приятно. Два будущих любовника, соединенных страстью и похотью. Чонгук ведет безупречно, держит Чимина близко, почти сталкиваясь с ним на особо быстрых моментах грудиной, еще больше распаляя свое и чужое желание. Они неотрывно смотрят друг другу в глаза, и словно масок нет и остальных барьеров тоже. Искры летают между ними, оба предвкушают, кусают губы, играя на нервах друг друга. Нет ничего сильнее сейчас, чем их желание соединить тела друг друга и стать единым целым. Первым не выдерживает Чимин. Как только все гости выходят в центр, включаясь в танец, Пак вытягивает за руку младшего и ведет за собой к другой лестнице. Воротник начинает душить, поэтому Чимин совершенно безразлично срывает его и отбрасывает куда-то в сторону. Чонгук не может не усмехнуться, наслаждаясь наконец истинными эмоциями Пака и его нескрываемым желанием. Чон и сам теряет контроль, хватает Чимина и в стену рядом с комнатой вжимает. Старший больно ударяется затылком, но никого это не волнует, включая его самого. Чонгук вгрызается в эти губы, пухлые и блестящие, что не одну ночь появлялись в его снах в совершенно разных, но не менее приятных ролях. Наследник так давно желал услышать, как из них вырываются стоны, почувствовать мягкость каждого миллиметра. Пустить кровь зубами, заботливо слизывая ее после. Возможно, он уже сходит с ума от одной только мысли о губах Пака, но кого это волнует вообще? Чимин наконец его, в его и ничьей больше власти, а значит младший имеет право желать. Желать не только губ, но и шеи тонкой, ключиц выступающих и в целом старшего, от головы до пят. Ему кажется, что и ночи не хватит, чтобы насладиться сполна, ведь Чимина распробуешь и захочется еще, желательно каждые день и ночь. Если бы он только мог это устроить. Чонгук был готов на все, только забрать бы Пака к себе, не позволяя больше никому созерцать это творение Иисуса или же Люцифера, кто разберет теперь. Чимин зарывается пальцами в волосы Чона на затылке, царапая мелкими ноготками кожу, но не отпускает, а лишь притягивает наследника как можно ближе к себе, отвечая на поцелуй с полной отдачей. Пак чувствует на своих губах язык чонов и с ума сходит только от этого, что же может ждать впереди? Глаза сами по себе закатываются и хочется целовать, целовать и целовать до потери воздуха в легких; отстраняться на пару секунд, вдыхая спасительный кислород, и снова целовать. Чон однозначно разделяет такую позицию, до последнего губы Пака тревожит, но отстраняется, чтобы не задохнуться и опирается лбом о его. Оба дышат загнанно, глотая слюну и вдыхая кислород необходимый, рассматривают друг друга вблизи, пока есть возможность. Чонгук утопает в глазах старшего, переводит взгляд на губы искусанные, такие пухлые и желаемые все также сильно. Как вообще можно было с такими родиться? Они заслуживают отдельного восхищения, и может поклонения, но Чимину знать об этом необязательно, а то зазнается еще. Чимин отмечает милую родинку под губой и на кончике носа, пусть и маска почти скрывает ее. О глазах и говорить не стоит, старший в них боится смотреть, чтобы окончательно рассудок не потерять. Оба переводят дыхание и синхронно смотрят в глаза, теряясь почти сразу и без шансов на спасение. Было ли такое когда-то в прошлом? Они оба не помнят, что было с ними до этой встречи благодаря друг другу, но совершенно уверены, что нет. Никогда не тянуло так к человеку, желание так яро не загоралось, это было чем-то совершенно новым, непохожим на остальное. По сравнению с нынешними эмоциями, все остальное можно было смело назвать серым, безэмоциональным, словно и не жили они никогда. Чимин первый отводит взгляд и, приближаясь к губам непозволительно близко, шепчет: — Нам нужно зайти в комнату, там есть безумно мягкая кровать, Вы просто не можете пройти мимо и сделать все здесь. Я, конечно, грязь обожаю, да и стены весьма неплохи, но награждать кого-то снизу своими стонами не желаю, — Чонгук быстро кивает, чуть отстраняется от Пака и открывает дверь, утаскивая его внутрь за собой. Чимин, конечно же, свет не включает, отстраняется от Чона, заставляя его оборачиваться. Глаза Пака блестят, часть лица, не скрытой маской, освещается луной, создавая более волшебную атмосферу. — В чем дело? — старший хоть и не видит, но прекрасно чувствует, что наследник нахмурился, и совершенно не понимает, что происходит. «И как в нем уживается животная страсть и такой подозрительный котенок?», проносится в голове Пака, но он не озвучивает свои мысли. Чимин толкает младшего на кровать, а сам принимается расстегивать свой жюстокор. Пуговица за пуговицей, они легко поддаются пальцам. Чимин не отрывает своего взгляда от Чона, наблюдает, насколько темнее становится взгляд его за несчастные секунды. — Вы невыносимы, просто невыносимы. Лишаете такой возможности, не позволяете Вас раздеть, это даже звучит как оскорбление, — Чимин лишь смеется хрипло, откидывая челку с глаз и улыбаясь глазами. — Прошу прощения, но я дорожу этими вещицами, не хочу потерять хоть одну пуговицу из-за Вашей нетерпеливости. Чонгук качает головой и приподнимается на локтях, кусает губу и внимательно наблюдает за действиями Пака, отмечая, как легко он справляется с задачей. — Может, Ваши прелестные руки и меня разденут, м? Мне пуговицы тоже дороги, знаете ли, — Чон невинно хлопает глазками, в тайне веселясь с закатывания глаз партнером. — Такой ребенок, и откуда в тебе столько от Дьявола? — Дьявол проникает в наши души слишком просто, ну, тебе ли не знать, — Чимин намек понимает и проговаривает «действительно, мне ли говорить об этом». Наконец жюстокор старшего аккуратно ложится на стул, оставляя Пака в камзоле*, сорочке под ним и кюлотах*. Чимин протягивает руку Чону, поднимает его с кровати и подходит близко, шепчет на ухо томно, сжимая плечо: — Я с удовольствием помогу Вам, но и награду за это получить желаю, так что следуйте своему обещанию, данному получасом ранее. Чон улыбается, кланяется и проговаривает «всенепременно», заставляя Чимина отзеркалить улыбку. Пак аккуратно освобождает младшего от верхнего одеяния, отбрасывая его все на тот же стул и подходя ближе. Чимин изучает наследника под лунным светом, отмечая оливковый оттенок его кожи и желая наконец коснуться ее губами, что он и делает. Пак приподнимается на носочках, целует невесомо от подбородка и до скулы, слыша резкий вздох Чона. В следующую секунду старший уже без камзола лежит на собственных простынях, предусмотрительно раздвигает ноги, приглашая младшего к себе. Чонгук нависает сверху, следуя рукой от пупка и до ключиц, сжимает сорочку в кулаке и притягивает Чимина за нее, снова касаясь таких манящих губ. Пак обвивает его шею, начиная активную, но такую бессмысленную борьбу с языком наследника. Им нравится соперничать друг с другом, поддаваться страсти и желанию, чувствовать друг друга и каждое прикосновение так ярко, сразу же запоминая момент до мельчайших деталей. Чон побеждает язык старшего и проникает в его рот, очерчивая кончиком небо. Чимин мстит, кусаясь, чем еще больше распаляет младшего, заставляя его целовать с напором, буквально вдавливающим Пака в матрас. Чонгук рычит, кусает губы пухлые и плывет от чувства приятного, что распространяется по его телу за считанные секунды. Мечты действительно сбываются, думает Чон, пока выцеловывает дорожку от уголка губ старшего и до его ключиц. Наследник уделяет особое внимание шее, такой белоснежной и восхитительной, которую хочется разукрасить своими отметинами и заявить об обладании ее хозяином. Чонгук кусает сантиметр за сантиметром, всасывает кожу, доставляя удовольствие Чимину уже этим. Младший не забывает оставить пару засосов на ключице и под, вылизать ямку над ней, и, был бы Чонгук волком, то заклеймил бы у основания шеи, но пока он может лишь довольствоваться расцветающим фиолетовым букетом. Пак закатывает глаза в наслаждении и царапает спину через сорочку, что его совершенно не удовлетворяет, и он заставляет младшего снять ее. А вот с его Чон не церемонится, ткань трещит и разрывается, открывая вид на прекрасное тело, что долго снилось наследнику в самых грязных фантазиях. Младший ведет ладонями по бокам, языком хватает горошину левого соска и чуть прикусывает ее, вызывая громкий вздох чиминов. Чонгук касается пальцами второго соска и посасывает первый, доставляя Паку невозможное удовольствие. Старший зарывается в волосы ворона, оттягивает их, грубо целует Чонгука, кусая поочередно его губы и мыча от приятных прикосновений. Младший так увлекается Чимином, что не замечает, как оказывается на лопатках, а Пак довольно красуется сверху. Чимин, словно змея, подползает к нему, широко мажет языком по торсу, вызывая мурашки у наследника и сильную хватку на своей талии. Пак словно знает все слабые места тела любовника, умело использует свой язык и зубы, оставляя засосы по всему торсу. Чонгук сгорает от уже такого явного напряжения в паху, а Чимин бесстыдно добавляет: давит своей шикарной задницей на член, потираясь и мыча для пущего эффекта. Чон с рыком сбрасывает его и перекатывается, оказываясь сверху меж неприлично разведенных ног и шлепает Пака по правой ягодице, позволяя первому стону сорваться с его губ. Чимин откидывает голову назад, стонет громко, не желая сдерживаться совершенно. Да это и не нужно; от стонов старшего у Чона глаза чернее крыла вороньего и хватка на бедрах безумная. Укус за укусом, меток все больше. Чонгук не забывает оставить на границе торса и паха парочку. Чувствительная кожа горит, Чимин до предела распаляется и желает получить Чонгука прямо сейчас. Он снова притягивает младшего к себе, уже вгрызаясь в его рот и сталкиваясь с зубами. Вокруг них воздух под 40 градусов, а им совершенно плевать, только хочется большего. — Не тяни больше, Дьявол, иначе я сам тебя испробую, — Чимин угрожает, потому что знает, как это подействует на младшего. И Чон не заставляет себя долго ждать, стягивает кюлоты с себя и Пака, откидывая их куда-то влево, что не особо заботит ни одного, ни другого. Подштанники тоже оказываются где-то в другой стороне, наконец освобождая член из тесноты. Пак не может сдержать восхищения, оглядывая Чонгука под лунным светом. Он сглатывает слюну вязкую, замечает точно такой же взгляд на себе и улыбается пошло, маня пальцем младшего на себя. Чон поддается, соединяет их губы и касается бедра старшего своим членом, постанывая от этого в поцелуй. Чимин опускает руку вниз, ведя ею от основания и до головки, заставляя Чонгука хватать судорожно воздух и кусать многострадальную шею Пака, чтобы хоть как-то отвлечься. — Растяни меня, — шепчет Чимин в рот младшему, все также медленно надрачивая. Чонгук облизывает пухлые губы старшего и мнет их своими, после наконец отстраняясь и чуть приподнимаясь, цепляя пальцами совсем недавно замеченную баночку с маслом. Наследник выливает себе на руку его обильно и шире раздвигает ноги старшего, предварительно целуя внутреннюю сторону бедра и оставляя там еще одну отметину. Удержаться невозможно, если речь идет о таком горячем Чимине. Чон проникает одним пальцем в Пака, заставляя его застонать и откинуть голову назад, впиваясь пальцами в простынь. — Подожди-ка, ты уже растягивал себя? Слишком легко прошел палец, — Гук хмурится, поднимая взгляд свой потемневший на Пака и наблюдая за движением его кадыка. — Тебя ведь не дождёшься, Ваше Благородие, — Чимин язвит, от чего получает резкий вход сразу трех пальцев от наследника и стонет по-блядски, разводя ноги еще шире. — Отвечай нормально, когда я тебя спрашиваю, — рычит Чонгук, сквозь тесноту пытаясь найти простату. Для пущего эффекта он бьет по левой ягодице, да так сильно, что заставляет Чимина полупискнуть от резкой боли. — Видишь вот те свечи на подсвечнике? — Пак кивком головы обозначает направление, пытаясь привыкнуть к сразу трем пальцам. — Вот одной из них я поиграл, до того как выйти в зал, — старший словно в замедленной съемке видит, как наливаются кровью глаза дьявольские напротив, и его ведет лишь от одного вида и предвкушения. Чонгук не отвечает более, движется пальцами грубо, не щадя Чимина, сгибает пальцы, попадая по простате лишь немного, не давя на нее специально. Чимин хнычет, пытаясь насадиться, но получает очередной шлепок и ерзает на кровати, облизывая пересохшие губы. — Раз ты так желаешь быть разбитым на все сто, я устрою, но уж прости, если ходить не сможешь, ангел, — язвит Чон, вытаскивая пальцы и смазывая член обильно, приставляет его к входу и без предупреждения толкается внутрь до середины. Пак стонет громко и облегченно, хватаясь руками за подушки и сжимая наволочки в кулак. Чонгук не двигается еще пару мгновений, а после цепляется за бедра, притягивая старшего как можно ближе к себе, выходит и входит сразу же до основания, выбирая быстрый темп. А что Чимин? Наслаждается сорванными тормозами любовника, ловит кайф с грубости его и хватки цепкой на бедрах, подмахивает, как может. Стонет совершенно развратно и, неудивительно, если часть гостей уже услышала. Чонгуку действительно срывает тормоза от узости, которую создают стенки ануса старшего, он вдалбливается до основания, впивается пальцами в бедра и оставляет лиловые синяки, которые не сойдут минимум неделю. Его уши ласкают прекраснейшие стоны любовника, и все разных тональностей. Чонгук входит под чуть другим углом, задевая простату и слыша совершенно блядский стон старшего, который и его самого заставляет простонать, но сдержаннее. Волосы липнут, как и простыни, Чимину безумно жарко, но так по-сумасшедшему хорошо, что плевать абсолютно на все. Для него существует лишь незнакомец дьявольски красивый и его член, творящий что-то невероятное с его телом. От каждого толчка Чона Пак получает огромное удовольствие. Старший сгибается чуть больше, позволяя Чонгуку быть еще глубже внутри себя. Наследник рычит, вбиваясь остервенело в податливое тело под собой, наклоняется и буквально прокусывает губу Пака, сразу же зализывая кровь, словно извинения принося. — Вот так, да, господи, как хорошо. Ох, сделай так еще раз, мм. О да, дьявол! — Чимин гладит Чонгука по голове, время от времени вцепляясь в его волосы и оттягивая, чтобы услышать еще более возбуждающий рык над ухом и вовлечь его в страстный поцелуй. Чонгук резко выходит из Пака, заставляя того разочарованно прохныкать, и ложится на простынь, усаживая старшего сверху. Чимин направляет член младшего и опускается на него, опираясь на торс. Чон кладет руки на ягодицы, сжимая их собственнически и двигая, помогая Паку насаживаться до основания. Чимин стонет совершенно разбито на Чонгуке и царапает ноготками его торс. Чонгук толкается вверх, входя насколько только возможно глубже в старшего, и чувствует приближающийся пик. — Как тебя зовут? — еле выговаривает Чимин, прогинаясь в спине. — Я хочу стонать твое имя и кончить с ним на губах. — Чонгук. Моё имя Чонгук. — Чимин. Вот и познакомились, — усмехается Пак, двигаясь медленнее, решает помучить младшего еще немного. Он слезает с Чонгука с громким чпоком, целует Чона глубоко и сладко, как сахарная вата на вкус, облизывается пошло, поправляя челку. Спускается поцелуями от сосков и до паха, оставляя несколько на головке и слыша низкие стоны Гука. Младший не выдерживает и не дает закончить, снова укладывая его на спину и входя без предупреждения до конца, вырывая из Чимина еще один безумно блядский стон. Чонгук нависает над старшим, позволяет обвить свою талию ногами и впивается еще одним поцелуем в его губы. Наследник просовывает руку между телами и медленно надрачивает Чимину, ускоряя при этом движения в нем. Пак кусает Чонгука, стонет от контраста ему в рот и ощущает, как ничтожно мало воздуха. Когда младший особенно сильно оттягивает крайнюю плоть, Пак кончает с громким криком «Чонгук» на сразу две тональности выше и видит звездочки на внутренней стороне век. Чонгук делает еще несколько толчков и обильно кончает с не менее громким, но низким стоном «Чимин» в любовника. Младший валится на тело под ним, Пак обнимает его, прижимая к себе и целует совершенно не так, как во время секса. Этот поцелуй похож на что-то бесконечно нежное и чувственное, мягкое, как бисквит. Чонгук улыбается, игриво прикусывая нижнюю губу старшего и ложится рядом, предварительно вытерев торс обоих простыней. Чимин кладет голову ему на плечо и смотрит, как младший, в потолок, думая о своем. — Может снимешь маску? — тишину нарушает шепот Чонгука. Он переводит свой взгляд на старшего, изучая будто впервые его профиль. — Не думаю, что это нужно. Кто знает, может мы с тобой больше никогда не увидимся, а от безликого образа избавиться куда проще, чем от назойливого портрета перед глазами, — Пак невесело хмыкает, поправляя маску. Чонгук понимает, что все настроение исчезло, испарилось, словно пыль. Будто и не было между ними ничего, будто они вообще друг друга не знали. Наследник встает с кровати, быстро подхватывает свои вещи и натягивает их на себя. Чимин приподнимается на кровати, облокачиваясь на спинку и внимательно следит за младшим. — Ты ведь хочешь определенно что-то сказать мне, Чонгук-а. Я не поверю, что такой как ты так легко уходит. — Хочу. Хочу сказать, — Чон останавливается, застегивая пуговицы на своем жилете. — Что отказываться от своего вот так, как это себе представляешь ты, — младший тыкает в Чимина. — Не намерен. Я не для того искал, чтобы переспать и выкинуть из жизни. Так что поверь мне, мы еще встретимся, — Чонгук заканчивает, застегивая последнюю пуговицу жюстокора, и кланяется по этикету, сразу же выходя из комнаты. Пак кусает губу, раздумывая над словами младшего. — Что ж, если мы и правда встретимся когда-то, то я поверю, что он самый настоящий Дьявол, — говорит Чимин в пустоту, слыша удаляющиеся шаги.***
Проходит долгих три месяца, прежде чем Пак признает, что влип. Влип по самые уши с этим дьявольским Чонгуком. Он ищет его на каждом балу и злится безумно, не находя. Таким дерганным даже младший брат его не видел. Чихён волнуется, хочет помочь брату, но понимает, что это не в его власти. Ведь старший даже не знает ничего о своем любовнике, кроме имени, но многое ли оно может дать? Нет, совершенно ничего, вот если бы фамилию знать его, было бы куда легче. Пак просыпается ночами из-за постоянно повторяющихся горячих снов с участием наследника и рычит от досады, выплескивая ее на несчастные подушки. Он не может выкинуть из головы его глаз чертовых и волос цвета вороньего крыла, как не пытался. Чимин пробовал забыться с другими, но даже это не помогает; все их имена расплываются, оставляя лишь одно единственное, сладкое на вкус, как и губы вишневые, — «Чонгук». Старший правда не знает, что ему делать со всем этим. Он винит себя за то, что так груб был той ночью; винит Чона, который обещал, что так просто его не отпустит, а сам не напоминал о своем существовании и не появлялся. Это похоже на зависимость, да такую сильную, перекрывающую все собой, не позволяющую даже мыслить о чем-то другом, кроме этого негодника. Чимин вздыхает обреченно, зарываясь пальцами в свои волосы и оттягивая их с силой. Он ненавидит его, всей душой, каждой клеточкой своего тела, и пальцы его, такие теплые, что держали крепко, оставляя синяки. Ненавидит губы цвета вина красного, родинки на лице и шее, вены, что так заметны были, когда Чонгук нависал над ним. — Чертов ты мудак, — вырывается из Пака гневно, но так болезненно. Он бы обматерил младшего всеми известными только выражениями, гнусными словами полил сполна, доказал бы, как ненавидит. Но Чимин не может. Ненависть его лишь бессилием порождена. Невозможность вырвать из памяти все воспоминания, что их объединяют, вытравить из сердца дьявола. Чимин закрывает глаза, судорожно пытаясь успокоиться и прийти в себя. Поднимается почти бесшумно, ложится на кровать, не заботясь об идеально гладкой простыни. Со стороны он кажется таким спокойным и умиротворенным, а внутри бушует буря, незнакомая даже океану.***
Дверь отворяется, и внутрь комнаты заходит Чихён, сразу же натыкаясь на старшего, застегивающего последние пуговицы на жюстокоре. Чимин кажется безразличным и хладнокровным, но тоска светится в глазах его, что сразу же замечается братом. Младший кладет руку на его плечо и сжимает, пытаясь передать всю свою поддержку, безмолвно показать, как он переживает; уверить, что все еще будет хорошо. Чимин чувствует эмоции Чихёна как свои, выдавливает из себя подобие улыбки, пусть и выходит она крайне криво. — Я в порядке, мелкий, — Пак старший хлопает по плечу брата, в последний раз оборачивается посмотреть на себя в зеркало, и глубоко вздыхая, снова поворачивается, подталкивая Чихёна. — Пошли, пока мама не пришла сюда и не стала насильно выпихивать на этот чертов бал. — Может быть, — Чихён выходит в коридор и смотрит на брата внимательно. — Тебе не стоит ехать сегодня? Ну, знаешь, бал у Его Величества не такая редкость, пропустить один раз можно. — Нет, я не останусь в нашем поместье, — Чимин вздыхает, поправляя свою чёлку и идет к лестнице. — Иначе я скоро сойду с ума, понимаешь? Мне нужно развеяться, посмотреть, может быть, на наследника нашего короля? — Тебя только это и интересует, — младший позволяет улыбке расцвести на его губах. — Ладно, надеюсь он уж сможет тебя развеселить. — Ну или я ему нервишки попорчу своим излюбленным способом, а? — Чимин впервые улыбается искренне и во взгляде его снова загорается искра хитрости. — Просто представь, в каком он ужасе будет? Боже, обожаю портить таких невинных мальчиков. — Ему двадцать один, хён! — фыркает Пак младший, облачаясь в свой жюстокор. — Может он куда испорченнее тебя. — Более испорченного, чем я, тебе на всем свете не сыскать, брат, — старший подмигивает и усмехается, когда видит, как Чихён гримасничает. — Всё не могу забыть, что живу с братом, который ангел снаружи и демон внутри. Мне кажется, тебе бы пошел рыжий, настоящая бестия просто. — Хм, возможно, но пробовать мы не будем, мало ли, вспомнят средневековье и сожгут однажды. Я бы не хотел умирать таким молодым и горячим. — Ну хён, — тянет Чихён, залезая в карету. — Ты можешь хотя бы при мне скромнее быть? Я рад, что у тебя с самооценкой порядок, но все же. — О, да ладно, ты меня все равно обожаешь, да, Чихён-и? — Пак невинно хлопает глазками, садясь напротив. Младший лишь глаза закатывает и обреченно вздыхает, бормоча под нос проклятья, за что получает щипок в бок и взвизгивает. — Какого?! — Не ругайся, мелкий еще, — Пак смеется с обиженного выражения лица Чихёна и лишь качает головой. — Такой ты ребенок. — Младший отворачивается, скрывая небольшую улыбку рукой. Что бы ни случалось в их жизни, узы братские всегда были и будут крепки. Они могут поднять настроение друг другу в один миг, всего лишь начав цепляться шуточно. Чихён любит своего хёна, как и он любит младшего брата, и пожалуй, это именно то единственное, что имеет смысл и что нужно ценить.***
Чонгук полностью одет и уже готов спускаться в зал, когда к нему стучится начальник стражи и спрашивает, впустить ли военного министра. Чон поднимает бровь, не понимая, почему старший решил зайти прямо сейчас, но разрешает, сразу же встречаясь с взглядом Мина и улыбаясь ему скромно. — Привет, Чонгук-а, — министр проходит, слыша, как за ним закрываются двери покоев младшего, и пожимает ему руку. — Я рад, что ты вернулся целым и невредимым. Честно говоря, думал, что отец тебя головы лишит по возвращению в замок, он ведь не давал согласия на твое участие в военных действиях. — Да, — Чонгук кивает, подтверждая слова Мина и хитро улыбается, продолжая. — Он был ужасно зол, ты прав. Думаю, что меня спасло лишь то, что это было с твоего согласия. — Юнги качает головой, шепча «вот же ребенок». — Ты соврал своему королю, Чон, чтоб тебя черти карали, Чонгук. Совести в тебе ни капли, кто тебя таким воспитал вообще? Чонгук улыбается, довольно смотря на Мина. — Ты, хён. Весь в тебя, не суди строго. — Паршивец мелкий, — Юнги смеется, крепко обнимая тонсена и хлопая по спине. — Но тем не менее, ты справился превосходно, Чонгук. Никогда в тебе не сомневался, знал, что отличная замена отцу растет. Гук улыбается, кланяясь и говоря скромное «спасибо». Мин кивает, все еще сохраняя небольшую улыбку на губах своих. — Но, — министр вздыхает и уже серьезно смотрит на Чонгука. — Ты ведь не просто так сорвался на войну, парень. Ты можешь обманывать кого угодно, но точно не меня, я вижу тебя как облупленного. В чем дело? — Чонгук опускает голову, тяжело вздыхая и приглашая жестом Мина сесть. Юнги присаживается на стул, внимательно следя за наследником. — Я.. — Чон осекается, обдумывает, как лучше сказать, но не находя вариантов, быстро проговаривает. — Я влюбился. Влюбился так глупо и быстро, что сам не понял как. — В кого, Чонгук? Я ее знаю? — Это он, хён. — наследник поднимает глаза и смотрит на Юнги, прослеживая каждую эмоцию: настороженность, растерянность, а после принятие и понимание. — Чонгук, — говорит Юнги, вздыхая. — Ты сбежал от человека лишь потому, что он одного пола с тобой? — министр сужает глаза и сканирует младшего. — Только попробуй сказать, что да, я клянусь, лично тебя побью. — Нет, нет, дело не в этом. Мне плевать, что это не девушка; ни одна из них не была искренней по отношению ко мне в течение всей жизни, так что я не думаю об этом. Просто.. Ему это не нужно? Ну, знаешь, он отказался раскрыть свою личность полностью, сказав, что между нами все на один раз. Я сначала хотел добиваться, а после струсил? Не хочу видеть на его красивом лице презрение в мою сторону и слышать в голосе язвительность. — Тот Чонгук, которого я знаю, — начал Мин, опираясь локтями о колени и смотря Чону прямо в глаза. — Никогда бы не отступил от своего. Ты ведь прекрасно чувствуешь, что лучшего не будет, что это, черт возьми, твоё. Парень, посмотри на меня, что с тобой? Возьми себя в руки, блять! Прости мне мой французский, но ты упускаешь человека, в которого влюбился впервые по-настоящему, так в чем дело? Неважно, что он сказал, может в его голове, как и в твоей, страхов тысяча и один, может ему нужен был тот, кто будет добиваться, а не использовать единожды и выкидывать после? Если ты - Чон Чонгук, которого я знаю и которого лично растил, то ты наплюешь на свою гордость тупую и сделаешь все, чтобы он был твоим. Я желаю тебе лишь счастья, ты знаешь это, так послушай своего хёна, прими мой пинок под зад и не потеряй своего человека. Не будь таким же глупцом, как я, — Мин поднимается и кивает Чонгуку. — Обдумай все это и спускайся в зал, тебя уже ждут. Может и твой принц будет там, если судьба распорядится. А если нет, значит завтра же отправляйся к нему, — Мин открывает дверь, оборачиваясь в последний раз и проговаривая. — Я верю в тебя, так что будь добр не разочаровать. Дверь за старшим захлопывается, оставляя Чонгука с его мыслями наедине.***
Бал должен был начаться еще пятнадцать минут назад, а Чонгук лишь заходит в зал, продвигаясь к отцу. Его Величество замечает сына и пытается скрыть свое недовольство искусственной улыбкой. Но Чон слишком хорошо отца знает, чтобы поверить. — Сын, где ты был? Черт возьми, я почти отправил стражу к тебе. — Прости, отец, замешкался, — Чон делает вид, что раскаивается, и ему верят все, кроме мачехи, закатывающей глаза позади мужа. — Я здесь, так что мы можем начинать, — наследник улыбается, на его слова отец кивает и подзывает Мина. Министр дает знак музыкантам и произносит: — Прошу поприветствовать королевскую семью! Зал взрывается аплодисментами, король кивает и улыбается, довольно оглядывая гостей. Мин продолжает: — Все вы были приглашены на бал в честь монарха всех французских земель, которому мы служим верой и правдой и глубоко почитаем. Все мы: сыновья, отцы, матери и дочери, в этот вечер склоняем головы перед королем нашим, Его Величеством Чон Минхёном, — находившиеся в зале гости поклонились, выражая свое уважение монарху. — Король надеется, что вы проведете этот вечер прекрасно… Дальше Чонгук не слышит ничего и смотрит лишь в одну точку. Его улыбка исчезает, словно и не было ее никогда, глаза увеличиваются в размерах. Левее центра он замечает человека, который своим внешним видом особенно выделяется в толпе. Бордово-бархатный жюстокор, золотые пуговицы, на рукавах широкие обшлага такого же цвета, на карманах — огромные клапаны, цепляющие взгляд. Мужчина стоит к нему спиной, но спутать эту элегантность и чувство стиля, его исключительность — невозможно. Чонгук сглатывает вязкую слюну и понимает, что это его шанс. Шанс исправить все то, что он успел натворить. Но прежде чем он успевает сделать хоть шаг по направлению к Чимину, Мин объявляет его, как наследника короля, и все взгляды сразу же обращаются на него. Чон кланяется и улыбается, как может, стараясь не выдавать свою дрожь. Слышит просьбу отца открыть бал и станцевать с какой-нибудь прекрасной барышней, чтобы порадовать его. Чонгук на миг прикрывает глаза, а после берет первую девушку из толпы и ведет в центр зала. Девушка смущается вся, пытается выглядеть скромной и держать спину, не позволяя себе упасть в глазах наследника. Ее тело натянуто словно струна, движения в танце четкие, но мягкие, словно она парит в воздухе. Шея элегантно наклонена, цепляет взгляд любого, но Чонгук смотрит на все это безразлично и не может дождаться, когда же весь этот цирк окончится. А где-то в толпе стоит Чимин и не может понять, почему силуэт наследника так знаком ему. Он не слышал, как его объявляли и называли имя, потому что изучал. Пак изучал каждую деталь его одеяния, отмечал качество синей ткани и то, как хорошо она подчеркивает оттенок его кожи. Смотрел, не отрываясь, в лицо младшего, пытался почему-то запомнить каждую деталь, в голове постоянно всплывали образы трехмесячной давности, но пазл никак не складывался, что бесило Чимина неимоверно. Он чувствовал, что ходит где-то рядом с истиной, но никак нащупать ее не может. Но Пак был уверен, что встречался с ним ранее, видел где-то он этого наследника, кстати, очень красивого. Такой статный, ухоженный, сильный, в танце ведет безупречно. Смотришь на него и понимаешь, почему все молодые девицы с открытым ртом наблюдают и ждут, когда же он освободится. Каждая хочет хотя бы минуту побыть рядом с наследником, коснуться его сильных мужественных рук, посмотреть в глаза его темные, изучить профиль вблизи. Чимин даже ловит себя на мысли, что тоже не против такого кавалера себе взять. Да только вряд ли выйдет, пусть он и наглый, но эти барышни вокруг загрызут его однозначно. Так что приходится довольствоваться лишь возможностью рассмотреть всю красоту парня издалека. Лишь спустя пару часов Чонгуку удается присесть и перевести дыхание. Буквально каждая в зале словно обезумела и хотела хоть на один танец украсть Чона. Бедному пришлось спрятаться в саду среди деревьев. Пожалуй, это единственное место, где он сможет подумать, как уличить момент и подойти к Чимину. То, что это он, Чон даже не сомневается: его черты навсегда врезались в память наследника и не хотят покидать, хотя младший даже не пробовал. Тем не менее, он не упустит свой шанс еще раз. Похоже, сама судьба на его стороне, потому что буквально через пятнадцать метров Чонгук замечает блондина, держащего розу идентичного с его жюстокором цвета и вдыхающего ее аромат. Наследник собирается с мыслями и решительно идет в его направлении, огибая фонтан и несколько кустов хризантем. Чимин не слышит ничего, витает в своих мыслях, но чувствует резкую дрожь, что все его тело пробивает в считанные секунды. Чутье подсказывает, что совсем скоро что-то случится, но подумать о том, что конкретно это может быть, Пак не успевает. Его талию обвивают крепкие мужские руки, не на шутку пугая его изначально, и старший почти разворачивается, чтобы оттолкнуть от себя наглого и совсем оборзевшего мужчину, но чужие губы касаются его уха быстрее и шепчут так интимно: — Твой Дьявол снова здесь, и отныне он пойдет до конца, лишь бы завладеть твоим сердцем. Чимин округляет глаза и теряет уверенность, узнавая этот голос. Резкая вспышка перед глазами, и Пак неожиданно понимает. Пазл собирается воедино, образ Чонгука и наследника накладываются, и создается полный портрет. Одни черты лица, фигура, родинки одинаковые, походка и этот чертов голос. Голос, который все внутренности Чимина заставляет дрожать и сходить с ума. Пак просто ненавидит этого человека, ровно так же, как любит. Возможно слишком смело, но три месяца позволили ему понять себя и свои чувства очень хорошо. Пак оборачивается, роняет розу, но совершенно не обращает на нее внимание; первым же делом цепляясь за глаза. Эти чертовы глаза, что так горели пламенем страсти той ночью; их глубина всегда поражала и заставляла потерять себя. Чимин так скучал по ним, столько раз они снились ему в его снах, что старший уверен — они однозначно отпечатались на внутренней стороне век. Пак чувствует такую бурю эмоций внутри себя, ему хочется поцеловать Чонгука, сказать, что он чувствовал все это время, хочется обнять его, но и в то же время избить так, чтобы он понял всю боль старшего. В последнем Чимин себе не отказывает: он бьет Чона под дых, от чего тот сгибается и мычит от боли. А Пак довольно улыбается и шепчет ему на ухо: — Ох простите, блядское Ваше Высочество. Я встречаю Вас вот так, без поклона, крайне неуважительно, но лишь чтобы Вы знали в следующий раз, как оставлять меня на три чертовых месяца. Чонгук смотрит исподлобья на Пака, пытается сдержать улыбку широкую, но с треском проваливается. — Я по Вам тоже скучал, Ваше Сиятельство, — Чон язвит и выпрямляется, подходит к красному от гнева Чимина и крепко обнимает его, утыкаясь в макушку. Пак цепляется за младшего, прячет лицо в районе его ключиц и дышит загнанно. Они стоят так несколько минут, прежде чем наследник чувствует, как его кожа покрывается мурашками от касания к ней чего-то мокрого. Чон отстраняется и касается подушечками пальцев щек Чимина, стирая дорожки слез. Так невесомо и нежно, что Пак растворяется в этом моменте и трется, словно слепой котенок, о его руку. Чонгук наклоняется, берет старшего за шею и наконец нежно соприкасается с его губами. Поцелуй выходит мягким, но горьким, с привкусом тоски и боли. Чимин отвечает смело, цепляется за жюстокор Чона, боясь отпустить и потерять снова. Наследник улыбается от его действий, отстраняется, напоследок целуя в уголок губ, и сталкивается со старшим лбами. А спустя мгновение Чимин слышит счастливый смех Чонгука и улыбается, чувствуя расцветающие в груди букеты роз, чей аромат он вдыхал пару мгновений назад. — Почему ты смеешься? — Пак облизывает губы и наблюдает за своим когда-то противником. — Блядское Ваше Высочество, — передразнивает его Чонгук пискляво, и снова получает от Чимина удар в плечо, что заставляет его еще громче засмеяться. Старший начинает смеяться с ним вместе, и их веселый хохот раздается в саду. — Ты такой ребенок, господи, как угораздило связаться с тобой? — Пак качает головой и обвивает руками шею Чона, трется о его нос своим и мило улыбается. Чонгук целует его в щеку и прижимает к своей груди, счастливо вздыхая. — Я просто лучший ребенок из тех, что ты видел в своей жизни. И, кстати, очень горячий, — Чонгук играет бровями и довольно лыбится, из-за чего Чимин отталкивает его и, закусив губу, отходит. — С детьми предпочитаю не трахаться, Чонгук-и, — Пак подмигивает и разворачивается, пытаясь сдержать смех. — Эй! — возмущенно восклицает Чон и идет за Чимином. — Ты не можешь мне отказать! Пак взрывается смехом, его глаза становятся похожи на щелочки, что безумно умиляет младшего. Чонгук хотел бы видеть такую картину каждые утро, день, вечер и ночь. Он бы хотел видеть Чимина рядом с собой бесконечно счастливым, и пожалуй, Чон готов сделать все ради этого. Перед Чонгуком не сможет встать никто: ни отец, ни мачеха, ни кто-либо другой. Он любит Пак Чимина, каждую родинку на его теле, каждый изгиб; пухлые губы, блестящие и искусанные после поцелуя, совершенно обезоруживающую улыбку и то, как она превращает глаза его в забавные щелочки. Чонгук мог бы нарисовать каждую мелочь, что ему нравится в Паке, но вряд ли хватит пергамента для этого. Чимин достоин куда большего, чем может сделать сейчас Гук, но он будет стараться. Стараться ради вот такой искренней улыбки и детского смеха. И если Пак захочет целый мир, Чонгук его подарит.