carmine

Что может быть хуже деградации юного гения и удушья рутиной, обламывающей крылья и давящей постоянной нуждой в средствах к существованию? Очевидно, осознание этого и безысходность. Чимин начал рисовать рано и благодаря отличному наставнику в лице отца развивался не по годам, к шестнадцати уже получая первые заказы, что пока грели душу и никак не обременяли неопытного творца. Но со смертью главы семьи пришлось туго, а потому Пак усиленно взялся за работу и вскоре прослыл талантливым маленьким художником из самого уголка Пусана, который выполнял свою работу в срок и старался сделать все как можно лучше. Вот только сам он вечно оставался недоволен картинами, помногу переписывал их, пытаясь менять что-то и искать корень проблемы. И он был найден. Но не совсем там, где хотелось бы Чимину. Парень никак не мог подумать, что то, чему он посвятил свою жизнь и что является его хлебом, может оказаться в то же время и тем, что душит его, тянет на дно в пучину отчаяния и большей безвыходности. Чимин понял, что его талант погибает с каждым новым заказом, так как он вынужден был показывать не истинную красоту модели, а ее идеализированный образ, вылизанный до мелочей соответсвующий современным канонам красоты. Такие портреты подобны пустышкам, бездушным куклам, потому что в них не переданы ни мысли, ни чувства человека: всего лишь обложка. Да и та лживая. И все это так осточертело Чимину, что он решил обратиться за советом к самому мудрому человеку из всех, кого только знал. Им оказался Ким Намджун, владелец квартиры, арендатором которой был сам Пак. Мужчина всегда любил после получения оплаты за съем остаться на чашечку чая и поговорить с младшим, обсуждая проблемы насущные, которые, правда, были далеки от неискушенного ума. Следует ещё добавить, что Джун не раз помогал юноше в самых разных патовых ситуациях не только словами, но и делом, да и вообще поощрял последнего во всех творческих начинаниях, пытаясь навести мальца на путь к счастью и предупредить все те ошибки, чей опыт перенес уже на себе. — Так ты боишься, что впредь никогда не сможешь написать стоящую работу? — после часовой крайне эмоциональной тирады Чимина спросил наконец Ким, поднявшись, чтобы приготовить себе ещё кофе и отвернуться от тонсена, хоть как-то снимая напряжение в комнатушке. На лице парня красовалась беззаботная улыбка из серии: «Ты не бойся, решим мы твою проблему быстро и с наименьшими потерями», тем самым придавая атмосфере больше спокойствия и лёгкости. — Да. Это будет просто ужасно, Намджун. Я потеряю то, ради чего жил и на что потратил так много усилий. Знаешь... в самом начале своего становления художником я вкладывал всего себя в каждую работу, и мне было безумно тяжело расставаться с ними. Но сейчас этого чувства нет, я пишу заказы на автомате. Ты можешь представить это себе? — речь юноши все ещё была чересчур живой и беспокойной, хоть он уже не задыхался после предлинных монологов и не заходился слезами. Джун и правда умеет успокаивать одним лишь своим присутствием. — Могу, — с легкой усмешкой кивнул он, через пару минут вновь садясь напротив Чимина с двумя чашками чая, — Ты не пробовал отключиться от мира и засесть за работу? Мне кажется, тебе не хватает свободы от всяких рамок и концентрации на своих чувствах. Попробуй обстрагироваться и только начать...я могу даже понизить стоимость аренды на этот сезон, чтобы не так сильно отягощать тебя. Что скажешь? — Ты правда можешь?! — с неподдельной радостью воскликнул Мин, даже подпрыгнув на месте, — Я согласен, Намджун! Спасибо, что ты такой потрясающий друг и так помогаешь мне, — ещё немного, и он бы уже на колени опустился, улыбаясь как самый счастливый человек на свете и чуть не плача. Благо, Джун успел его остановить и несколько охладил пыл.

***

— Что-то я засиделся с тобой уже, — по прошествии пары часов прокряхтел старший, устало поднявшись из-за стола и чисто машинально поправив ворот рубашки. — А ты садись за работу, чтобы к следующему моему приходу уже было что-то дельное. Понял? После этих слов Намджун лукаво улыбнулся и подмигнул, чем вогнал в краску юношу, заставив послушно закивать и выпалить: "Я не подведу ни себя, ни тебя!", чем последний убрал все оставшиеся сомнения Кима в правильности своего решения. И, уже стоя на выходе, он не выдержал воодушевленно-беспокойного вида маленького друга и щелкнул того по носу, только больше заряжая уверенностью в успехе. Вот только стоило Чимину устроиться перед холстом с карандашом в руке, как вдохновение мигом улетучилось. Казалось, что его голову начинили ватой, впитывающей только-только возникающие мысли с идеями и оставляющей после себя некую тянущую пустоту. Нет ни одного образа, ни одной частички лица, что мог бы придумать Мин, а потому он через "не хочу" принялся рисовать в анфас юношеское лицо, выверенное по идеальным пропорциям, чтобы уже из этого сделать что-то живое и уникальное, что-то, что пробуждает внутри какой-то детский восторг и жажду бесконечно долго творить. Процесс написания портрета был крайне долгим и выматывающим: едва ли не каждые пару часов Мину приходилось отрываться от холста и уходить на улицу, вливать в себя литры чая и в особенно тяжелых случаях потрошил свою и без того скудную коробочку с табаком. А несколько раз парень от бессилия решался предать огню незаконченную работу, но своевременно одергивал себя и сжигал только пятиминутные наброски, не представлявшие ему почти никакой ценности. К счастью, время двигалось дальше, и хоть и медленно, но все же живо холст стал наполняться цветом и уже отчасти узнаваемым образом. Молодой художник работал на протяжении полутора месяца, выжимая из себя все соки и придавая полотну необычайную живость, вместе с тем вырисовывая словно характер несуществующего юноши. И, когда картина была на пути к завершению, Чимин вдруг осознал, что понятия не имеет, какое дать ей название. И вроде бы это не очень важно, учитывая, что на продажу он ни за что не выставит на продажу этого чуть смуглого красавца с беспорядочными волосами цвета кармина и парой изъянов на лице в виде родинок и едва заметных пятен, придающих идеальному лицу больше "человечности", но где-то на подкорке сознания Пак всеми клеточками своего тела чувствовал, что название просто необходимо. Даже имя, скорее. Потому что это не просто работа, а его дитя. За два-три дня ему все же удалось выбрать, по его мнению, как нельзя подходящее имя для красноволосого юноши. Тэхен. Это имя вселяло в парня некую уверенность, что, как бы плохо ему не было сейчас, черная полоса определенно закончится, и наступит момент счастья, лёгкости*. И, кажется, этот момент у Чимина как раз наступил. Стоило ему бросить мимолетный взгляд на картину, как тот сам собой приковывался к лицу прекрасного юноши и в особенности к его бесподобным глазам, будто способным без слов и жестов поведать целую историю, поделиться чем-то неизмеримо прекрасным, и Пак невольно начал разговаривать с портретом. Бывало, встанет, начнёт готовить себе завтрак, после крепкого сна собирая мысли в кучу и обдумывая планы на день, и вдруг обернётся к Тэхену, с заспанной улыбкой пробормотав: — Как думаешь, стоит сегодня заходить в мастерскую к Юнги? Каблук моего сапога обломился, но ближайшие дни я не планировал никуда ехать, и, следовательно, сапоги мне пока не нужны. Ответ Чимин, конечно, не получал, но ему достаточно было встретиться взглядом с неподвижным юношей, чтобы ощутить лёгкое осуждение с его стороны: "Лучше сразу отдать на починку, чем потом, когда нужда придет, резко вспомнить и бежать сломя голову к мастеру". Бывали, кстати, и дни, когда на Чимина находила апатия, и он часами рассуждал на извечные темы, делясь своими мыслями и мнением с Тэхеном, признав увековеченного на холсте парня неплохим собеседником и даже другом. А что? Близко он общался только с Намджуном и лишь иногда перекидывался парой слов с сапожником Юнги, Сокджином, местным пекарем, и заказчиками. Удивительно, но сам Джун поддерживал друга в таких беседах, считая, что если никому то не вредит, а Мину только лучше, значит, и проблемы никакой нет. Хотя за пару месяцев в поведении юноши начало прослеживаться нечто вправду нездоровое: он отдавал явное предпочтение компании собственного портрета с человеком, которого даже не существует, таскал за собой в любые места и чуть ли не клятвы всей жизни давал красноволосому. Но всему есть предел. В этом позднее убедился и Намджун. — Тэхен..! Тэ... Я знаю, что ты посмеёшься надо мной, но я обязан признаться. Ты, несомненно, — мое лучшее творение за всю жизнь. И с недавних пор я осознал, что люблю тебя не только как своё дитя, но и как партнера. Словно мы с тобой — идеальные дополнения друг для друга; до невозможного слаженный дуэт. Мне даже кажется, что мы- — на последнем предложении Пак запнулся, почувствовав, словно в груди что-то ухнуло и упало. В голосе его уже слышны нотки истерики. — Ах да, ты же не ответишь мне. Только наблюдаешь, иногда даёшь советы и глумишься над моей наивностью, так?! — Чимин. Юноша мгновенно встрепенулся, забыв о своем гневе и подавшись к портрету. — Тэхен? Ты назвал меня по имени, правда? Как я могу на тебя злиться после такого... Значит, ты тоже любишь меня, верно? — Чимин. Взгляни на меня. Что с тобой стало? — Тэхен, я, нет, мы. Да, мы, мы же любим друг друга. Прекрасное чувство захватило меня с головой, ты ведь и сам видишь это, — Мин во все глаза уставился на портрет, ласково улыбаясь и проводя подушечками пальцев по нарисованным карминовым волосам. — Чимин, нет же. Я стою за твоей спиной. Оборачиваясь, окрылённый парень улыбнулся ещё шире, ожидая встретить перед собой живую копию человека с картины. И в следующую же секунду он вскочил на ноги, подходя ближе и крепко обнимая того. — Это правда ты, Тэ! Я поверить не могу, все так похоже на чудесный сон... Ты такой красивый, никогда не перестану говорить это. А ещё ты очень высокий, прямо как Намджун, помнишь, он заходил к нам пару раз? — Чимин, тебе нужно отдохнуть. Пойдём со мной. — А голос! Какой приятный низкий голос, вы очень похожи этим с Намджуном, ты обязан встретиться с ним уже так, — Чимин не переставал говорить ни на минуту, все сыпя комплиментами и описывая свои восхищение и радость, в то время как парень заботливо погладил его по голове и поднял на руки, унося из дома. — Ты же любишь меня, Тэ? Скажи, что любишь! — Я люблю тебя и поэтому хочу позаботиться. Я отведу тебя в хорошее место, и будем мы жить счастливо. Договорились? — получив одобрительный кивок, он продолжил, — Только тебе нужно будет немного постараться, чтобы все точно было хорошо. После этого разговора двое проделали недолгий путь до другого, на первый взгляд не знакомого Паку здания, хоть и казалось, что он видел его где-то во снах. Внутри него первый уложил молодого художника на мягкую постель и попросил дождаться его на этом же месте, после чего покинул здание. Но Чимин помнил, что для достижения счастья необходимы усилия. А потому схватил со стола ключ и бросился вслед за Тэхеном. Послышался грохот, вслед за ним хлопок двери и крик вернувшегося Намджуна. Пол, почти сожженную картину и тело юноши окропил кармин. * — примерно такое значение действительно имеет имя Ким Тэхена, написанное на ханче.